– Ну что мы друг друга убеждаем: брито-стрижено? – рассмеялся Василий. – Все верно! Сегодня с утра в Совдеп и к нам в штаб восстания прибежали ребятишки из разных частей: офицеры вернулись в казармы, водворяют прежние порядки, требуют сдать оружие.. И не самочинно требуют – по распоряжению Временного комитета Думы. Уже и в город выходить – с особого разрешения. Родзянко полагает, что все закончено: вывеску сменили, а лавочка осталась та же.
– Вот видишь! – снова начал злиться Антон. – А мы...
– Слышал? – оборвал его, рассмеялся Василий. – Вчера даже жандармский эскадрон прискакал с "Марсельезой" ! Тоже стали защитничками революции. Родзянко и с ними лобызался. Правда, думцы – великие храбрецы. Вчера же кто-то поднял крик: "Хабалов идет! Хабалов идет!.." Тут такая паника поднялась! Одни "избранники" под кресла залезли, другие прыснули бежать. Решили, что Хабалов свое воинство на Таврический ведет. А оказалось, что его самого арестовали и привели, сейчас в "министерском павильоне" сидит.
Посерьезнел. Прихлопнул ладонью по столу:
– Суть ситуации такая: у Родзянки в руках правительственный аппарат. На его стороне все – от Пуришкевича до кадетов. А главное – офицерство. На стороне Совдепа – солдаты и пролетариат.
– Так это же сила! – воскликнул Путко. – Решающая! Что может какой-то там ротмистр, если вся рота против него? А народ перед Таврическим? Одним духом сдует кого хочешь, если дыхнет.
– Ишь ты какой шустрый! – Василий склонил голову набок, словно бы стараясь получше разглядеть заявившегося к нему умника. – Я тоже до ранения на фронте был. Тоже, разрешите представиться, подпоручик саперного батальона. На передовой, сам знаешь, всегда кажется, что главный бой на твоем участке. Если ты идешь в атаку, значит, вся армия наступает; смазываешь пятки – ну конечно же вся армия драпает.
– Точно! – теперь уже улыбнулся Антон.
– Но по сей день фронты и вся действующая армия еще не сказали своего слова. Еще только начинает раскачиваться Москва. Слухи самые разные. А наиглавнейшее – сам наш Совдеп...
Василий резко махнул рукой:
– Мы ждали этих дней и, когда началось, покатилось, готовы были возглавить движение. На утро двадцать шестого назначили пленум Петроградского комитета, чтобы окончательно определить тактику и стратегию. А в ночь на двадцать шестое охранка почти всех членов комитета замела. И в "Кресты". Я тоже попал. Молодцы выборжцы – взяли на себя обязанности комитета. Но по неопытности, а может, и наоборот, из-за верности принципам... – он в сомнении пожал плечами, – допустили оставшиеся на свободе братишки одну промашку. Когда восстание началось, они бросились на заводы, на фабрики, в казармы – к народу. А эсеры и меньшевики – сюда, в Таврический. И сразу давай создавать Совет! И давай захватывать в нем места! Сейчас во всем Совдепе наших товарищей-большевиков – всего двое-трое. А вся верхушка – их. Вот смотри: председатель Совета Чхеидзе меньшевик, товарищ председателя Скобелев – меньшевик, второй товарищ председателя Керенский – трудовик, со вчерашнего дня примазавшийся к эсерам. И остальные – пальцев не хватит, той же масти шатия-братия. Не то чтобы воевать с Родзянкой – сами к нему лобызаться бегают. Керенский даже наплевал на решение Исполкома Совдепа и решил стать министром в новом правительстве, которое Родзянко сейчас хочет слепить. Говорят, что и для Чхеидзе кресло в Мариинском дворце подобрали. Но мы свою линию гнем. За каждую букву в решениях Совдепа грыземся.
Он достал часы:
– Сейчас снова будем заседать. Оч-чень важное будет заседание! Ты оставайся пока здесь за меня. Будут приходить солдаты из частей, давай им нашу литературу, пусть берут, сколько унесут, – Василий показал на стопки листков, уложенные на полу вдоль стены. – И сам почитай: это наш манифест "Ко всем гражданам России" и листовка "Настал час освобождения".
Взял со столика, за которым курсистка терзала "ундер-вуд", узкие полоски бумаги:
– Это мандаты штаба восстания на право входа в казармы гарнизона. Выдавай только нашим, большевикам.
По районам начали создавать отряды рабочей милиции. Вот мандаты на получение оружия в арсеналах. Тоже смотри в оба, кому даешь. С минуты на минуту начнут приходить делегаты от рот, всех направляй в Белый зал, на заседание. Действуй!
За ночь Антон не сомкнул глаз. Как опустился на стул, освобожденный Василием, так и не поднялся: со всех сторон наседали; принимать решения надо было немедленно.
