- По крайней мере, так было после демонстрации кагуляров на площади Конкорд,- полпред незаметно подложил гостям еще по кусочку бисквита.- Но нападение на Блюма, как ни странно, сошло с рук... Да и чему удивляться? За фашистскими организациями стоит "Французский банк". Железный король Эжен Шнейдер - один из главных его регентов. Он же возглавляет и "Объединенный европейский банк", который, в частности, контролирует военные заводы Шкода. Поэтому не слишком обольщайтесь успехами Иеронима Петровича в Праге. Когда дойдет дело до конкретных заказов... В общем, все достаточно сложно. Настоящий змеиный клубок. Суть в том, что солидный пакет акций находится в немецких руках. Связь с "Фарбениндустри" осуществляется непосредственно через "Металл-Гезельшафт". И главное - это двусторонний процесс. До семидесяти пяти процентов французских капиталовложений приходится на германские заводы взрывчатых веществ.
- Тот же концерн "ИГ Фарбениндустри"? - спросил Тухачевский.
- В основном. Одним капиталом, конечно, не ограничивается. Наблюдаются и более деликатные нюансы. Взять, к примеру, сенатора де Ванделя, металлургического магната. Он возглавляет "Комитэ де Форж" - всемогущее объединение тяжелой промышленности. Принадлежащие ему заводы и рудники расположены в основном в приграничных с Германией районах, некоторые вообще находятся в Саарской области. Как вы думаете, заинтересован подобный господин во франко-советском союзе?.. Увы! Есть сведения, что Вандель имеет карточку номер тринадцать в "Боевых крестах", а владелец электротехнического концерна Мёрсье - номер семнадцать. Гитлер для них - крестоносец, новоявленный Шарлемань, спасающий Европу от большевизма.
- Что же нам тогда остается? - еще раз взглянув на часы, Михаил Николаевич встал.- Опустить руки? Или все-таки попробовать побороться? За ратификацию, за военный союз...
- Не может быть двух мнений! - взволновался Потемкин.- Но бороться надо с открытыми глазами, зная противника... Тем более что есть и другая сторона медали: рабочая Франция, Народный фронт и вообще... Информация вполне объективная, Михаил Николаевич, и если я малость сгустил краски...
- Ничуть, Владимир Петрович, все верно. Спасибо за интересный обзор. Однако нам пора.- Тухачевский поправил портупею.
"Все, что ему нужно, он и без меня знает,- с запоздалым сожалением подумал полпред.- Самостоятелен, резок - высоко парит".
Предупредительно забежав перед маршалом, Венцов распахнул дверную створку.
Васильченков уже сидел в машине, колдуя над списком приглашенных на завтрак в честь Гамелена. Он отвечал за авиацию и боялся пропустить какую-нибудь мало-мальски влиятельную персону.
17
В Шартре, отстоящем в восьмидесяти восьми километрах к юго-западу от Парижа, жадно расхватывали специальные выпуски ведущих газет с фотографией Тухачевского перед зданием военного министерства. (Слева от маршала стоял Венцов, по правую сторону - военно-воздушный атташе Васильченков.) На другой день она появилась в четырнадцатом номере "Правды" со ссылкой на "Франс Пресс".
О содержании беседы с господином Мореном не было сказано ни полслова.
Кортеж машин с флажками обеих стран проехал через мост на реке Эр и, попетляв по узким улочкам вокруг древнего готического собора, вырвался на современную автостраду, ведущую к военному аэродрому. На каждом километре стояла охрана.
Летное поле, покрытое жалкими кустиками перезимовавшей травы, блестело лужами. Приземлившийся биплан с трехцветными кругами на выгнутых крыльях, протянуло по скольжине до самых ангаров. Он едва успел развернуться, вздыбив колесами желтую воду.
- Недаром Иероним Петрович так ратует за твердые покрытия,- шепнул Тухачевский Васильченкову.- Скоростная авиация требует совершенно новых аэродромов.
- Командарм первого ранга Уборевич будет вместе с нами на оборонных заводах в Гавре, товарищ маршал. Получается слишком плотный день. Утром посещение министра иностранных дел Фландена, затем маршал Петэн и поездка в Гавр, а вечером Владимир Петрович дает обед.-
- Вы предлагаете внести изменения в программу? Отказаться от Гавра?
- Никак не возможно, товарищ маршал.
- Тогда о чем разговор? - Тухачевский достал из чехла бинокль.
На взлет вырулили истребители.
Звено за звеном они вонзались в зенит, виртуозно вырисовывая фигуры высшего пилотажа: замедленные и восходящие бочки, иммельманы, повороты и перевороты на горке, пикирование.
- Великолепное мастерство,- похвалил Тухачевский полет сомкнутым строем. Словно связанная невидимой нитью, эскадрилья кружила по восходящим и нисходящим спиралям и падала в пике под сорок пять градусов.
