- И этот дерзкий воображает, что ему принадлежит будущее, так как я, глупец, был слишком великодушен и не уничтожил его раньше? - прошептал Григорий Григорьевич Орлов. - Но нет, счастливая случайность дает мне в руки средство доказать неблагодарной, что ее трон может пошатнуться и пасть, если его не будет поддерживать рука Орлова.
Он снова подъехал к императрице, которая в это время уже достигла конца вернувшихся из Турции войск. Потемкин отдал честь и снова поехал позади великого князя. Многие из свиты подъезжали к нему и здоровались с видом старых знакомых, хотя он не мог припомнить, видел ли он их когда‑либо раньше.
Яркий луч царской милости высветил сразу кучу друзей генералу. Все несколько одерживались, боясь гнева Григория Орлова, но все же старались быть внимательными к так внезапно выдвинувшемуся новому любимцу, хотя делали это так, чтобы не вызвать неудовольствия Орлова, на блестящую звезду которого сегодня легла первая легкая тень.
Екатерина медленно ехала вдоль фронта.
Великий князь в это время оживленно разговаривал с принцессой Вильгельминой, остроумие которой заставляло весело смеяться всегда серьезного и склонного к меланхолии Павла Петровича. Во время разговора он часто обращался к графу Разумовскому, так что наконец поехал рядом с ним и принял участие в веселой болтовне, перебивавшей задумчивые мысли императрицы.
Рядом с Преображенским полком стоял Смоленский полк, пришедший на парад из Шлиссельбурга. Первым взводом этого полка, радостно приветствовавшего императрицу, командовал молодой подпоручик. У него была стройная и вместе с тем сильная фигура; его бледное лицо с мягкими юношескими чертами отличалось красотой, но в то же время поражало своим грустным выражением, тогда как в больших глазах юного офицера сверкали отвага и мужество. В то время как императрица подъезжала к его полку, Мирович [8] надел на кончик своей шпаги какую‑то бумагу и, салютуя Екатерине Алексеевне, опустил шпагу, но затем снова высоко поднял, всем стала видна надетая на шпагу бумага.
Государыня удивленно остановила лошадь и спросила:
- Что это значит?.. Что ты хочешь? Возьми у него бумагу, Григорий Григорьевич!
Орлов подъехал и снял бумагу со шпаги офицера.
- Кто ты такой? - спросила императрица, с удивлением и интересом глядя в оживленное внутренним волнением лицо молодого человека.
- Я подпоручик Смоленского полка Василий Мирович, ваше императорское величество, - ответил он.
- Так в чем же дело, подпоручик Мирович? - сказала императрица с легким нетерпением, в то время как Орлов просматривал бумагу. - Что это за письмо?
- Просьба о помиловании, ваше императорское величество! - ответил офицер, пристально и скорее угрожающе, чем умоляюще глядя на императрицу своими темными глазами.
- О каком помиловании можешь ты просить, если носишь форму и командуешь моими храбрыми солдатами Смоленского полка? - сказала Екатерина Алексеевна.
- Несмотря на это, ваше императорское величество, - ответил Мирович, - я прошу о помиловании, но не за самого себя; я прошу простить вину моего предка, который был полковник на Украине и обладал огромными имениями…
Но тут его прервал Орлов, который уже прочел бумагу и гневно смотрел на молодого человека.
- Этот предок, - сказал Григорий Григорьевич, - был изменником вместе с Мазепой, перешедшим на сторону шведского короля и поднявшим оружие против императора Петра Великого!
- Он погиб в битве, ваше императорское величество, - сказал Мирович, - и смертью искупил свою вину, но все его имения были конфискованы, и его дети остались нищими… Но ведь ни его дети, ни его внуки не были виноваты в его преступлении. Я, ваше императорское величество, все время борюсь с бедностью, которая мешает мне жить, а между тем уверен, что своей службой вам, ваше императорское величество, я могу загладить преступление своего предка, и молю свою великую государыню снова возвести меня на ту высоту, с которой нас свергли… Вся моя жизнь будет принадлежать вам, ваше императорское величество, если только вы окажете мне милость, которая будет совершенно справедлива и угодна Самому Богу!
