- Ну-ну, моя госпожа, это же естественно. Помимо всего прочего Ваше Сиятельство - чрезвычайно важная особа, от чьей... сердцевины, как Ваше Сиятельство изволили выразиться, зависит будущее царского рода... Но я всё понимаю, моя Шесу.
Преданная маленькая толстуха стояла, держа в охапке гору накрахмаленного полотна, волосы её, как обычно, были растрёпаны, а лицо сморщилось в доброй улыбке. Хатшепсут отбросила плод, который держала в руке, соскочила с места и схватила её в объятия.
- Ты всегда всё понимаешь, не так ли, Старая Никто, Старая Ну-Ну-Моя-Госпожа!
- Да сохранит нас благословенная Исида, смотрите, что вы делаете - вы помнёте эти чудесные складки! - Высвободившись из объятий своей экспансивной госпожи, Иена оглядела одежды и бросила их на кровать. - Ну да, всё это нужно заново гладить, но это буду делать уже не я. Спасибо моей госпоже, которая всегда посылает одну-двух рабынь, чтобы помочь старой Иене справиться с её работой... а уж если я увижу, как одна из этих бездельниц рассматривает сердцевину моей госпожи!.. Ах, чувствуете, как прохладное дыхание северного ветра обвевает нас, просто блаженство, не так ли? Пойдёмте в ванную, нынче утренний приём, нужно наилучшим образом вымыть вас...
"По крайней мере, - рассуждала Хатшепсут, когда Иена через полчаса позволила ей сойти с массажного стола, - я сегодня проведу совсем немного времени в компании придворных дам. Скоро мы уезжаем в храм".
Царица знала, что возбуждение было беспричинным; ей предстояла хорошо знакомая поездка в носилках и царской барке, торжественные приветствия жрецов, необходимость долго стоять в набожной позе за спиной Ненни, пока будет гореть ладан... Всё же по сравнению с её обычными утренними занятиями казалось, что ей предстояло головокружительное приключение.
Хатшепсут сдержала вздох, вернулась в спальню и велела рабыне убрать её волосы.
ГЛАВА 3
Следуя за Ненни в неторопливой процессии, выходившей из пропитанной запахом ладана Святыни Святынь, Хатшепсут с раздражением размышляла о том, почему же она решила этим утром отправиться в храм вместо того, чтобы вытерпеть один-единственный томительный час Еженедельного приёма. Предстояла ещё аудиенция Верховному жрецу, и один лишь Амон знал, как долго Ненни придётся там проторчать в волнении и спорах...
В дверях она обернулась и окинула взглядом огромную золотую статую в освещённой факелом нише, перед которой жрец медленно поднимал алую завесу. Величественный и вызывающий благоговение, прекраснее любого смертного - Амон, её отец.
"Действительно мой отец, - подумала она со странным внутренним содроганием. - Он вошёл к госпоже моей матери в облике фараона и возлёг с ней на всю долгую ночь - о боги, если бы он так же пришёл ко мне!"
Она пересекла выложенную яшмой мостовую, миновала деревянную дверь, оказалась в передней, которая была чуть побольше и чуть посветлее, чем Святыня Святынь, где было темно как в гробу, оттуда попала в другую комнату с шестью высокими колоннами, ещё больше и ещё светлее. За ней раскрылся просторный пышный зал, в котором лес кедровых колонн, столь же толстых, как стволы деревьев с холмов Ливана, откуда они прибыли, в полумраке вздымался ввысь, пересекая стрелы солнечных лучей, высоко, под самым потолком, врывавшихся в ряд окон.
Хатшепсут любила этот зал, давным-давно построенный её отцом Тутмосом к вящей славе Египта и бога Амона. Здесь она чувствовала свою близость к отцу. Всё окружающее было делом его рук, ставшим видимым и осязаемым благодаря искусству Инени, его архитектора. Он был великим царём - это лишь одно из множества строений, которые фараон повелел воздвигнуть на Черной Земле своего царства, чтобы запечатлеть своё долгое и деятельное правление. А за те пять лет, которые минули с тех пор, как сын Мутнофрет возложил на себя корону, ни один камень не лёг поверх другого, не был воздвигнут ни один памятник, их и не собирались строить.
Верховный жрец Акхем, маленький толстый человечек с холодными глазами, сопровождаемый рабом Амона и надсмотрщиком за полями и работами, вышел, чтобы встретить царскую чету в дверях и препроводить в свои покои. Раз и навсегда заведённым порядком механически свершился торжественный тягучий ритуал, состоявший из поклонов, простирания рук, восхваления фараона и пожелания множества сыновей Великой Царской Жене.
Медленный и торжественный танец, подумала Хатшепсут. За тысячелетие в нём не изменился ни один жест...
Без интереса она смотрела на Нахта, надсмотрщика за работами - костлявого угрюмого типа, который переводил подозрительный взгляд с Акхема на Сехведа, раба Амона, которого она хорошо помнила по регулярным ежемесячным визитам во дворец. Это был дрожащий любезный старичок, очень достойный и сонный, который, по её мнению, уже на несколько лет пережил свою способность приносить какую-нибудь пользу.
