В глубине души Канарис потешался над этой макабрической чепухой: гунны, рыцарь-висельник Вевель и прочее. Но коль скоро кровавая романтика стала составной частью нацизма, с ней приходилось считаться. Арендовав за одну марку в год поместье, принадлежавшее когда-то падерборнскому епископату, Гиммлер намеревался основать там духовный центр СС. Словно школьник, начитавшийся готических романов, он жил грезами об орденском государстве, безбожно перемешав иезуитскую иерархию с тевтонским ритуалом. Все валил в одну кучу: рыцарей "круглого стола", катаров и нибелунгов. Кошмарное месиво! Но даже оно превосходно вписывалось в бюрократические структуры.
В штаб-квартире на Вильгельмштрассе существовало особое ведомство "Вевельсбург", возглавляемое штандартенфюрером Таубертом, который исправно подписывал умопомрачительные счета главного архитектора Бартельса.
Канарис отдавал должное деловитости нацистов. Они умели воплощать в реальность любой бред. Это даже нравилось. Пропустив мимо ушей намек на сотрудничество, он задал несколько вопросов на темы древней истории, столь своеобразно понимаемой рейхсфюрером, и, описав полный мистический круг, возвратился к началу беседы, к английским новостям.
- Не будем забывать, досточтимый коллега, что король Артур, столь почитаемый вашим патроном, был предводителем бриттов. В книге фюрера о нашем английском партнере тоже говорится вполне уважительно, как о потенциальном союзнике. В отличие от французов, этих легкомысленных представителей вырождающейся латинской расы, к тому же перемешавшихся с неграми. Я правильно излагаю? - В беседах с людьми типа Гейдриха Канарис придерживался удобной роли несколько усталого, слегка циничного шутника. В последующем пересказе интонации ускользают и доносчик предстает чуть ли не идиотом.- Итак, насколько я представляю, нам предстоит поработать во Франции. Что вы предлагаете?
- Обратиться к французам. С ними все же проще, чем с русскими,- почти в тон ответил Гейдрих, досконально изучивший повадки партнера.- Начнем с лидеров?
- Если удастся помешать ратификации, то советско-чешское соглашение потеряет практическую ценность. Это очевидно. Ключевой фигурой, безусловно, является Леон Блюм. Но я бы поостерегся от повторения заманчивого опыта с Луи Барту. Нет, вы не думайте, я не испытываю к Блюму особых симпатий. Он же из Моисеева племени... Кстати, почему господин Штрайхер упорно именует их всех Исидорами? Это так принято?
- Думаете, устранение Блюма ничего не даст?
- При нынешних настроениях французы могут еще больше качнуться влево. Но это мое мнение. Решать вам.
- Вы же знаете, что я ничего не решаю. Нужны новые идеи. А тут вся надежда на вас.
- Спасибо за доверие. Всегда рад служить.
- Значит, можно надеяться на помощь? Я имею в виду парижские связи.
- Это я должен просить вас о помощи. В Париже вы обскакали абвер на целый корпус. Но все, что в наших силах, мы сделаем.
- Если дело только за Блюмом, то я не вижу особых препятствий. Хороший посредник или даже цепь посредников... Вас волнуют следы?
- Меня уже мало что волнует в этой жизни. Перед лицом крупного общественного возмущения никто в мелочах копаться не станет. Достаточно молвы. Нетрудно предугадать, какие адреса будут названы. Очень уж ограничены возможности... Опять усташи? Политика мстит за шаблонный подход.
- А если сами французы?
- "Боевые кресты" полковника де ля Рока?.. Мы, конечно, не вправе удерживать французских патриотов от проявления праведного гнева. Почему бы и нет? И все же я остаюсь при своем мнении. Немножечко пугнуть, пожалуй, не вредно.- Канарис принял на колени большую персидскую кошку.- Но не больше.
- Хорошо. Тут не будет проблем.
- Гора родила мышь. Если так пойдет дальше, нас обоих просто уволят, вытолкают взашей... Выкладывайте, что у вас на уме, дорогой коллега.- Кошка заурчала и выпустила когти. Пришлось согнать.- Вы же знаете, с какой готовностью я иду вам навстречу.
- Никакой задней мысли... Просто я подумал, что всякий двусторонний договор предполагает, естественно, две сферы влияния. Пока мы обсуждали только одну.
- В России становится неимоверно трудно работать,- с полуслова понял Канарис.- НКВД имеет тысячи добровольных помощников. Все следят за всеми. Выезд и въезд под строгим контролем, обмен людьми сведен до минимума. У нас очень мало достоверной информации. Едва ли я сумею сообщить вам что-либо новое.
- Однако у вас на руках вся колода. Это я пришел на пустое место,- посетовал Гейдрих.- Судя по газетам, в Советском Союзе разворачиваются любопытнейшие процессы. Режим явно не обладает всей полнотой власти. То, чего мы достигли в считанные дни, у них растягивается на годы.
- Поверьте, что я с неослабным интересом слежу за московскими событиями. Вы совершенно правы, там еще много неясного. Однако я почти уверен, что в самом ближайшем будущем у нас появится возможность проводить более активную политику.
