Ради этих кусочков мяса его сестра работает здесь санитаркой, кормя и одевая всю семью, и ему ещё помогает. А он умудрился ещё усадить ей на плечи свою бывшую жену с ребёнком. Эта дура деревенская не хочет ни работать, ни учиться, только жертву из себя корчит, бросили её, видите ли, как он мог так лохануться. А ведь мать была права, сам себя наказал, некого винить. У этой дуры столько злобы, приносил же ей каждый месяц деньги на ребенка, мог и поиграть с сыном, так нет же, подала официально через суд на алименты. Теперь в бухгалтерии сколько положено удерживают, но и ему ходить унижаться, истерики слушать не нужно. Правда, и сына почти не видит. Сердце защемило, скоро Жанне рожать, может, всё на этот раз будет хорошо. Дай-то Бог. А что хорошего, на свою зарплату он не сможет даже прокормить свою новую семью. Рука без перчатки замёрзла, мясо в пакете тоже стало прихватываться морозцем. Куда сейчас с этим мясом?
От угла он осмотрел улицу Короленко, магазин, свое 8-е отделение милиции. Возле нею по-прежнему крутились сотрудники, осматривали новый синенький легковой автомобиль "Москвич" участкового Сахно. Леонид Павлович никогда к этой компании не примыкал. Во-первых, в их отделе работы невпроворот, а во-вторых, он с детства терпеть не мог таких типов, которые только о себе, своём благополучии думают. А работу в органах рассматривают как шанс получить это благополучие. Взять хотя бы того же Сахно. На оккупированной территории не проживал, войну только в кино видел. Учился в тёплом Ашхабаде, в 45-м перевёлся в Одесский университет на вечерний. Никаких тебе ночных дежурств, поскольку учился. Женился удачно на студентке с дневного отделения, ребёнок родился, квартиру чуть ли не первый в отделении получил в центре. А сейчас вот переводят в городское управление - карьеру, считай, сделал. И звёздочки все его на месте, и морально устойчив, и высшее образование. И никто его не спросит: из каких ты таких источников при своём окладе и неработающей жене новенькую машину прикупил? Пасёшь таких, как уборщица Дорка, которая на всё готова, чтобы ты от её сына отстал. В отделении нет опечаленных в связи с его переходом в управление. Интересно, кого он там собирается пасти? Ещё за участок в Аркадии глотку драл под дачное строительство. Правда, ему, Леониду Павловичу, тоже предлагали записаться, но он сразу отказался. Какой участок, когда и так света белого из-за работы не видишь, денег до получки не хватает, как ни крути. Отцу тоже несколько раз предлагали, но тот всегда отвечал: "Я своё сполна отбатрачил на помещика Бекетова в Гурзуфе". При этом его поблекшие синие глаза начинали слезиться, и он, молча, долго смотрел вдаль, не проронив ни слова.
Леонид Павлович дождался трамвая, пока тот стоял на остановке, под его прикрытием быстро прошел во двор к Дорке. Теперь они часто, как в старые добрые времена, обедали у Дорки всей гурьбой. За несколько минут Дорка отбила дном винной бутылки биточки, здесь же бросила их на раскаленную сковороду. Леонид Павлович сначала отнекивался, но потом быстро поклевал и убежал на дежурство, оставив уютную женскую компанию. Как только за ним закрылась дверь, Дорка здесь же напрямую задала Жанночке вопрос: "Ну, что, как там дела у него дома?" Жанночка покраснела, муж ведь строго-настрого не разрешал ей кому-либо рассказывать: знаю я ваши языки, на всю Ивановскую растрезвоните. Но Жанночка недолго помолчала. Это же все свои, из одного ведра хлебаем, так Дорка любит повторять.
- Ой, девки, даже не знаю, с чего начать... Целый роман можно рассказать, это ещё та семейка. Как говорится, в каждом углу по кому. Случилось это в оккупации, в 43-м. Они очень сильно голодали. Не знаю уж как, но Анька познакомилась с дядькой из пекарни. Похоже, просто попрошайничала, он-то подумал, что перед ним девчонка истощавшая, сунул ей кусок хлеба. Ну, она и вцепилась в него, да так, что он дал ей работу. А она даже ведра поднять не могла. пришла с Лёнькой. Хороший был дядька, пожалел их, поговаривали, что из бывших - поляк, Соцкий да Соцкий. У него накануне войны жену арестовали и трехлетнего сына. Видно, была в чём-то замешена, ведь просто так десять лет ни за что ни про што не дадут. Правда ведь? Похоже, когда Анька отъелась, округлилась, он за ней и приударил. Даже всех их к себе на Коганку перевёз, вместе с детьми. Моего Лёнечку тогда румыны арестовали, но он сбежал, и его успели спустить в катакомбы.
- Как Соцкого звали? - перебила Надежда Ивановна раскрасневшуюся Жанночку.
- Соцкий, просто Соцкий, а никак, его они все только Соцким называют.
- Но имя у него было?
- Конечно, было, но я не знаю, у Лёнечки нужно спросить.
Жанночка запнулась, ещё больше раскраснелась: девочки, он мне не разрешил ничего рассказывать, а я...
- Раз начала, давай до конца выкладывай, - грубо оборвала её Дорка.
- Да что рассказывать, этого Соцкого давно в живых нет. Успел только после войны Аньке Ольку заделать. Её младшая дочь от него, говорят, как две капли воды на него похожа.
