Он не сразу понял, о чём просит. А когда понял, открыл рот: такого поворота событий никак не ожидал. Сергей хотел, чтобы Уля оставалась с ним как можно дольше, но чтобы она спросила у него об этом сама! Однако, скрывая свои эмоции, ответил даже как-то прохладно:
- А что ты меня спрашиваешь? В этом доме я не хозяин. Как я могу что-то решать? И почему ты меня об этом спрашиваешь?
- Может, я тепе путу мешать… - робко проговорила Уля.
- Ты?! Мне будешь мешать? - удивился он и уже открыто усмехнулся: - Никогда! Я хочу, чтобы ты от меня вообще никуда не уходила.
Она внимательно посмотрела, слабо улыбнулась, но ничего не сказала. Спокойно встала, убрала со стола, расстелила небольшую пыжиковую шкуру оленёнка, начала что-то чертить угольком.
Сергей молча смотрел, не задавая отвлекающих вопросов. Уля, погруженная в работу, казалось, не замечала его. В избе возникла особенная тишина. Наблюдая за плавными, размеренными движениями рук девушки, Сергей не заметил, как на осоловевшие глаза клейкими лепестками кедровых орехов опустились тяжёлые веки. Он уже не чувствовал, не слышал, как Уля тихо подошла к нему, накрыла голые плечи тёплой оленьей шкурой.
Этот кратковременный отдых был необходим измученному, уставшему организму. Сон был недолгим. Молодость брала верх. Питательная пища, тепло, покой и уют восстанавливали силы.
Сергей не помнит начало сна. Он не видел в нём красочных эпизодов. Сплошная темнота, чернота, провал, пустота. Но вот за стеной этой темноты вдруг забрезжил слабый свет. Он становился ярче, отчётливее, а вместе с ним в сознание проникал чувственный, мелодичный, хорошо знакомый голос. Медленно просыпаясь, Сергей пытался вспомнить, где он слышат этот голос. Он открыл глаза, узнал уже знакомые очертания избы и тут же все понял.
Уля говорила негромко, вполголоса, для себя, не замечая ничего вокруг, кроме своей работы. Вместе с уверенными, быстрыми движениями рук из её уст слышалась спокойная речь. Какие-то мгновения Сергей даже не мог понять, о чём говорит девушка, а когда расслышал, удивился. Уля складывала свои мысли в стихи. Это было невероятно, здесь, в глухой тайге, слышать рифмованные фразы, которые были в какой-то мере похожи на сочинения знакомых ему поэтов. Сергей притих, соображая, не ослышался ли он? А она, не замечая его, погруженная в свои мысли, говорила. Говорила складно, создавалось впечатление, что девушка просто читает по памяти давно знакомые строки. Но Сергей видел по выражению её лица, серьёзному, эмоциональному, что Уля говорит то, что только сейчас пришло ей на ум:
Передо мной - оленья шкура,
На ней узор сшивает прочная игла.
Я для Сергея раскроила меховую парку,
Так будь быстра, моя проворная рука.
Сергей пошевелился. Уля вздрогнула, бросила на него быстрый взгляд, поняла, что он не спал и всё слышал, низко опустив голову, замолчала. Он подождал ещё какое-то время, открыл глаза и повернулся к ней лицом:
- Ты читаешь стихи?
Она закрутилась на месте, покраснела и, не находя слов на его вопрос, выпалила:
- А подслушивать некарашо.
- Извини, я не хотел, так уж получилось, - начал оправдываться он и тут же заинтересованно спросил: - А кто тебя этому учил?
- Тётя Пелагия, - недолго помедлив, ответила она.
- Кто такая тётя Пелагия?
- Сейчас она за томом слетит, кушай вари, убирается, с хозяйством управляется. Дяди Ивана жена. Она для меня - вторая мама.
- И чему же она тебя ещё научила?
- Немногому. Считать, до двадцати. Писать пуквы. Читай маненько. У неё целых две книги есть. Отна называется про Герасима, как он собаку топил. А вторая про царя Салтана. Пушкин писал. Мама Пелагия говорит, что где-то там, в короте есть ещё очень много книжек, так много, как синичек в тайге. Раньше она жила в короте, в доме у какого-то купца. Там книги видела. И читать там же научилась. Потом вышла замуш за Ивана-конюха, а отец мой этого Ивана взял на рапоту, сюда, на прииск. Так вот она и стала шить тут. А книги эти ей та купчиха тарила, у которой она раньше в томе гувернанткой работала, в короте, - тяжело вздохнула Уля и замолчала.
- А ты в городе часто бываешь? - вдруг спросил он.
Она удивлённо вскинула ресницы, долго смотрела на него и, потупив глаза, отрицательно закачала головой:
- Нет. Никогта не пыла…. Мама Пелагия коворит, что там карашо! Людей много, как уток на озере весной и осенью. Ещё каварит, что там разные лавки, как у Агафона, на каждом шагу, а в них конфеты, пряники дают, леденцы. А ещё там томов много, рядом друг с другом стоят, как кедры в тайге. И лошадей там в телеги и сани запрягают и ездят не на спинах, а в санях, сзади. Только я не верю, как так мозно? Как мозно ехать на телеге, там же колодины, кочки да горы. У нас же тут, в тайге, на санях не проедешь. Только верхом, на спине или в поводу вести за собой.
