Иным представляется, что на Небесах они будут уминать гусиную печенку под звуки райских песнопений.
Справедливость радует, даже когда казнит.
Быть несчастным - наслаждение псевдорелигии.
Застенчивость - отпрыск стыда.
Любая жена, я полагаю, имеет право потребовать, чтобы ее отвезли в Париж.
Нет, по-моему, для всех нас более важной обязанности, чем воздерживаться от похвалы, когда похвала не обязательна.
Брак напоминает ножницы - половинки могут двигаться в противоположных направлениях, но проучат всякого, кто попытается встать между ними.
Переписка под стать одежде без подтяжек - она постоянно срывается.
Всю свою жизнь он закидывал пустые ведра в пустые колодцы, а теперь, в старости, изнемогает от жажды.
Острослова все хвалят за то удовольствие, которое он доставляет, но редко уважают за те качества, которыми он наделен.
Сельский житель громко храпит, зато истово молится.
Литературу мы взращиваем на жидкой овсянке (предложенный Смитом девиз "Эдинбургского обозрения". - А. Л.).
От стакана лондонской воды в животе появляется больше живых существ, чем мужчин, женщин и детей на всем земном шаре.
Если вы не сочтете меня глупцом на том основании, что я беспечен, и я, в свою очередь, обязуюсь не считать вас умным только потому, что у вас серьезный вид.
У него не хватает тела, чтобы прикрыть ум. Какой стыд!
Есть только один способ справиться с таким человеком, как О’Коннелл: самого его повесить, а под виселицей поставить ему памятник.
Не питаю любви к деревне - свежий воздух вызывает у меня ассоциацию со свежей могилой.
Правда - служанка справедливости, свобода - ее дочь, мир - верный ее товарищ, благополучие ходит за ней по пятам, победа - среди ее преданнейших почитателей…
Всякий закон, замешанный на невежестве и злобе и потворствующий низменным страстям, мы называем мудростью наших предков.
Стоя на кафедре, я с удовольствием наблюдаю за тем, как прихожане слушают мою проповедь и одобрительно кивают головами… во сне.
Если мне уготовано ползти, буду ползти; если прикажут летать - полечу; но счастливым не буду ни за что.
Если представить те роли, которые мы играем в жизни, в виде дыр различной конфигурации: треугольных, квадратных, круглых, прямоугольных, а людей - в виде деревянных брусков соответствующей формы, то окажется, что "треугольный" человек попал в квадратную дыру, "прямоугольный" - в треугольную, а "квадратный" с трудом втиснулся в круглую…
ЧАРЛЗ ЛЭМ
1775–1834
"Он примирил ум и добродетель после их долгой разлуки, во время которой ум находился на службе у разврата, а добродетель - у фанатизма", - писал Томас Баббингтон Маколей о Чарлзе Лэме, поэте, эссеисте, драматурге, критике, печатавшемся под псевдонимом "Элия" в "Лондон-мэгэзин" (первая серия очерков вышла в 1823 г., вторая - десять лет спустя). Высказывания Лэма, вошедшие в настоящую антологию, взяты из "Очерков Элия", в том числе из таких эссе, как "Две разновидности людей", "Разрозненные мысли", "Жалоб а холостяка", "Первое апреля", "Расхожие заблуждения", "Оксфорд на каникулах", "Об искусственной комедии", "Здравомыслие гения", "О трагедиях Шекспира", "О гении Хоггарта", а также из писем Лэма Колриджу, Вордсворту, Бернарду Бартону, Томасу Мэннингу и Джейкобу Эмбьюри.
Тот не чист душой, кто отказывается от печеных яблок.
Играют не в карты а в то, что играют в карты.
Человек - существо азартное. Хорошего ему мало. Ему подавай самое лучшее.
Нет в жизни звука более захватывающего, чем стук в дверь.
Все человечество, собственно, делится на две категории: одни берут в долг, другие дают.
Для взрослого человека доверчивость - слабость, для ребенка - сила.
Бедный родственник - самая несообразная вещь в природе.
Чем тяжелей болезнь, тем явственнее внутренний голос.
Нет большего удовольствия в жизни, чем сначала сделать тайком доброе дело, а потом, "по чистой случайности" предать его гласности.
Подаренная книга - это такая книга, которая не продалась и в ответ на которую автор рассчитывает получить вашу книгу - также не продавшуюся.