- Я умоляю Ваши Величества без неудовольствия принять моё недостойное гостеприимство, - провозглашал Акхем, одновременно подзывая рабов и носителей опахал. - Если Ваши Величества соизволят сесть... Боюсь, что могу предложить вам только мёд и воду. Ваши Величества, конечно, понимают, что мы, жрецы, ведём скромную и ограниченную жизнь и не наслаждаемся той роскошью, к которой привыкли Ваши Величества...
Хатшепсут иронически взглянула на увесистое брюшко и лоснящуюся кожу маленького человечка, тончайшее полотно, в которое было облечено жирное тело, но воздержалась от комментариев.
Ненни вежливо пригубил безвкусный напиток. Фараон был бледнее, чем обычно, шея напрягалась под тяжестью короны.
- Вы можете рассказать Моему Величеству о ваших обидах, - произнёс он.
- Я благодарю вас, Великий Гор. Я не знаю, с чего начать. Это очень деликатное дело.
- Это касается заявлений некой жрицы?
- В значительной степени, Ваше Великолепие.
- В них заключено всё, - с неожиданной страстью включился в разговор Нахт. Хатшепсут заметила, что он смотрел на Акхема, как кошка могла бы смотреть на очень большую и опасную крысу.
Верховный жрец не обратил внимания на реплику.
- В храме есть жрица в ранге божественной служанки, некая Нофрет-Гор. В прошлом она проявила незаурядные способности в провидении и предсказании, но теперь, боюсь, совершенно обезумела.
- Возможно. А может быть, и нет, - огрызнулся Нахт.
Акхем стрельнул в него ледяным взглядом:
- Если надсмотрщик будет любезен не прерывать меня...
Ненни прокашлялся:
- Какое же пророчество так беспокоит вас?
- Она говорит... Конечно, Ваше Величество понимает, что это не может называться пророчеством, пусть Сильный Бык простит... недостойного, если тот поправит его божественные слова. Это ложь, это просто бред расстроенного сознания... - Акхем несколько минут распространялся в том же духе, его ровный убедительный голос не менялся, но верхняя губа предательски вспотела, и он вытирал её тонким как паутинка шатком.
- Но что же говорит эта женщина? - наконец прервал его Ненни.
Неожиданно старый раб Амона заговорил невинным голосом весёлого ребёнка:
- Она говорит, что Верховный жрец недостоин своего служения.
- Вот как! - пробормотал фараон. Хатшепсут рассматривала свои перстни. Когда шаток Верховного жреца вновь пришёл в действие, её вдруг наполнила радость. Конечно, фараону как бы между делом пояснили, что женщина безумна; на её гнусное высказывание, которое, как она утверждала, было словом Амона, сошедшего к ней в её провидении, не следовало обращать внимания, оно лишь подчёркивало её безумие. Акхем сожалел даже о том, что ему пришлось рассказать о ней фараону; но он был уверен, что фараон теперь согласится: нужно что-то сделать, чтобы немедленно устранить женщину из храма.
- Неужели это действительно невозможно? - спросил Ненни. - Прогоните эту женщину. Обратитесь к колдуну, чтобы он изгнал хефт. Я уверен, что вам не потребуется помощь фараона.
- Ваше Величество не полностью постигает ситуацию, - произнёс Нахт тоном, прямо указывавшим на то, что он решил сказать своё слово. Ядовито взглянув на Акхема, он встал прямо перед фараоном. - Нофрет-Гор - жена начальника кладовых, превосходного человека, необходимого предстоящим храма! Я уверен, что Верховный жрец согласится со мной. Если бы не начальник кладовых, учёт в сокровищницах давно бы оказался ввергнутым в хаос. Думаю, что я не преувеличиваю, не так ли, достойный Акхем?
Он ехидно ухмыльнулся, Акхем в ответ слишком небрежно пожал плечами.
- Да, он принёс много пользы. Но я думаю, что не следует обременять Доброго Бога этими мелочами.
- Не всё это мелочи, - прервал Нахт. - Например, ошибки, которые он нашёл в записях сокровищницы...
- Да, какой-то враг подделал записи, - объяснил Акхем. Теперь он говорил уже настолько беззаботно, что трудно было разобрать слова. - Получалось так, будто я... будто некоторые богатейшие пожертвования уходили в мою собственную казну, это...
- Козни... врагов... несомненно, - подтвердил Нахт, наблюдая за Акхемом, - храм заполнен ими. Сможет ли Ваше Величество поверить, что некоторые жрецы - люди, которым Верховный жрец абсолютно доверял, фактически его любимцы - на деле забирали себе пожертвования от самых состоятельных прихожан? Причём они не только получали, но и требовали богатых личных даров для пожертвования богу.
Акхем напряг голос и перекричал Нахта:
- Конечно, когда начальник кладовых показал мне то, что обнаружил, этих людей изгнали из храма. Всё это закончилось, надсмотрщик, и хватит об этом.
И всё же, думала Хатшепсут, он ещё выглядит слишком обеспокоенным исходом этой небольшой игры, в которой наверняка участвовал не без выгоды!