Уверенный тон молодого человека, казалось, уязвил императрицу, и она холодно сказала:
- Справедливость требовала наказания изменника; полною несправедливостью по отношению ко всем верным подданным было бы награждение его потомка, который хотя и не несет на себе никакой вины, но тем не менее и не обладает никакими заслугами. Богатство и слава на конце шпаги моих офицеров; быть может, и у Смоленского полка будет возможность сразиться с врагом, и тогда ты, Мирович, постарайся своими подвигами заслужить мою милость. Верных и храбрых солдат всегда ожидает достойная награда. Я не могу изменить решения своего великого предшественника, вполне справедливо поступившего с изменником, который, к твоему несчастию, был твоим предком.
- Этот офицер должен быть сейчас же арестован, ваше императорское величество, - сказал Григорий Орлов, разрывая бумагу на мелкие куски, - он должен быть примерно наказан, так как не имеет права таким образом останавливать вас, ваше императорское величество!
- Нет, Григорий Григорьевич, - сказала императрица, - я этого не хочу… Никакое наказание не может постигнуть русского воина за то, что он искал милости у своей императрицы, хотя бы даже она и не исполнила его просьбы.
Громкое "ура" солдат было ответом на слова императрицы.
Мирович, бледный, едва владея собой, вернулся на свое место перед ротой.
Императрица поехала дальше, ласково здороваясь с гвардейскими полками.
Парад был скоро окончен. Екатерина Алексеевна подъехала к карете ландграфини Гессенской и некоторое время разговаривала с нею и принцессами; она представила им своего нового генерал–адъютанта Потемкина, причем дала самый лестный отзыв о нем. Григорий Орлов при этом сделал вид, что ничего не слышит, и это еще более возбудило внимание всего двора.
Затем Екатерина Алексеевна еще раз выехала на середину плаца, еще раз отдали ей честь войска, снова заиграли фанфары - и весь царский поезд во главе с императрицей двинулся по дороге к Петербургу.
Народ повалил на плац, здоровался с солдатами, предлагал им всевозможные напитки и кушанья, и повсеместно разлились веселье, шутки и смех. Офицеры дали несколько часов отдыха солдатам, так как императрица любила, чтобы ее парады заканчивались народными гуляньями. Оживление царило до самого захода солнца, когда раздались сигналы "зори" и солдаты должны были возвратиться к своим полкам.
III
Во время блестящего военного парада столица опустела. Исчезло причудливое многолюдство, - живая смесь русских костюмов простонародья с утонченной европейской роскошью, - которое оживляло широкие набережные и улицы города. Чуть ли не все население хлынуло за город, чтобы посмотреть на императрицу, на ее двор и войска и с величайшим удовольствием принять участие в народном гулянье, которое должно было начаться после смотра.
Хотя тогдашнему Петербургу и недоставало того подавляющего великолепия, которое создалось впоследствии художественным гением Александра Благословенного и самодержавной волей императора Николая, однако резиденция Екатерины Второй была уже далеко не такова, как во время царствования императрицы Елизаветы Петровны. Старинная крепость с Петропавловским собором незыблемо возвышалась своими мрачными стенами и бастионами на островке, но вся окрестность уже свидетельствовала об энергичном господстве повелительницы, которая стремилась с неутомимым усердием продолжать дело Петра Первого и успела наложить отпечаток своих вкусов на внешний вид столицы. Все казенные здания, окружавшие старинную крепость, и мосты, которые вели к ней, были расширены, также и императорские дворцы, выстроенные на другом берегу широкой реки против Петропавловской крепости. К старому Зимнему дворцу примыкал соединенный с ним крытым ходом павильон, названный императрицей своим Эрмитажем [9]. Здесь несметные богатства соединились с самым утонченным вкусом в украшении комнат, куда повелительница необъятного государства уединялась, чтобы изучать проблемы великой политики или в легкой, непринужденной беседе с гостями отдыхать от трудов и забот.
Сады, окружавшие императорские дворцы, были расширены и улучшены, но главным украшением города служила набережная Невы, представлявшая во времена императрицы Елизаветы Петровны только странное смешение хижин, пустырей и гордых, величественных зданий; теперь же на ней возвышался ряд роскошных дворцов. Сановники из своих усадеб переселились в Петербург, ставший средоточием власти и блеска, и в угоду императрице вырастал дворец за дворцом, соперничая в величине и пышности.
Хотя эта широкая набережная была еще не вымощена и не соответствовала современным понятиям о бульваре в обширной столице, зато в пестром разнообразии роскошных карет, запряженных четверками и шестерками лошадей; с лакеями в разноцветных ливреях, со скороходами в шляпах с перьями, с пажами и шталмейстерами, было несравненно больше пышности и блеска, чем в наше время с его более простыми вкусами.