Люблю затеряться в умах других людей.
Для меня нет ничего более отвратительного, чем излучающие самодовольство лица жениха и невесты.
Если глупость отсутствует на лице - значит она присутствует в уме, причем в троекратном размере.
Газеты всегда возбуждают любопытство - и никогда его не оправдывают.
Каламбур - материя благородная. Чем он хуже сонета? - Лучше.
Богатство идет на пользу, ибо экономит время.
В компании себе равных школьный учитель робеет, теряется… Он, привыкший иметь дело с детьми, чувствует себя среди нас, своих сверстников, подобно Гулливеру в стране великанов…
На чувства у меня времени не хватает.
Книги думают за меня.
Как существо чувствующее я склонен к гармонии; однако как существу мыслящему она мне претит.
Каламбур - это пистолет, из которого выстрелили у самого вашего уха; слуха вы лишитесь - но не разума.
Я являю собой… сгусток суеверий, клубок симпатий и антипатий.
Всю свою жизнь я пытаюсь полюбить шотландцев… однако все мои попытки оказывались неудачными.
Факты в книжном обличьи.
Ничто не озадачивает меня больше, чем время и пространство, и вместе с тем ничто не волнует меньше: ни о том, ни о другом я никогда не думаю.
Последним моим вздохом я вдохну табак и выдохну двусмыслицу.
Будущее, будучи всем, воспринимается, ничем; прошлое, будучи ничем, воспринимается всем!
От природы я побаиваюсь всего нового: новых книг, новых лиц, предстоящих событий… всякая перспектива, в силу какого-то внутреннего изъяна, меня отпугивает… я почти утратил способность надеяться и хладнокровно отношусь лишь к пережитому.
Карты - это война в обличьи развлечения.
Я с уважением отношусь ко всякого рода отклонениям от здравого смысла: чем смехотворнее ошибки, которые совершает человек в вашем присутствии, тем больше вероятность того, что он не предаст, не перехитрит вас.
В смешанной компании человеку малообразованному бояться нечего: все так стремятся блеснуть своими познаниями, что не обратят внимания на ваши.
Я ко всему могу относиться равнодушно. Равнодушно - но не одинаково.
Наименьшую неприязнь иудей вызывает на бирже: торгашеский дух сглаживает различия между нациями - в темноте ведь, известное дело, все красавцы.
Не переношу людей, которые бегут навстречу времени.
Молитва перед едой - кощунство: негоже возносить похвалу Господу слюнявым ртом.
Нищие апеллируют к нашей общей сути: в их безвыходном положении сквозит достоинство - ведь нагота гораздо ближе человеческому естеству, чем ливрея.
Знание, посредством которого меня хотели оскорбить, может, по случайности, пойти мне на пользу.
В тревоге за нашу мораль мы держим ее под байковым одеялом, чтобы ее, не дай Бог, не продул свежий ветер театра.
Смерть не умаляет человека: сожженое тело весит больше живого.
Одиночество детства - это не столько мать мысли, сколько отец любви, молчания и восхищения.
Бедного попрекает бедностью только бедный, человек одного с ним положения, тогда как богатые проходят мимо, смеясь над обоими.
Контрабандист - это единственный честный вор, ведь крадет он только у государства.
Великий ум проявляется в поразительном равновесии всех способностей; безумие же - это несоразмерное напряжение или переизбыток каждой способности в отдельности.
Истинный поэт грезит наяву, только не предмет мечтаний владеет им, а он - предметом мечтаний.
Уж не знаю почему, но в ситуациях, где приличествует скорбеть, я не могу подавить в себе необыкновенную игривость мысли.
Сатира взирает на самое себя.
Высокие притязания - вовсе не обязательно свидетельство нерадивости.
Холодность - следствие не только трезвой убежденности в своей правоте, но и беспринципного безразличия к истине.
Самые блестящие каламбуры - это те, которые наименее подвержены глубокому осмыслению.
Бедности, даже самой жалкой и безысходной, хватает изобретательности, чтобы бойко торговать своими пороками, добродетели же держать про запас.
Все новости, за исключением цены на хлеб, бессмысленны и неуместны.
Хорошее без плохого не бывает - даже школьнику на каникулы дают задание. "Какой славный человек X, - рассуждаем мы. - Если бы он еще не таскал с собой своего долговязого кузена, цены б ему не было!"
Шутки входят в дом вместе со свечами.