Он чувствовал, как у него меняется к лучшему настроение. Ему не хотелось думать, что в результате устроенного им взрыва кто-то пострадал. Да и чего стоит эта коробка в сравнении с жизнью людей, которым угрожает опасность! Он смутно помнил, что он делал и для чего. Убить вторую девушку оказалось легче, чем первую. Хиросима и Нагасаки — никто не помнит о Нагасаки... Хватит убивать. Этим он сыт по горло.
Он добрался до тридцать девятого этажа, где были установлены компьютеры. Этаж был защищен даже от дневного света, и вся аппаратура освещалась тусклыми лампами аварийной сигнализации. К его удивлению, все машины были целы. Или террористы испытывали перед компьютерами такой же благоговейный страх, как все другие смертные, или они планировали использовать их для осуществления бредовых замыслов, которые они называли революцией.
Лиленд читал ориентировку на Антона Грубера десятки раз. Прозвище «Кровавый Малыш Тони» должно было окружить его ореолом романтизма. Ему было за тридцать, он был сыном штутгартского промышленника, воспитывался няньками, учился в частных школах. К восемнадцатилетию ему подарили «мерседес», к девятнадцатилетию — другой. В конце шестидесятых годов он убежал из дома с компанией бездельников — выходцев из богатых семей, которые проводили лето в Сен-Тропезе, а зимы — в Гштаде. Некоторые из них принадлежали к богемным кругам и были замешаны в делах банды Бадера — Майнхофа, в которую постепенно втянули Антона Грубера. Он осудил своих родителей и обвинил отца в лицемерии, самодовольстве и высокомерии, назвав это преступлением.
Более того, Грубер-отец был во время войны офицером СС, как, впрочем, многие из преуспевающих ныне немецких бизнесменов. Автомобилестроение, электроника — бывшие наци присутствовали везде, предпочитая молчать о прошлом и бахвалясь настоящим. Они были проклятым поколением, чьи дети ненавидели ложь своих родителей, вынужденных все время оправдываться. В Америке дела обстояли несколько иначе. Жизнь Стеффи тоже отравили ее собственные родители своими бесконечными попытками сохранить семью, которая существовала только в их воображении.
Риверс был шестой или седьмой жертвой Грубера. С доктором Хансом Мартином Шлейером, таким же промышленником, как и отец Антона, Грубер расправился аналогичным путем, всадив пулю в лацкан пиджака. Как слышал Лиленд, западногерманская полиция располагала сведениями, что Грубер с особым злорадством выбирал себе жертву исключительно среди хорошо одетых людей, чтобы было куда прикрепить черную бутоньерку. Смерть завораживала и восхищала Антона Грубера, он наслаждался моментом ее наступления, упивался ее реальными проявлениями.
Он был не одинок в своих привязанностях. Среди них была и эта поэтическая гнида по имени Урсула Шмидт, которая в одном очерке, определяя свой «окончательный выбор в пользу насилия», писала «о своем чреве смерти, куда мужчины возвращаются, чтобы обрести вечный покой».
Лиленд мог бы убить ее.
Он не знал, кого убивал раньше: наверно, у них были отцы, дяди, возможно, матери. В этом здании находился человек, потерявший из-за него брата, если только что Лиленд не убил и его самого...
Офисы на этом этаже были обнесены прозрачными перегородками, через которые были видны компьютеры. Это объяснялось всеобщим сумасшествием, царившим вокруг компьютеров. Верховные жрецы должны были постоянно лицезреть своих священных коров. Он усмехнулся про себя, представив реакцию операторов, которые обнаружат завтра, какую дребедень он заложил в память машин. Ему следовало занять позицию у окон, выходивших на Уилшир, хотя это было крайне опасно.