- У-у, дьявол! - зло воскликнул Капуста и, оттолкнув от себя тщедушного приказчика, приложился прямо к сулее.
"Век живу, а таких питухов не видывал. Горазд, однако, сердешный, до зелена винца", - подумал Калистрат, доедая калач на коровьем масле.
Осушив сулею, Митрий Флегонтыч смачно крякнул, сунул в рот соленый огурец и тяжело грохнулся на лавку; промычал в полусне:
- Ступайте прочь.
Калистрат и челядинцы перекрестились и встали из-за стола. По горнице разнесся густой богатырский храп. Над Капустой склонилась Фетинья, прикрыла пестрядинным кафтаном, участливо завздыхала:
- Умаялся, горемычный. Теперь уж до утра не поднимется. Намедни в буйство впал, дворню перепорол, девок изобидел. Натерпелись страху…
- Велика ли дворня у Митрия Флегонтыча? - полюбопытствовал приказчик.
- Какое там, батюшка. В холопах трое, две девки да я вот, раба старая.
Вышли во двор. Возле конюшни, надвинув дырявый колпак на глаза, дремал на куче соломы коротконогий рыжеватый мужик в пеньковых портах и без рубахи.
- Эгей, сердешный! - окликнул дворового приказчик.
Мужик смахнул колпак с головы и нехотя поднялся.
Переминаясь с ноги на ногу, позевывая, спросил, вглядываясь в сухощавого старичка в суконном кафтане:
- Чего надобно?
- Из холопей или мужик пашенный?
- Старожилец я безлошадный, - почесываясь, ответил мужик.
- Отчего не в поле, а у господина во дворе валяешься, сердешный?
- А чо мне в поле делать? Нет у меня ни сохи, ни жита. Надумал Митрию Флегонтычу челом ударить да в холопы записаться. Может, возьмет к себе за харчи, а я ему хоромы подновлю. Топором я поиграть любитель. Вот и жду. Да государь наш все во хмелю, недосуг ему меня принять.
- Из тяглых крестьян в холопы идти нельзя, сердешный. Кто же на государя оброк будет нести? Царь дозволил в холопы брать только вольных людишек, - строго вымолвил приказчик.
- Куда же мне деваться, батюшка? - развел руками мужик.
Приказчик приблизился к страднику, воровато оглянулся и молвил тихо:
- А ты, сердешный, к князю Андрею Андреевичу Телятевскому ступай. Князь до мужика милостив. Порядную грамотку ему напишешь, а он тебе два рубля отвалит да лошаденку даст. Заживешь вольготно.
- А как же Митрий Флегонтыч? За пожилое я ему задолжал. Господин наш лютый. Сыщет у твоего князя - усмерть забьет. Я ведь ему рубль да два алтына возвернуть должен.
- Не сыщет, сердешный. Ступай смело в княжью вотчину.
- Так ведь заповедные лета государь установил. Покуда нет выходу мужику, - засомневался крестьянин, скребя бороденку.
- А ты не робей, сердешный. Князь наш родом высок, будешь за ним, как за каменной стеной. А коли чего и пронюхает твой худородный государь, так наш Андрей Андреевич ему твои деньги за пожилое вернет, - заверил мужика приказчик.
- Коли так - можно и сойти от Митрия Флегонтыча, - заявил старожилец.
- Приходи, голуба. Избенку те новую срубим, животину выделим. Справным крестьянином станешь, - улещал мужика Калистрат.
- Спаси тя христос, батюшка. Этой ночкой и тронемся. Да и другим мужичкам намекну, - перекрестившись, тихонько проговорил страдник.
- Вот и добро, голуба. Айда со двора, ребятушки.
Один из челядинцев бухнулся перед приказчиковым жеребцом на четвереньки. Низкорослый Калистрат ступил ему на спину и взобрался на коня.
Выехали на улицу. Пустынно в деревеньке, мужики словно вымерли. И только возле самой крайней избы повстречали худого мужика в заплатанном армяке.
Мужичонка налаживал телегу возле двора. Завидев всадников с самопалами, страдник поспешно юркнул за двор. То был Карпушка.
"Уж не за мешком ли моим приехали. Мельник, поди, князю донес. Пропадай моя головушка", - в страхе закрестился селянин и бухнулся лицом в лопухи.
- Шальной, что ли? В бега ударился. Ну и деревенька, - буркнул Мокей, слезая с лошади.
Челядинец зашел за конюшню и вытянул мужичонку из лопухов. Карпушка съежился, бороденка задергалась. Мокей ухватил крестьянина за ворот армяка и вытащил к телеге.
- Чегой-то ты, сердешный, от нас за избу подался? - ласково спросил Калистрат.
