Вовчик прошмыгнул во двор так быстро, что не успел поймать в свой адрес ни слова. Холостячки что-то серьёзное обсуждали и были уж очень увлечены. Дверь в комнату была приоткрыта, на диване сидели мать с тёткой.
- Где ты шляешься целый день? Мало нам горя, так еще ты.
- Что это ты притащил? Господи, где ты их взял?
Вовчик так устал, что не мог ответить сразу.
- В больнице доктор дал.
- В какой больнице? - не унималась Дорка.
- В Херсонской.
- Кто тебе дал?
- Я говорю - доктор.
- Как дал? Зачем?
- Я попросил для бати, ну, для бабы Кати, он и дал, говорит, бери, раз нужно.
- Уже никому не нужно, Вовчик!
Он рванул ширмочку, баба Катя лежала в той же позе.
- Баба Катя, я принес тебе костыли, настоящие, ты поспи, а завтра мы с тобой будем ходить, - мальчику показалось, что бабушка кивнула ему головой.
- Вова, пойдёшь спать к соседям, - Дорка первый раз, сама не зная почему, назвала сына по-взрослому.
- Зачем? - только сейчас он увидел заплаканные глаза тётки и матери.
- Нет больше твоей бабы Кати, нашей бабушки, ушла она от нас.
- Умерла она, старенькие умирают, сначала болеют, а потом умирают.
Вовка попятился назад и, не замечая столпившихся в коридоре соседей, заплакав, убежал.
Нет, как же так, он ведь принёс настоящие костыли, разве она не могла подождать, начата бы ходить и выздоровела. Нужно было раньше стырить эти проклятые костыли, он ведь давно хотел, а всё боялся.
- Вовчик, пойдем к нам, - его обняла тётя Валя, Ленка с Ниночкой потащили за руки. Мальчик не сопротивлялся, опустил голову, чтобы никто не видел его слёз, и пошёл за тётей Валей. Утром, пока все ещё спали, он сбежал домой. В комнате было полутемно, на диване сидела мать в чёрном платке, она сразу бросилась к сыну.
- Нельзя, сюда нельзя, иди во двор, я тебя потом позову.
Из-за ширмочки вышла соседка и поставила помойное ведро.
Мать потащила его во двор к уборной, не замечая сына.
- Всё, мы её обмыли. Где одежда? Во что будем одевать покойницу, Дора? - женщины по-деловому вытирали руки одним полотенцем.
- Поссоримся из-за кавалера.
- Пусть сначала он появится.
Старухи захихикали, потом покрестились: "Господи, прости душу грешную, покойница, видать, тоже немало нагрешила на своём веку, уж такая фартовая была, куда там. Вовчик, а ты чего тут?" Женщины замялись, неудобно стало перед ребёнком, покойница в доме, а они языки распустили, засуетились, схватили лежащую на столе одежду и задёрнули за собой ширму.
Мать вернулась с пустым ведром, он уткнулся ей в живот и горько заплакал. Мальчик уже много похорон видел, все умирают и умирают, всё она, война проклятая. Он слышал, как соседи говорили, если бы не она, и его баба Катя жила бы и жила.
Дядя Ваня на заводе заказал гроб и машину, мать с тёткой Надей у всех денег на похороны назанимали. Весь двор провожал бабу Катю, все плакали и говорили, какая она была добрая, как всем помогала, утешала. Лучше врачей лечила своими травками, сама, небось, тоже горя хлебнула, шутка ли на старости лет на улице оказаться, хорошо ещё Дорка приютила. А хоронит как, не каждый так родную мать в последний путь проводит, а здесь и кормили и одевали чужую старуху. Вот дожили, мужиков нет, чтобы гроб вынести - одни бабы. И шофер - баба.
Похоронили бабу Катю на Слободском кладбище. Во дворе под акацией были поминки, пили кислое вино, мама с тёткой, посидев немного, ушли домой. Постепенно разошлись соседи, за столом остались дворовые выпивохи, они уже не помнили, из-за чего им поставили сегодня.
Утром Вовчик проснулся один. Мать и тётка ушли на работу. Он заглянул за ширму - кровать бабы Кати была аккуратно заправлена. Зеркало занавешено простынёй, страх и дрожь охватили мальчика, он попятился к двери и выскочил в коридор. На кухне новые жильцы варили кофе.
- Вовчик, иди к нам, давай сюда!
Мальчик оглянулся на дверь, никто за ним не гнался. Чего он так испугался? Он ведь не один. Сейчас соседка будет рассказывать, какая хорошая квартира у них была на Греческой и как хорошо жить в центре.
- А когда ваша Марочка приедет?
- Теперь нескоро, только следующим летом, может быть, лучше бы наш сынок приехал, чем эта.
Старик сурово посмотрел на жену, потом вздохнул и пододвинул маленькую чашечку мальчику. Кофе был горячий, горький и невкусный.
- Извини, дружок, молока и сахара нет, только кофе после невестки допиваем. Давай водичкой разбавлю, а то для тебя это крепкий.
Он подлил воды в чашечку, но от этого вкуснее кофе не стал.
- Что делать будешь?