Василий забежал – вечер это был или уже ночь? – радостный, осипший, словно еще больше похудевший:
– Сдвинули! Мы с первого дня требовали, чтобы в Совдепе были не только рабочие, но и солдатские депутаты. Оборонцы во главе с Чхеидзе артачились: мол, агитация распространится и на армию. А нам этого только и нужно. Добились! Солдатская секция создана и отныне Совдеп – Совет рабочих и солдатских депутатов!.. А теперь мы там такую пулю отливаем Родзянке! Бьет наповал! Не пуля – снаряд!..
И снова исчез.
Под утро пришел, качаясь от усталости, с еще влажным номером газеты "Известия Совета Рабочих и Солдатских Депутатов".
– Прочти. Вот это!
Типографская краска пачкала пальцы. На первой странице, сразу под заголовком, крупно выступало: "Приказ № 1".
Антон начал читать.
"По гарнизону Петроградского округа всем солдатам гвардии, армии, артиллерии и флота для немедленного и точного исполнения, а рабочим Петрограда для сведения.
Совет Рабочих и Солдатских Депутатов постановил:
1. Во всех ротах, батальонах, полках, парках, батареях, эскадронах и отдельных службах разного рода военных управлений и на судах военного флота немедленно выбрать комитеты из выборных представителей от нижних чинов вышеуказанных воинских частей.
2. Во всех воинских частях, которые еще не выбрали своих представителей в Совет Рабочих Депутатов, избрать по одному представителю от рот, которым и явиться с письменными удостоверениями в здание Государственной думы к 10 часам утра 2 сего марта.
3. Во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется Совету Рабочих и Солдатских Депутатов и своим комитетам.
4. Приказы Военной комиссии Государственной думы следует исполнять, за исключением тех случаев, когда они противоречат приказам и постановлениям Совета Рабочих и Солдатских Депутатов..."
Василий ревниво следил за тем, как читал Антон.
– Пункт четвертый осилил? Мы настаивали на формулировке: "только в тех случаях", они, соглашатели: "за исключением тех случаев". Улавливаешь оттеночек? – В голосе его был сарказм. – Так и в пятом: и нашим и вашим!.. Одолели голосованием. Читай дальше – главное впереди.
– "Пункт пятый. Всякого рода оружие, как-то: винтовки, пулеметы, бронированные автомобили и прочее должны находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов..." – произнес вслух Путко и снова, с возрастающим волнением, углубился в текст:
"...и ни в коем случае не выдаваться офицерам даже по их требованиям.
6. В строю и при отправлении служебных обязанностей солдаты должны соблюдать строжайшую воинскую дисциплину, но вне службы и строя в своей политической, общегражданской и частной жизни солдаты ни в чем не могут быть умалены в тех правах, коими пользуются все граждане. В частности, вставание во фронт и обязательное отдание чести вне службы отменяется.
7. Равным образом отменяется титулование офицеров: ваше превосходительство, благородие и т.п., и заменяется обращением: господин генерал, господин полковник и т.д.
8. Грубое обращение с солдатами всяких воинских чинов и, в частности, обращение к ним на "ты" воспрещается и о всяком нарушении сего, равно как и о всех недоразумениях между офицерами и солдатами, последние обязаны доводить до сведения ротных комитетов.
Настоящий приказ прочесть во всех ротах, батальонах, полках, экипажах, батареях и прочих строевых и нестроевых командах".
Под приказом стояло: "Петроградский Совет Рабочих и Солдатских Депутатов".
Антон поднял на Василия заблестевшие глаза:
– Так это же!..
– Мы настаивали еще, чтобы солдаты получили право сами выбирать себе командиров, а неугодных – смещать. Меньшевики и эсеры провалили. Мы требовали, чтобы этот приказ был адресован не только войскам Петроградского округа, а всей армии. Они же: "Мы – Питерский Совдеп, а не Всероссийский..." Законники! Но все равно... – он выхватил у Путко из рук газету, потряс ею, – все равно армия теперь будет наша!
Антон поднялся со стула. От усталости, от резкого движения закружилась голова. Василий с удовольствием плюхнулся на свое место. Потянулся:
– Ну, что ты тут без меня наворотил? Докладывай. Путко протянул список: кому и с какой целью выданы мандаты, кто и зачем приходил.
– Да ты тоже, гляжу, крючкотвор. Штабной, что ли?
– Самый что ни на есть строевой. Да только на батарее писанины не меньше, чем в интендантской части.
– Молодец, все правильно, – пробежал его записи Василий. Поднял голову: – Ты с какого фронта?
– С Северного.
– Долго еще тебя в лазарете ремонтировать будут?
– Глаза видят, ноги ходят – пора и честь знать.
– Тогда вот что, друг: здесь мы людей найдем, как-нибудь управимся. Северный же фронт сейчас самый важный для революции – самый близкий к Питеру. А офицеров-большевиков по всему фронту по пальцам пересчитаешь. От того, за кем пойдет солдат, зависит наша победа или наше поражение. Ясно, Антон-Дантон? Так что вот какое тебе поручение от штаба восстания: сматывай лазаретные бинты и дуй на фронт! Доводи этот наш "Приказ № 1" до солдат, поворачивай на нашу сторону армию! Дня хватит, чтобы закончить все дела в Питере?
– О чем разговор?