Анна Караваева - Собрание сочинений том 1. Золотой клюв. На горе Маковце. Повесть о пропавшей улице стр 4.

Шрифт
Фон

Много раз я наблюдала, как люди старшего и среднего поколения, пересматривая свои взгляды на жизнь и труд и все глубже включаясь в социалистическое строительство, как бы вновь открывали себя, молодели душой. У молодежи, особенно у первого поколения комсомола, опыт жизни был еще невелик, но зато ее взросление происходило бурно, и в кратчайшие сроки юность закалялась в огне боев, в борьбе за молодую советскую власть. Тема молодости и вся связанная с ней проблематика уже в двадцатых годах определилась для меня как тема совместной борьбы и созидания, как тема духовного единства поколений.

В начале тридцатых годов в эту давно разрабатываемую мной тему много живого, поэтического тепла внесла дружба с Николаем Островским. По возрасту нас разделяло десять лет с небольшим, но на многие вещи у нас были одинаковые взгляды. В наших беседах с Николаем Островским мы касались очень многих сторон жизни ("целые тома наговорили", - шутил он), а также, естественно, и темы молодости. В 1934 году в Гослитиздате вышла моя книжка "Рассказы о познании", посвященная проблеме идейно-нравственного воспитания демократической интеллигентской молодежи в дореволюционную эпоху. Когда, по просьбе Николая Островского, я прочла ему некоторые главы этой книги, он задумчиво сказал: "Да, мелкобуржуазной молодежи куда труднее было добираться до истины, чем молодежи рабочего класса или Красной Армии, - там чувство локтя, общность работы, борьбы…" Тогда я рассказала ему давно растрогавшие меня и хранимые в памяти две истории, слышанные мною еще в двадцатых годах от двух девушек, курсанток Совпартшколы, которые совсем юными пошли "драться за советскую власть". Эти истории очень понравились Островскому, и он тут же стал горячо советовать мне "не держать только в памяти, под спудом" этот жизненный материал, а обязательно написать роман. Со свойственной ему дружеской заинтересованностью и сердечностью он до тех пор напоминал мне об этом и настаивал, пока я действительно не взялась за роман "Лена из Журавлиной рощи". Но книга вышла в 1938 году (к двадцатилетнему юбилею комсомола), когда нашего дорогого друга уже не было в живых.

В конце тридцатых годов, когда я, по предложению журнала "СССР на стройке", работала над очерком о старинных русских городах, мне довелось подробно познакомиться с замечательным архитектурным памятником русской старины - с Троице-Сергиевским монастырем, бывшим более трехсот лет назад одной из сильнейших крепостей, защищавших Москву с севера против войск Лжедимитрия.

Для работы над очерком мной было перечитано немало старых, давно известных мне исторических материалов о тяжких месяцах осады. Были мне известны записанные в историческом "Сказании об осаде" и подлинные имена ряда его героев - Ивана Суеты, Данилы Селевина, Шилова и Слоты. Вызванные в памяти образы этих народных героев будто налились молодой и свежей силой: ведь не случайно еще в те времена, когда на виду были главным образом сильные мира сего - знатные и богатые, летопись рассказывала о сынах простого народа. Так у меня созрел творческий план исторической повести "На горе Маковце", посвященной героизму простых русских людей. Не прошло и трех лет, и мне, как и миллионам советских людей, пришлось изо дня в день жить и дышать напряженным воздухом всенародной героической борьбы за нашу великую советскую родину в грозные годы Великой Отечественной войны.

С первых месяцев войны я была корреспондентом "Правды" на Урале, в Свердловской области, и написала более тридцати очерков о доблестном труде уральцев для фронта.

На Уралмашзаводе, в Нижнем Тагиле, в Ревде, Дегтярке и всюду, где мне случалось бывать, я видела героический, полный упорства и веры в победу труд нашего рабочего класса. В те грозные дни, несмотря на многие потери и трудности военного времени, жизнь советского тыла была преисполнена высокого напряжения всех физических и нравственных сил, а вместе с тем была полна уверенного спокойствия и выдержки. Победа над врагом зримо ковалась во всех проявлениях общественной и хозяйственной жизни; расширялись старые и строились новые цехи, заводы, рабочие поселки, клубы. На заводах широким фронтом развивалась новаторская мысль, проходили технические, научно-политические, читательские конференции, ставились спектакли, устраивались концерты, литературные вечера.

