- Напиши крупными буквами имена, - сказал Ушаков, - достаточно, если Писков или кто‑нибудь другой разберет их; сперва имя Кирилла Разумовского, затем Захара Чернышева и Нарышкина.
Мирович написал имена.
- Этого достаточно, - сказал Ушаков, - поставь еще несколько каракуль, которые никто не мог бы прочесть; это придаст таинственное значение и даст нам возможность прочесть любое имя, которое могут потребовать солдаты. Есть у тебя воск и серебряный рубль?
Мирович достал большой кусок воска, а также требуемую монету.
В одну минуту была изготовлена большая печать с ясным изображением двуглавого орла, а из серебряных ниток старого шарфа был скручен шнур и прикреплен при помощи печати к документу.
- Теперь все готово, - сказал Ушаков, - никому и в голову не придет сомневаться в этом документе; подписи и печать возымеют магическое действие талисмана, и эти люди слепо и доверчиво отдадут нам в руки свою жизнь.
- Их доверие не будет обмануто, - воскликнул Мирович. - Клянусь, если наше предприятие удастся, они будут первыми среди солдат, подобно лейб–кампанцам императрицы Елизаветы Петровны. Разве не странно, - продолжал он, смотря на документы, - что двое таких молодых людей, как ты и я, столь низко стоявших на ступенях общественной лестницы, составляют смертный приговор императрице, которую еще сегодня почитают миллионы и взор которой с ее фантастической высоты едва снисходит до нас?
- Да, смертный приговор ей или нам, - ответил Ушаков, пристально глядя на Мировича. - Час развязки близится, и тебе еще раз следует со всей серьезностью обдумать рискованный шаг.
- Крупная игра требует и крупного риска, - сказал Мирович. - Без выигрыша, к которому мы стремимся, наши головы стоят немного; если мы проиграем, так и они пропадут. Но, - сказал он, хватая за руку Ушакова, - если ты боишься и если тебе дорога жизнь, ты можешь уйти, мой друг; ни одного упрека не сорвется с моих уст, и тайна нашего сообщничества будет погребена в моем сердце; при такой игре дрожащая рука не годится для выбрасывания костей.
- Я не боюсь и не отступлю! - воскликнул Ушаков, отнимая свою руку. - Я хотел только предостеречь тебя еще раз; если ты пойдешь вперед по избранному пути, то и я последую за тобою.
- Итак, вперед! - воскликнул Мирович. - Сокол расправляет крылья и острым взором высматривает свою добычу! Возьми эту бумагу и покажи ее солдатам, которые еще сегодня соберутся у Пискова; я приду побеседовать с ними, чтобы убедиться, что все готово для дела. В Петербурге, говорил ты, все обстоит хорошо?
- Как нельзя быть лучше, - ответил Ушаков. - Шевардев - наш, а также все канониры его казармы; он ручается, что если мы приведем к нему Иоанна Антоновича, то при помощи пушек на нашу сторону быстро перейдут народ и гвардия.
- Отлично! - сказал Мирович. - Вскоре можно будет назначить день. О, Аделина, возлюбленная моя!.. Скоро твое прекрасное чело украсится княжеской короной!
Вдруг в крепости загремели барабаны и раздались возгласы команды.
- Что это значит? - воскликнул Мирович, быстро надевая мундир и заботливо прицепляя шпагу.
Ушаков открыл дверь, собираясь уйти в свою комнату.
- Скорей, скорей, - воскликнул пробежавший мимо офицер, - фельдцейхмейстер приехал делать смотр; уже отправлены лодки, чтобы доставить его сюда с берега.
Когда Мирович спустился на двор, роты уже выстраивались под командой генерала Бередникова.
Мирович занял свое место во фронте; вскоре после него появился Ушаков, когда генерал в последний раз окидывал взглядом фронт, ворота открылись - и Григорий Григорьевич Орлов в сопровождении нескольких адъютантов своего штаба вошел во двор.
Подобный смотр происходил несколько раз в году и потому не вызвал особого удивления; тем не менее комендант и офицеры гарнизона всегда чувствовали себя неспокойно, так как Орлов, смотря по состоянию духа, нередко делал резкие выговоры за малейшие упущения.
Князь был в военной форме с андреевской звездой. Слегка прикоснувшись к шляпе, он ответил на салют генерала и приблизился к фронту. Ружья были взяты "на караул" точно и отчетливо в каждом движении.
Орлов удовлетворенно кивнул головой, и Бередников облегченно вздохнул.
После нескольких вопросов о крепости и гарнизоне Орлов медленно зашагал вдоль фронта, окидывая острым взглядом каждого солдата. Но и здесь не к чему было придраться; ласковее, чем всегда, он кланялся офицерам и прошел мимо Ушакова, не обратив на него особого внимания. Перед Мировичем он на секунду приостановился и пронизывающим взором посмотрел на него. Мирович враждебно взглянул на Орлова, не дрогнув ни мускулом лица.