- Бабушкины костыли нужно отнести в больницу, я обещал вернуть, - серьёзно ответил Вовчик. Он открыл дверь в свою комнату, схватил костыли и понёс в больницу. Завидев ворота, задрейфил: а вдруг поймают. Оглядываясь по сторонам, пошел к знакомой чугунной решётке, просунул туда костыли, руки тряслись, никак не мог попасть, аж вспотел. Домой летел пулей, у двери остановился, сердце опять сильно заколотилось. "Чего я боюсь, я же мужчина, я не должен бояться, это девчонки помирают от страха, а мне бояться нечего, брехня всё это, что покойники приходят домой, сам видел: гроб забили гвоздями и глубоко в землю закопали. Как оттуда баба Катя может выйти?"
В комнате было светло, но мальчик всё равно заглянул да занавеску - там ничего не изменилось, пустая заправленная кровать, везде чисто, всё уложено по местам. Только сейчас он увидел стакан молока и хлеб, завёрнутый, как обычно, в полотняную салфетку. Косясь на ширму, всё съел, потом лёг на диван, укрылся с головой, долго лежал, боясь сбросить жаркое одеяло, пока не заснул. Пришедшие на обед Дорка с Надеждой не стали его будить.
Они сварили супчик, стоя поели и ушли. Говорить обеим не хотелось. Каждая думала о своём: Дорка о том, что сын совсем вырос, пошёл в отца и добрый, как Нина Андреевна. Надежда о Дорке, как ей повезло с сыном, а у неё детей нет и никогда не будет. Может, на время к себе уехать, наслушалась на поминках про бабу Катю, что та даже собственного угла не имела, и страшно стало. Первый раз за эти годы Надя захотела уехать к себе домой, в свою комнату. Неудобно Дорку бросать в такое время, но и тянуть дальше нет сил. "Девять дней пройдёт, и поеду к себе", - твердо решила она для себя и успокоилась, даже настроение приподнялось.
Лето, такое длинное и жаркое, пролетело, и тёплые осенние денёчки тоже. Во дворе никого нет. У каждого свои дела, даже у небесной канцелярии. Как говорит сосед: "Сколько сегодня она нам дождика пропишет, один Бог знает". Сосед берёт на всякий случай старый дырявый зонт и шагает на Соборку в шахматы играть, о футболе поспорить. Никакая погода его не остановит, жена бурчит, что за хлебом пойти не допросишься, а туда хоть на карачках, а поползёт. От Греческой хоть близко было, а теперь в такую даль, никак черти тянут.
Тётя Надя живет у себя, даже на обед не приходит. Нинка опять ревёт на весь двор, наверное, тётя Валя ей задницу надрала. Старая Пузатиха сплетничала, что Валька на малой злобу на муженька своего вымещает - подгуливает ее Иван. Шуры-муры с какой-то бабой на заводе закрутил, Валька к начальству бегала жаловаться, так Иван ей надавал по всем статьям. Недели две не показывалась во дворе, фингалы прятала. Соседка но квартире ехидничала, что свет вечером на кухне и в коридоре можно не включать, так светло от её фонарей. А Ниночка всё надрывается, слушать нету сил.
Вовчик слез со скамейки и выбежал на улицу. Дождя нет, пойду на полянку, за магазин, туда, к бывшему дому графа Потоцкого, учитель физкультуры приводит школьников. Интересно понаблюдать, как они бегают, прыгают, бросают гранаты, не настоящие, правда, но всё же. Надо было не слушать никаких врачей и в этом году пойти в школу. Уговорили мать: пусть подрастёт, окрепнет, успеет ещё. Но учеников на полянке не было. С моря сильный ветер задувал, и не было видно, где оно кончается и начинается небо. Вовчик уже собирался идти обратно, как заметил пацанов, с которыми ему Дорка не разрешала водиться. Он их знал, они даже во двор заходили, правда, дворничиха баба Стёпа их веником гнала: "Чтобы духу вашего во дворе не было", но они всё равно свистели и звали ее сыночка Гошеньку. Гошка сам ещё тот бандит, но Вовчика не обижал, даже два раза давал покурить папиросы. Вовчику не понравилось, он так, для понта, потянул эту горечь, странно, но не закашлял. Гошка даже похвалил его: "С этого суржика толк будет".
Ребята склонились над чем-то. Заметив Вовчика, позвали - валяй до нас. "Это ж Вовка, очкастой Дорки з магазина пацан. А ну топай сюда". Мальчик стоял в нерешительности - идти, не идти. Что я маленький, постоять за себя не смогу - дам сдачи. Но никто бить его не собирался, наоборот, весело приняли в компанию. Гошка даже руку положил ему на плечо, дал затянуться. "Это мой кореш, хто тронет, будет иметь дело со мной. Понятно?"
- Сейчас фейерверк будет, хочешь посмотреть? - спросил Гоша.
- Ага.
У Вовчика закружилась голова, его приняли в компанию, он даже курит со всеми.
- Тогда поджигай и убегай сразу. Только в штаны не надюрь.
Парни подсмеивались. Вовчик взял спички, протянутые Гошкой, присел возле небольшого костра, сложенного из тоненьких влажных веток. Костёр не загорался, наконец показался слабый огонёк, мальчик слышал: беги, беги, но продолжал поддувать, чтобы лучше разгорелось. Вдруг чья-то рука подхватила его за шиворот, и тут прогремел взрыв. Сторож картинной галереи, музея в бывшей усадьбе графа Потоцкого, всё время гонял мальчишек с полянки. Вот и сегодня, что удумали, тащат сюда и патроны и порох...