Сергей глубоко вздохнул, задумчиво покачал головой: "Ах, Уля! Дитя тайги! Не испорченный цивилизацией человек. Просто дикарка, как ты далека от людской суеты. Счастливая, не знать бы тебе всего этого до конца своих дней…"
А она, как будто прочитав его мысли, не замедлила спросить:
- А ты был в короте хоть раз?
- Да, был. И очень долго, с самого детства, я жил там.
- Шил?! - изумлённо воскликнула девушка. - Где это шил, в самом короте?
- Да, в самом. - И уже задумчиво дополнил: - Большой город, Петербург называется.
- Ой, а мне мама Пелагия про него кавари. Это правда, что он там столица всей тайги?
Он засмеялся:
- Не столица всей тайги, а столица всей России. В России не только одна тайга. В ней много чего есть: и степи, и моря, и озера, и города, и деревни.
- Да?.. - удивлению Ули не было предела. - А я вот, кроме тайга, ничего не витела, - уже тише проговорила она и взяла в руки отложенное шитье. - И как там, в корое, правта, много людей?
- Ну, как тебе сказать, перелётных уток не видел, но вот с муравейником сравнить можно.
- Ух, ты! - восхищённо прошептала она. - Это, наверное, очень весело, карашо, когда много людей. Это у нас так всекда, когда старатели в тайгу на сезон приходят. Мушики, женщины, дети. Смех, запоты, раскаворы…
- Ну, не знаю, как у вас тут на прииске бывает, а в городе ничего хорошего. - Сергей равнодушно пожал плечами. - Так себе, шум, суета, грязь, пыль, дым. Людей много, а поздороваться не с кем. Все чужие, незнакомые, того и гляди, норовят друг друга обмануть. Чтобы в городе жить, нужны деньги. Много денег, без них никуда. Вот в тайге другое дело. Захотел поесть: либо в озере рыбу поймал, либо зверя добыл, рябчика, глухаря, шишек кедровых насобирал или ещё что-то. А там за всё это надо платить, покупать в лавке, на рынке за деньги. А деньги надо зарабатывать. Впрочем, что я тебе объясняю, тебе надо самой видеть, так просто не поймёшь.
- А мама Пелагия каварит, что там карашо, - недоверчиво посмотрев на Сергея, протянула Уля.
А если хорошо, то почему она здесь, в тайге, на заимке живёт?
- Не знаю… Здесь ей тоже нравится, хотя она постоянно крус-тит и скучает. А в корот она не хотит, дятька Иван не пускает, да и хоти ей некута, сирота она.
- А далеко ли отсюда до вашего города? - поинтересовался Сергей.
- Не знаю, сама не ходи. Но люди каварят, не очень. Сначала надо хоти до Егорьевского прииска три дня, потом до Покровского ещё отин тень. Ну а уж потом и в корот ещё два дня… Если перевалы снегом не завалит или не будет грозы.
- А много перевалов?
Уля призадумалась, что-то вспоминая, потом ответила:
- Каварят, три палыних и пять маленьких. Ходи надо туда, - махнула рукой на восток.
- И что, больше других дорог нет?
Как нет? Есть. Только хотить нато толго. На север ходи, там гольцы, летники, на лошатях не пройти, только на оленях. Это ещё три дня хоти надо. А там, - показала на запад, - каньоны, скалы отвесные, тоже плохо хоти. Места нато знать. Тетушка знает, он был. Но там ретко кто хоти. Зачем хоти там, когда есть тропа? Снегопад и грозу можно и переждать…
- Да, действительно, - в раздумье покачал головой Сергей, соображая, где, в каком месте он сейчас может находиться. Оставалось загадкой его настоящее проживание. Ни Ченка, ни Уля не могли объяснить, откуда он пришёл, где находится сейчас и куда надо идти. Небольшая кожаная сумка, в которой он носил карту, документы сохранились. Но на карте не было тех мест, где он сейчас находился. Даже название уездного города, о котором постоянно упоминала его спасительница, незнакомо. Может быть, это малоизвестный, затерявшийся далеко в глубинке посёлок местных купчишек-золотопромышленников или столица уезда, или даже округа. Более чем загадочно, что он остался жить, но не знал, где находится. И тут Сергею вдруг пришла мысль - спросить Улю не о больших населённых пунктах, о которых она не имела представления, а об известных местах в тайге.
Не долго думая, он тут же выдохнул:
- А ты знаешь, где находится голец Кучум?
Она беззаботно подняла на него свои глаза и равнодушно, как будто говорила о казане под воду, ответила:
- Знаю, мы с тетушкой Закбоем к нему в прошлом готу хоти. Это там, - небрежно махнула рукой на запад. Нато Туманиху вершить, потом хоти направо, по Седому пелогорью. За пять тней хоти мозно, если летом. Зимой - Польше, потому что тень короткий. - И уже таинственно дополнила: - Только хоти на голец нельзя, место плохое, гиблое. Там, под перевалом, чина стоит…
- Что за чина? - похолодел он.
- Знак такой, на сломанном кетре злой тух рублен. Хоти незя, люти пропатай. И не только люти, там звери не хоти, тропа нет. Птица не летай…
- Вот оно что… - протянул Сергей. - Кажется, теперь я понемногу начинаю понимать.