- Французы и особенно чехи одобрительно отзываются об их армии. Теперь к общему хору присоединились и англичане. Особенно лейбористская печать. Ваше мнение?
- Это, безусловно, серьезная, причем быстро растущая сила. У нас в генштабе тоже придерживаются такой точки зрения. Вам это, конечно, известно...
- Однако в среде высших офицеров имеются существенные разногласия?
- Как и всюду, коллега, и это нормальный процесс. Я в курсе дискуссий, которые временами выплескиваются на страницы печати, но не склонен к поспешным выводам. Споры между новаторами и традиционалистами неизбежны в генеральской среде. Вы знаете, какой это замкнутый, разъедаемый завистью мирок. Тухачевский и этот Иероним Уборевич определенно принадлежат к лагерю твердых реформаторов. Крупные танковые формирования, ударная авиация, массированные десанты - это их конек. Кстати, здесь эти люди близки к воззрениям германской школы.
- Что делает их особенно опасными.
- Несомненно.
- Было бы интересно ознакомиться с имеющимися на них материалами. У нас почти ничего нет, я имею в виду существенное. Вы же знаете, что я вынужден был начинать с нуля.
- Вы знакомы с нашими традициями, старый друг.- Канарис взял бронзовый колокольчик.- Такие вопросы решают на высшем уровне... Чашечку кофе?
7
Как призраки ночи, летят со всех концов Берлина фургоны с теплой надписью "Хлеб". Разрозненной эскадрой летучих голландцев плывут навстречу фургоны с уютным названием "Мебель". По пустым улицам, погруженным в предутренний сумрак, мимо опущенных жалюзи и закрытых ставнями окон. От голых лип Унтер-ден-Линдена и обледенелых каналов, от Александерплац и Шарлоттенбурга, от Грюнвальда и Штеттинского вокзала. Темны витрины Вертгейма, заперты двери кафе-автоматов Ашингера.
Не ящики с румяными булочками потряхивает на поворотах, не штабеля полуторных матрасов для молодоженов качает на переездах трамвайных путей. Унижением, болью, бедой провоняли глухие фургоны. Кого вытащили из теплой постели, кого отвозят с ночного допроса в тюрьму. Лучше не думать, не знать, не спрашивать. Мертвенный свет фар обливает надменный лик Беролины, но в медных очах богини незрячая пустота, и синие искры первых трамваев просверкивают на медных ее губах.
В резиденции посла Соединенных Штатов напольные часы отбили восьмой удар.
Едва Уильям Додд вошел к себе в кабинет, как ему передали личную телеграмму Кордела Хэлла. Государственный секретарь требовал ответа, существует ли непосредственная угроза войны. Видимо, в том и заключается смысл дипломатии, что постоянно приходится подкреплять очевидные факты.
- Свяжитесь с канцелярией Нейрата на предмет аудиенции,- распорядился посол.
С угрозой вообще господа в Вашингтоне, очевидно, смирились. Теперь их волнует "непосредственная".
Вспомнилась поездка в Прагу и конфиденциальная встреча с Бенешем. "Немцы ненавидели нас в течение многих столетий,- сказал президент.- Сейчас они преисполнены решимости аннексировать Чехию. Сначала частично, затем полностью".
Доказательств было предостаточно, но кто мог назвать тогда точные сроки? Чехословакия, Польша, Литва, Франция, Нидерланды - где, когда начнется война?
Подвинув кресло к журнальному столику, Додд взял пачку обандероленных газет и наскоро проглядел политические новости. Немецкая печать дружно обрушивалась на Рузвельта. "Бёрзен цайтунг" называла американского президента новым Вудро Вильсоном, пытающимся подавить и предать несчастный германский народ. В геббельсовской газете "Ангриф" проскальзывали особенно раздраженные, скорее даже бранчливые нотки. Замалчивая существо президентского обращения, нацистская пропаганда дружно атаковала близоруких пацифистов, плутократов и, конечно, евреев. Лишь более сдержанная в оценках "Берлинер цайтунг" своими словами пересказала президентское послание о предотвращении войн.
- Ты чем-нибудь огорчен, дорогой? - озабоченно спросила миссис Додд. Она вошла в халате, держа в руках поднос со стаканом апельсинового сока. На блюдечке были рассыпаны гомеопатические крупинки.
- "Толпа, как женщина",- миссис Додд расправила салфетку.- Вероятно, господин Гитлер знает, как надо обращаться со своим народом... Прими, пожалуйста.
Додд покорно проглотил лекарство.
- Марта уже встала?
- Наводит красоту,- улыбнулась жена.- Кронпринц с супругой пригласили ее на прогулку.
- Значит, она занята? Жаль.
- Тебе что-нибудь нужно? Луи Фердинанд обещал заехать после одиннадцати.
- Тогда сделай милость, попроси ее отвезти записку в русское посольство. Мне необходимо повидаться с Сурицем. Звонить, по понятным причинам, я бы не хотел.