Перед князем в этот момент пронесся образ Аделины, и ему перехватило горло при мысли о том, что любовь красавицы принадлежит этому подпоручику. Мирович же думал, что скоро он будет судить того, перед кем сейчас стоял с опущенной шпагой, и еще горделивей и отважней сверкнули его глаза. Никто, кроме Ушакова, не заметил ничего особенного. Орлов зашагал дальше вдоль фронта, затем он поднялся с комендантом на стены, осмотрел состояние некоторых орудий и вернулся обратно во двор, где все еще продолжали стоять под ружьем солдаты.
- Я доволен, - сказал он, - все в порядке; благодарю офицеров за рвение, солдатам же приказываю выдать по лишней чарке водки.
При громких криках "ура" солдаты разошлись по казармам.
Орлов, по обыкновению, отправился к коменданту, который просил оказать ему честь посещением его дома.
- Мне нужно поговорить с вами, генерал, - сказал Григорий Григорьевич, шагая по коридору, ведшему в помещение Бередникова. - Оставьте адъютантов в прихожей.
Генерал попросил офицеров остаться в первой комнате и провел Орлова в свой кабинет, куда слуги принесли небольшой столик, на котором, по распоряжению Орлова, были поставлены икра и два графина - один с шампанским, другой - с ромом, из которых граф составлял свой любимейший напиток.
- Я доволен вами, генерал, весьма доволен, - сказал Григорий Григорьевич. - Ваши солдаты и крепость находятся в образцовом порядке, и это радует меня, так как в настоящее, серьезное время все верные слуги императрицы должны соблюдать особую бдительность на своих постах.
- Я счастлив угодить вам, ваша светлость, - ответил Бередников, - и буду продолжать столь же ревностно исполнять свои обязанности и на службе нашей всемилостивейшей государыни.
- Времена настали плохие, - продолжал Орлов, - смута поднимает свою голову. Слышали ли вы о дерзком смутьяне, который грабит и жжет яицкие степи, осмеливаясь выдавать себя за царя Петра Федоровича?
- Мой мир заключается в этих стенах, - возразил Бередников, - я слышу впервые от вашей светлости об атом бунтовщике; к тому же меня мало беспокоит, что происходит на свете; государство в безопасности, если каждый добросовестно исполняет свои обязанности.
- Клянусь, вы правы, - воскликнул Орлов. - За ваше здоровье! Слуги, подобные вам, нужны императрице. Но в то же время кто может поручиться, что и сюда не проникло известие о бунте безбожного обманщика? Дух восстания заразителен, а вы храните здесь опасную тайну, которая в ловких руках может также вызвать восстание и смуту.
- Ваша светлость! Вы можете быть спокойны, - возразил Бередников. - Прежде чем эта тайна проникнет в мир, ей придется перешагнуть через мой труп.
- Если бы это и случилось, - сказал Орлов, - то погиб бы только храбрый солдат, и больше ничего. Времена требуют осмотрительности. Выслушайте меня! Нужно быть готовым ко всяким случайностям, и я пришел к вам ради охраны престола императрицы. С сегодняшнего дня вы будете ставить на караул к узнику, содержащемуся в этой крепости, только тех офицеров, в которых вы вполне уверены, - понимаете? - вполне. Но эту меру приведите в исполнение так, чтобы она не бросилась в глаза.
- Это очень просто, - ответил Бередников, - стража у узника, которого вы имеете в виду, назначается мною без соблюдения какой‑либо очереди, и каждый раз я сам отдаю распоряжения офицеру.
- Отлично, - воскликнул Орлов, - это является доказательством вашего ума и осторожности и не останется без вознаграждения со стороны государыни. Отныне, - продолжал он далее, понижая голос почти до шепота, - вы будете назначать на стражу сразу двух офицеров и дадите им приказ при мятеже с целью освобождения узника немедленно умертвить его - понимаете? - немедленно умертвить. Так чтобы заговорщики нашли только его труп. Далее, офицерам, которым вы объявите этот приказ, посоветуйте хранить строжайшую тайну, если они не хотят поплатиться своей головой!
- О, ваша светлость, - воскликнул Бередников, бледнея, - но ведь это ужасно! Смею ли я пролить кровь этого узника? Ведь это - кровь наших царей, потомка Романовых! И разве возможен мятеж в стенах нашей крепости?
- Ведь Петр Великий, - строго сказал Орлов, - не пощадил собственной крови, когда дело касалось безопасности государства. И если, как вы говорите, мятеж невозможен, тем лучше; моя обязанность предвидеть всякую случайность. Помните, генерал, что и вы отвечаете головой за то, чтобы мой приказ был буквально приведен в исполнение!
- Тогда, ваша светлость, - сказал Бередников, - я прошу вас выразить его буквально и письменно!
- Ваша совесть может быть спокойна, - сказал Орлов. - Вам известно распоряжение, в силу которого императрица поручила мне заботу о крепости и ее пленниках?
- Да, я знаю, - ответил Бередников.
- Тогда достаточно моего распоряжения, - сказал Орлов, садясь к письменному столу генерала, - императрице же все равно, какая кровь течет в жилах того или другого из ее подданных.
Он взял лист бумаги и крупным почерком стал писать, в то время как Бередников, взволнованный до глубины души, стоял возле него.