- Не хуже, чем у нас в Щелково,- шепнул Васильченков.
"Не хватает только, чтобы истребители "Моран" выстроили в небе имя вождя",- подумал Михаил Николаевич.
- Поздравляю, генерал,- сказал он, приблизясь к Пикару, замещавшему начальника воздушного штаба.- Образцовая техника пилотажа.
Летчики и впрямь работали превосходно. Но машины едва ли могли выдержать соревнование с истребителем Мессершмитта. Еще слабее оказались бомбардировщики. Старые "Амио" годились разве что для ночного полета, а новым - со стрелком-радистом в хвосте - все-таки недоставало скорости.
Настоящей бомбардировочной авиацией Франция фактически не обладала. Англичане и немцы ушли вперед минимум на три года.
Страна, зажатая между двумя фашистскими хищниками, проявляла поразительную беспечность. Оружие и боеприпасы устаревших типов. Новейшие образцы будут поставлены на поток только к сороковому году. До сих пор ведутся ожесточенные споры о снарядах. Никто не знает, сколько их может понадобиться: три, четыре или же пять миллионов в месяц. Одни стоят за сталь - эффективнее, другие с пеной у рта ратуют за чугун - дешевле. Идут бесконечные дебаты по поводу новых типов взрывателей и мин, а производство стоит. Лучше бы уж просто скопировали у немцев. Печальнее всего то, что обстановка с вооружением до тошноты напоминает родные картины. Единственное, в чем французы сумели продвинуться, так это стопятимиллиметровое орудие. Его уже поставили на конвейер вместо прежнего - семьдесят пять.
По дороге в Париж Васильченков вновь выразил беспокойство:
- Я чего опасаюсь, товарищ маршал? На беседу с Петэном у нас остается от силы полтора часа. Кто его знает, как он себя поведет. Старикан хоть и в отставке, но с ним здесь очень считаются. Министры и те на поклон едут.
- Мы в лучшем положении. Не мы к нему, а он к нам. Улавливаете различие? И вообще позвольте спросить: вы предлагаете решение или сами являетесь частью проблемы?
К общему удовлетворению все благополучно уладилось: и с заводами, и с Петэном, и с торжественным завтраком.
Старый маршал явился в полпредство с многочисленной свитой.
Советскую сторону представляли Тухачевский, Уборевич и Венцов. Запись вел помощник военного атташе полковник Кирилов.
После обмена дежурными любезностями необычайно подвижный восьмидесятилетний старец ринулся в атаку:
- Слушайте, господа! - он сердито фыркнул, продув седую щеточку усов.- Неужели вы не можете воздействовать на коммунистов, чтобы они не разлагали нашу армию и нашу страну? Мы же разумные люди, профессиональные военные! Давайте выработаем общую позицию. Прямо здесь. Торезу и Кашену останется лишь подчиниться. Надеюсь, вы возьмете это на себя.
Тухачевский и Уборевич изумленно переглянулись. Михаил Николаевич никак не ожидал подобной наивности от человека, просидевшего брюки на высоких постах. "Выжил из ума? - невольно возник вопрос.- Или дурак от природы?"
Досье Анри-Филиппа Петэна рисовало несколько иной образ.
Он родился в той благословенной части Франции, где люди отличаются несокрушимым упрямством и отменным здоровьем. Образование получил в знаменитом Сен-Сире, кузнице кадров высшего офицерского состава. Не блистая ни талантами, ни даже пороками, могущими привлечь внимание начальства, медленно рос в чинах. К началу войны четырнадцатого года дослужился до полковника и в пятьдесят лет получил пехотную бригаду. До вершины карьеры оставался последний шаг, ибо в личной карточке значилось: "Не продвигать выше бригадного генерала".
Как и Гинденбурга в довоенной Германии, Петэна считали ординарным штаб-офицером. Но волей случая предание связало его имя с героической защитой Вердена. Суровый упрямец с ясными голубыми глазами неожиданно оказался любимцем нации и, минуя промежуточные стадии, выскочил прямо на Олимп. В семнадцатом году он уже на посту главнокомандующего.
Еще в "Эколь де Герр" Петэн проповедовал идею непрерывного наступления, "проводимого без всяких колебаний". Война предоставила возможность на практике и в гигантских масштабах проверить теорию. Результаты оказались плачевными. Петэн положил множество пехотинцев, бросив их, без необходимой артподготовки, на пулеметы кайзера.
Эти эскацады, дорого стоившие армии, заодно с прочими просчетами высшего командования довели солдат до отчаяния. Вспыхнули бунты. Петэн подавил их со всей решительностью. По его приказу в восставших полках, как во времена римских цезарей, был расстрелян каждый десятый.
После подписания мира он вышел в отставку. Но когда в двадцать пятом году понадобилось усмирить восставших риффов в Марокко, республика вспомнила героя. В эту кампанию одним из офицеров его штаба был полковник де ла Рокк.