Исмаил-хан вскоре приехал. В белом архалуке, в желтых сапогах, веселый с виду. С ним - майор Дисерло и отставной поручик Франциск. Они шумно вошли во двор, поздоровались с генералом и кинулись к навесу, где стояло несколько кувшинов, помыть руки. Мадатов жестким взглядом смерил Исмаил-хана, глубоко вздохнул, поправил усы, крикнул нетерпеливо:
- Поскорее, поскорее, хан! - голос его немного дрожал и ему казалось - эту дрожь улавливает шекинский владыка. - Ждем тебя, понимаешь, не дождемся. Ну-кось, штрафную!
Хан, Дистерло и Франциск, вытирая руки полотенцем, подошли к тахте. В последнюю минуту Мадатов дрогнул, сказал еще строже, протягивая пиалку с ромом Франциску.
- Ну-ка, лекарь, подай хану, пусть выпьет. И вам, гос-пода, пристало выпить за ханскую радость!- с заметной ложью воскликнул Мадатов.
- О какой радости говоришь, генерал? - настороженно спросил Исмаил-хан, отводя пиалу от губ.
Мадатов испугался, что хан не выпьет, сказал тут же:
- Разрешено вам, дрожайший Исмаил, его превосходительством, коли поставите тысячу сабель... жениться на внучке Суркая... Выпьем, господа!
Исмаил-хан немного опешил. Улыбнулся, подул в пиалу и выпил.
- Браво, хан! - сказал Мадатов. - Наконец-то ваши желания исполнятся. А теперь, будьте любезны, доложите - как идет сбор ополчения...
- Татары всех четырех магалов согнаны в один отряд, - ответил хан. - Завтра думаем двинуться в Кубу, если не будет других указаний...
- Кто поведет войско? - спросил генерал.
- Я сам! - гордо ответил хан.
Мадатов подумал: "Дай тебе вожжи, ты свое ополчение завтра же соединишь с армией Аббаса-Мирзы... Нет уж, лучше сгинь!" Вслух сказал:
- Не стоит... Отдыхайте и готовьтесь к свадьбе. Командующий разрешил вам...
- Это приказ? - спросил, бледнея, Исмаил-хан.
- Вы сами к этому стремились, Исмаил, и командующий счел нужным далее не обижать вас. Больше его грозные указы не распространятся на вашу светлость. - Мадатов весело засмеялся и налил всем в пиалы ром. - Выпьем еще по одной, да к делу!- Сказал он И насмешливо заглянул в глаза Ислам-хану. Тот растерянно посмотрел на генерала и опять выпил...
Мадатов с Табунщиковым заночевали в Нухе, в девятом егерском полку. Утром, чуть свет, сели в седла и уехали. Майору фон Дистерло генерал оставил письмо. Приставу передали его в полдень, когда он собирался пойти к Исмаил-хану, чтобы ехать с ним к ополченцам. Распечатав письмо, Дистерло прочел:
"На случай смерти Исмаил-хана рекомендую вам немедленно собрать в Нуху... - Майор вздрогнул, не понимая, о какой смерти пишет Мадатов: вчера же вместе вернулись, и хан Шекинский был совершенно здоров! Пристав хмыкнул, огляделся вокруг и продолжал чтение: "собрать в Нуху со всех четырех магалов: с Нухинского - Хаджи-Садр-Эддин-бека, с Кабалинского - Ахмед-султана, с Арешско-го - Ибрагим-султана и с Агдашского - Мелик-ага и в присутствии вашем со всеми членами сими во-первых, дабы не могло произойти какого-либо зла, отобрать все ханские печати и запечатать своими: во-вторых, приступить к строжайшему наблюдению за сборами всех доходов, которые получает Исмаил-хан с Шекинского ханства... За отъездом же моим по делай службы на довольно долгое время в Дагестан, имеете обо всем относиться прямо к генерал-лейтенанту Вельяминову 1-му, а о чрезвычайных случаях доносить мне, адресуя в Кубу..." . (11)
- Ну и дела, - протянул пристав, пожимая плечами, все еще не веря написанному.
Тут же он отправился в крепость. У ворот увидел толпы горцев со скорбными, злорадными лицами. Оказывается, с утра пронесся слух, что Исмаил-хан тяжело заболел и ночью едва не умер. Говорили, будто младшая жена напоила хана отравленным зельем и, что после смерти Исмаи-ла трон займет его старший брат Беюк...
Фон Дистерло провели в ворота крепости. Напустив на себя скорбный вид, он немедленно прошествовал за слугами на айван, затем в ханскую опочивальню. Исмаил уто-пал в пуховой перине на суфе. Лицо его было бледно-зеленым, глаза потухли. Рядом приготовлял в горшочке какое-то лекарственное снадобье Франциск. Взмахивая широкими рукавами зеленого старомодного камзола, он торопливо помешивал деревянной лопаточкой в горшке. Тонкие губы Франциска были скорбно сжаты, в глазах мучительная тоска. Дистерло, окинув его беглым взглядом, подумал: "А ведь ты, скоморох, подал рюмку хану! А теперь довершаешь начатое?.. Ну и ну!"
- Что с вами, Исмаил? - Дистерло склонился над постелью шекинского владыки, оттеснив родственников. Шереф-Нисе-ханум, стоявшая в слезах тут же, окатила пристава злобным взглядом.
- Это вы... вы... русские.... - прошипела она и, круто повернувшись, вышла из опочивальни.