- Надя, ты чего? - всполошилась Дорка, рассматривая побледневшую подругу, которая откинулась на спинку дивана.
- Это он, я всё время сердцем чувствовала, что где-то рядом есть он.
Женщины переглянулись между собой.
- Надя, кто он? - не унималась Дорка.
- Соцкий, Соцкий, это же мой Юзек, мой Юзек!
- Надюша, ну ты даёшь! На всю Одессу только один твой Соцкий, что ли.
- Такой один.
- Ну да, один... - усмехнулась Дорка, - я когда на фабрике, ещё до войны, работала, так у моей сменщицы тоже фамилия Соцкая была... Правда, её потом ... - она не договорила.
- Что потом? - Надька вцепилась обеими руками в подругу
- Арестовали, многих тогда посадили, а ее с ребёнком. Я видела того Соцкого, он к начальству на следующий день рвался, требовал сына вернуть.
- И что, вернули?
- Не знаю, не помню. Потом война и всё забылось.
Надежда Ивановна поднялась с дивана, распрямилась, растирая левую грудь, подошла вплотную к Жанночке.
- Аня одежду для Соцкого жены покупала? Она с сыном вернулась?
- Нет, одна, - Жанночка низко опустила голову. - Одна, сына у нее сразу забрали, сказали, что отдали отцу. Наврали, всем наврали. Ребёнок пропал. Лёнечка говорит, если в наш детдом попал, может, успели эвакуировать, а если к немцам, то вряд ли.
Жанночка схватилась за свой живот и разрыдалась.
- Ты что, сдурела, при чём здесь ты. Тебе нельзя волноваться. - Дорка обняла рыдающую Жанночку, показав за спиной кулак Надьке. - Давайте лучше чай пить, а то остыл за вашими воспоминаниями.
- А когда у тебя, подруга, роман-то с этим, как его, Соцким, был? Что-то новенькое, я не припомню.
- Когда, когда, в Первую мировую, - тихо ответила Надежда.
- А счас уже вторая закончилась. Вот память у баб! - Дорка звонко, по-девичьи засмеялась, утирая слёзы, улыбнулась и Жанночка. - В первую империалистическую, ещё скажи при Наполеоне, ой, сейчас помру от смеха.
- Пошли, девки, обед кончился, Вера нас сейчас взгреет. Войны, войны, и когда они уже кончатся?
- Скорее мы подохнем, чем кончатся эти войны. Бабы, а мы назло им будем рожать, как, Жанночка? - Дорка поцеловала Жанночку в солёную щёчку.
- Девочки, мне что-то нехорошо... Ой, стойте, сейчас пройдёт.
Женщины потихоньку довел и Жанночку до магазина, "скорая" подъехала буквально через пару минут и отвезла её в Херсонскую больницу.
Надежда Ивановна, сославшись на нездоровье, закрыла склад пораньше и прямиком направилась на Новый рынок, в мясной корпус. Ещё издали она приметила Анну, которая медленно двигалась вдоль столов с тушами коров и свиней. В одной руке у неё был внушительных размеров нож, а в другой она прижимала к груди прямоугольный лоток с кусочками мяса, взятыми для анализа.
- Анна Павловна, Аня, здравствуйте, вы меня узнаёте? Я Надежда, из магазина, с Короленко, с Софиевской, вы у меня были.
Анна прижала лоток, опустила вниз руку с ножом, слегка улыбнулась и кивнула. Она очень не любила, когда была с таким ножом в руке, отвлекаться, мало ли чего:
- У вас ко мне какое-то дело?
- Да, я хочу с вами поговорить.
Анна поняла, что Жанка уже выболтала, где работает сестра её Лёнечки, и, видно, баба не промах, набивается в очередные клиентки. И так от клиентов отбою нет, а связываться со своими, хуже некуда. Откажу сразу, без обид:
- Подождите, я сейчас только отнесу это и выйду.
Через минуту Анна вышла с ведром и тряпкой, оглянулась по сторонам: идёмте, мне в подвал нужно, по дороге поговорим.
Надежду колотил озноб, Анна несколько раз посмотрела на странную клиентку. Наверное, стесняется, а может, замёрзла, ветер аж свистит, пронизывает насквозь.
- Осторожно, здесь ступеньки, я лёд ещё не отбила.
Анна Павловна долго мучилась с замком, наконец тот поддался, дверь в подвал медленно открылась, и оттуда потянуло омерзительным запахом тухлятины. Непрошеная посетительница отшатнулась, но, глотнув свежего воздуха, стала дальше спускаться по скользким ступеням. Надежда решила действовать без предисловий.
- Аня, как звали Соцкого?
Уж чего-чего, а такого вопроса Анна Павловна никак не ожидала, даже выронила ключи.
- Какого ещё Соцкого, никакого Соцкого я не знаю. Кто вас подослал?
- Никто, Анечка, никто, - и Надежда, стуча себя по груди, залилась слезами, - Аня, я всю жизнь его ждала, Аня, мне ничего не надо, только расскажи мне о нём. Мой ли это Юзек или нет. Как его звали, как? Аня, я всю жизнь...
Она хотела рассказать так много этой совсем чужой женщине, по не смогла, комок в горле застрял, и получались только какие-то всхлипывания. Она схватила обе руки Анны.
- С чего вы всё это взяли? Не знаю я никакого Соцкого, - лицо Анны окаменело.