- Телегу вот чиню, батюшка. Колеса рассохлись, ну, я и того, - залепетал, низко кланяясь, Карпушка, с опаской поглядывая на вершников и могутного Мокея.
Заслышав разговор, из избенки выскочили с десяток чумазых, полуголых, худеньких ребятишек и баба лет под сорок в посконном сарафане.
- Твои чада, голуба? Экие они у тебя заморенные. Невесело, знать, тебе живется?
- Помаленьку, батюшка. Видать, так богом указано.
- Ты домочадцев-то спровадь. Пущай побегают. А мы с тобой потолкуем малость.
Карпушка прикрикнул на ребятишек, и те, сверкая пятками, побежали со двора на улицу. Баба удалилась в избу.
Приказчик присел на завалинку и повел с Карпушкой неторопливый разговор…
Когда выехали из деревеньки, довольный Калистрат сказал:
- Дело сделано, Мокеюшка. Мужичкам деваться некуда - сойдут в вотчину. А те, что не придут, - силой возьмем. Нонче Митьке Капусте в господах не ходить, хе-хе. Пущай в дьячки подается.
Глава 4. ФЕДОР КОНЬ
Держа перед собой саблю, Кирьяк двинулся на Болотникова. Иванка зажал в руке топор, участливо поданный ему одним из посадских.
Увидев в руке парня топор, Кирьяк прикрикнул на земских ярыжек:
- Вяжите вора!
Служивые затоптались на месте: уж больно страшен чернокудрый детина с топором. Тогда Кирьяк выхватил из-за кушака пистоль.
- А ну погодь, черти! - вдруг зычно пронеслось над толпой.
Мужики обернулись и тотчас скинули шапки. На светло-гнедом коне сидел русобородый богатырь в суконном кафтане. Ездок сошел на землю - широкоплечий, ростом в добрую сажень.
- Отчего брань?
Кирьяк указал пальцем на Болотникова, сказал зло:
- Парень этот руку на меня поднял. Дозволь, Федор Савельич, наказать лиходея. Прикажи батогами пороть.
К Болотникову наклонился перепуганный Герасим, пояснил:
- Это набольший городовой мастер - Федор Конь. Сам строг, но человек праведный. Падай в ноги, Иванка, проси милости.
Федор Конь молча повернулся к Болотникову, положил тяжелую руку на плечо. Был он на целую голову выше рослого крестьянского сына. Глаза смотрели из-под широких кустистых бровей добродушно.
- Пошто Дорофея в реку кинул? Видел я с башни.
- Человек он недобрый. Старика хворь одолела, а он плетью дерется.
- Посадский, али из мужиков будешь?
- Страдник я. В Москву из вотчинного села наехал.
- Отчего ниву бросил, молодец?
- Нужда сюда привела, господин. Весна уходит, а засевать поле нечем. Послали мужики к князю за житом.
- Не господин я, а сын плотницкий. А теперь вот города на Руси возвожу. Люб ты мне, молодец. Зело силен и отважен. Пойдем ко мне в подмастерье. Обучу тебя каменному делу, добрым градостроителем сделаю. Будем вместе крепости на Руси ставить на диво иноземцу.
- Прости меня, Федор Савельич. Спасибо тебе за слова добрые. Одначе, пахарь я. Отпусти с миром. Дело у меня спешное.
Федор Конь хмыкнул в темно-русую бороду, постоял в недолгом раздумье и порешил:
- Будь по-твоему, ступай с богом.
- Да как же так, Федор Савельич? Дозволь смутьяна кнутом поучить, - недовольно молвил объезжий голова.
- Помолчи, Дорофей. Больно солощ до кнута.
Когда отъезжали от крепости, Афоня Шмоток, возбужденно охая и крутя головой, пространно ворчал:
- Не мыслил тебя, Иванка, и в живых видеть. Гляжу - народ к реке кинулся, ну и я туда. Как возвидел объезжего с саблей да пистолем, так и обомлел. Пропадет, думаю, нонче Иванка, не носить ему больше буйной головушки. Ох и нрав же у тебя, парень. Больно крутенек. Пошто драку затеял с государевым человеком? Тебя зачем в Москву мир послал? Спасибо мастеру Федору - отвел беду. Однако, ну и огромадный мастер.
- Видимо, не зря его в народе Конем прозвали. Он и делом своим велик и душой, - отозвался Болотников.
Миновав Васильевский луг, гонцы вскоре подъехали к новой крепостной стене - Китай-городу, вдоль которого тянулся ров с водой, выпущенной из реки Неглинной. Ров глубок - в пять сажен да шириной в добрых пятнадцать. К воротам перекинут деревянный мост.
В крепостной стене, в башне Варварских ворот, каменных дел мастера выстроили малую часовню Боголюбской божьей матери.