- Ну, ну, ханум! Что за невоздержанность! - повысил голос пристав и посмотрел на Франциска.
- Что произошло, лекарь?
- Отравление от излишков алкоголя, господин майор,- не дрогнув, сказал тот. - Белая горячка, рвота... Постараемся спасти. Хотя это очень, очень трудно...- Франциск взглянул на многочисленных родственников, приближенных хана и попросил.: - Господа, прошу оставить опочивальню. Его превосходительству нужен абсолютный покой...
Майор Дистерло вместе со всеми покинул хана в твердом намерении - немедленно приступить к сбору правителей магалов Шекинского ханства...
АНДРЕЙ-АУЛ
Крымские полки шли по северо-кавказским степям за Терек, к горам Кавказа. Драгуны, егеря, кирасиры, артиллеристы устало шествовали через станицу Грозную, дальше на Сунжу - в Чечню и Дагестан. С утра до ночи на паромных переправах грудились целыми ротами солдаты. Деревянные, скрипучие паромы не успевали перевозить русских воинов. Переправлялись одни, подходили другие. На той стороне тянулись леса и горы. Оттуда доносилась стрельба - передовые роты вступали в бой с чеченской конницей.
Ермолов со свитой и двумя отрядами продвигался впереди полков, минуя один за другим казачьи посты. Выбрав для полевой штаб-квартиры небольшой населенный пункт со странным названием Андрей-аул, главнокомандующий ехал туда. Из Андрей-аула он намеревался руководить всей операцией по подчинению горцев Дагестана...
На подступах к Андрей-аулу эскорт командующего во главе со свитскими офицерами наткнулся на отряд чечен-цев. Завязалась перестрелка. Чеченцы, отстреливаясь, погнали коней к реке и скоро переплыли на другую сторону. Двух человек все же удалось подстрелить. Когда русские подскакали к обрывистому берегу, то, к своему удивлению, увидели раненого казака. Он сидел в траве, кусал от боли нижнюю губу и клонился лбом к земле. Руки у казака были связаны ремнем.
- Ничего не понимаю,- сказал, слезая с коня Николай Воейков. - Почему среди чеченцев оказался казак? Эй, солдат!..
Боборыкин склонился над раненым, приподнял ему подбородок. Увидел страдальчески передернутое лицо.
- Всех порезали! - произнес с трудом казак. Ночью напали, сняли посты на вышках...
- Где? - выкрикнул с болью Воейков.
- Там... - отозвался слабо казак, пытаясь встать на ноги.
- Да развяжите же ему руки! - приказал казакам Боборыкин.- Не видите разве, что связан?!
Казака освободили от пут, перевязали рану. Дальше решили не ехать, подождать командующего. В степи уже вид нелись клубы пыли. Вскоре он подъехал на дрожках е двумя отрядами конных.
- Беда, ваше превосходительство! - удрученно сказал Воейков и рассказал о случившемся.
Ермолов спрыгнул с дрожек, посмотрел на казака, выругался и велел скакать во весь опор к посту. Скоро небольшое войско командующего ворвалось в распахнутые ворота казацкой крепостцы. Во дворе тут и там валялись порубленные насмерть солдаты.
- Да есть ли хоть один живой?! - возмутился Ермолов.
Охрана командующего ринулась в небольшой приземистый дом - казарму. Скоро солдаты вышли, доложили: "Всех, как есть, - начисто! Прямо в кроватях!"
- Вон глядите! - показал один из солдат на вышку и все увидели свесившиеся ноги часового. Видимо- чеченцы достали его пулей.
Живые, однако, остались. Откуда-то из степи приплелись в нательном белье шестеро казаков. А чуточку позже - офицер, точно- в таком же наряде. Минуя командующего, он заскочил в дом и выбежал оттуда в форме хорунжего. Пока офицер, застегивал мундир, казаки известили генерала, что если б не проспали часовые, то беды вовсе бы не было. Отбились бы от чеченцев: не впервой нападают.
Ермолов был бледен. От злости он не мог стоять на месте. В синем суконном бешмете с газырями, в заломленной на затылок папахе, он больше походил на атамана, нежели на командующего.
- Подойди, хорунжий; - сказал он срывающимся от дикой тоски голосом.
Офицер безвольно подошел.
- Все еще не выспался? - зловеще спросил Ермолов, прикинув на глазок его плотную плечистую фигуру, усмехнулся в лицо и вдруг с остервенением ударил кулаком в зубы. Хорунжий снопом плюхнулся на землю. Мгновенно вскочил, утирая окровавленный рот. Затравленно забегал глазами. Соображал - куда ему деться. Ермолов схватил его за грудки, дернул на себя и принялся мордовать, распаляясь все больше и больше.
- Сечь я тебя не буду, свинья поганая! - рычал он в бешеном экстазе. - Не велено твое офицерское величество сечь розгами! Я тебя по-своему... Сволочь проклятая!
Он опять сшиб хорунжего с ног и принялся топтать его сапогами. Генералы Горчаков, Ахвердов, Вельяминов-младший, группа старших офицеров, стоявшие рядом, кинулись унять командующего. Саженного роста, с бычьей шеей и руками-оглоблями он отшвырнул всех, как котят, ударил сапогом по лицу казака еще несколько раз и, тяжело дыша, приказал:
- Закопать!
- Алексей Петрович, бог с вами!
- Да вы что, ваше превосходительство!
- Живой же хорунжий... Как можно?!