Наплыв множества новых впечатлений, резко и ярко окрашенных временем, был так силен и по-своему неповторим, что у меня в ту пору не однажды возникала мысль начать в виде документальных записей "Дневник современника". Но вскоре эта мысль была оставлена, так как я пришла к выводу, что в таком дневнике можно оказаться захлестнутой пестротой и обилием событий.

Уже было собрано и обобщено много материала, и в ноябре 1941 года я начала работать над романом "Огни", законченном в сентябре 1943 года. Привлекала меня работа и над очерком как непосредственная запись живых впечатлений очевидца-современника. Более трех десятков очерков на страницах газеты "Правда" в дни войны были для меня также и своеобразной заявкой на книгу документальных повестей "Уральские мастера" (1941–1942).

Время шло, победы на фронтах и наступление всенародного труда в тылу наносили все более грозные удары по фашистским полчищам. Это дало мне линии продолжения судеб героев романа "Огни" и материал для нового романа "Разбег". Название подсказала сама жизнь. В одной из живых бесед с рабочими кто-то насмешливо сказал: "Немцы провалили свой "блицкриг", а мы взяли - разбег".

В начале осени 1943 года, по поручению редакции газеты "Правда", я побывала в г. Курске и в районе "Курской дуги". Еще шла война, а варварски разрушенный врагом город уже вставал из пепла, - и все, что я видела там, бесконечно разносторонне показывало неистребимую силу советского народа, устремленную неизменно к жизни, к созиданию во имя мира. Так возникла тема третьего романа "Родной дом", связанная по линии развития действия и характеров героев с романами "Огни" и "Разбег". В 1950 году была окончена трилогия "Родина", посвященная жизни нашего советского рабочего класса - итог без малого десяти лет творческой работы.

Мне было девять лет, когда мой дед, старый путиловец, однажды взяв меня с собой на завод, показал плавку чугуна. С того дня прошли десятки лет, но это впечатление детства словно бросило мне в душу первое зерно изумления и восторга перед силой и бесстрашным уменьем коллективного труда, повелевающего огнем и металлом.

Физическим трудом занято большинство человечества, которое создает всю материальную основу жизни общества. В том, как человек золотыми своими руками, умением, точностью и упорством творит неисчислимые материальные ценности, - не меньше красоты, поэзии, гуманистической мечты, новаторства, чем в области умственного труда. Поэтому у нас в СССР, где так высоко уважают труд человека, странно говорить о "производственных", "колхозных", или "семейных" романах. Наш советский роман - большое многоплановое произведение, в котором деяния человека, все его отношения с людьми, конфликты и противоречия неразрывно связаны с его внутренним миром духовных интересов и всех интимных его чувств. Именно так представлялась мне художественная цель и пути отражения жизни, когда я работала над трилогией "Родина". В трилогии более шестидесяти героев первого, второго плана и эпизодических фигур. В беседах с читателями мне задавались вопросы, кто является, например, прототипом парторга Пластунова, сталевара Ланских или Сони Челищевой. Я могла бы рассказать про десятки хорошо известных мне жизненных случаев и волнующих историй о различных человеческих судьбах, но ни разу не могла бы я убежденно сказать, какие образы имели в жизни своих прототипов. Да и уж так ли часто встречается в "чистом виде" прототип, этот драгоценный первообраз, якобы настолько многогранно вылепленный жизнью и настолько "готовый", что к нему и домышлять ничего не приходится. Я больше верю в те волнующие и всегда открывающие что-то новое живые впечатления от многих встреч с людьми. Проникая мысленным взором в духовное и трудовое бытие представителей разных поколений нашего советского общества, я чувствую эти впечатления как непосредственные и всегда волнующие новые толчки жизни.

Жизненный и творческий опыт, серьезное раздумье над целями искусства, над его действенной, активной силой, его участием в преобразовании жизни не раз помогали мне в работе и над моими новыми и старыми книгами.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Популярные книги автора