Лаза был так же ею очарован, как и простая глазевшая на нее домохозяйка или любой солдат из толпы. От красоты Наталии перехватывало дыхание, и совершенно особенная, глубокая страсть к ней удивительным образом стала лейтмотивом его жизни. Любой мужчина, признавался себе Лаза, неважно, донжуан или зубоскал вроде него, тоскует временами о женщине, которую бы он боготворил, вовсе не стремясь обладать ею. То, что он испытывал к Наталии, было сравнимо с поклонением, которое чувствовал молодой монах к Деве Марии, нечто, сходное с восхищением Венерой Милосской ее почитателей. Это не мешало ему заводить многочисленные связи с женщинами - в том числе и с Драгой, в конце концов жениться на одной из них и нажить с ней четырех детей. Даже недостатки характера Наталии не смогли разрушить этой привязанности, которая выражалась также и в непоколебимой преданности Лазы ее сыну Александру.
Сходство между матерью и сыном никогда больше не поражало Лазу так сильно, как во время церемонии, последовавшей после отречения Милана от престола и при которой тринадцатилетний Александр в Белом зале Нового Конака был провозглашен королем Сербии.
Милан, этот несостоявшийся оперный режиссер, все обставил по своему сценарию. Сцена достигла своей кульминации, когда отец опустился перед сыном на колени и поклялся государю в своей вассальной преданности.
Это был захватывающий момент, и в переполненном зале не оставалось глаз без слез, за исключением юного короля. Он стоял с выражением триумфа на лице, не протянув стоявшему перед ним на коленях отцу даже руки. И позднее, когда вельможи и высшие офицеры свидетельствовали ему свое почтение, всегда проявлялось это зловещее выражение абсолютного превосходства. Вид Александра, с одной стороны, поражал Лазу, а с другой - отталкивал.
Получившая между тем развод и жившая в изгнании Наталия убедилась в преданности Лазы и сделала его доверенным связным между собой и сыном, с которым она была в разлуке. Должность личного адъютанта при тринадцатилетнем короле была далеко не блестящей, но верный Лаза выдержал на этом посту до тех пор, пока из мальчишки не вырос мужчина, который стал королем в полном смысле этого слова. И это произошло раньше, чем кто-либо мог предположить, не исключая и Лазы.
Семнадцатилетний Александр пригласил на ужин вместе с важнейшими членами кабинета и обоих регентов, Йована Ристича и Йована Белимарковича, которые вместе со Стояном Протичем вели для еще несовершеннолетнего короля государственные дела. Только старший лейтенант Тьирич, флигель-адъютант короля, был посвящен в планы Александра. Остальные лица из его окружения могли только догадываться, что готовится нечто важное. Во время традиционного сербского обеда - французский повар Милана был изгнан регентами из патриотических побуждений - Лазе показалось, что в высшей степени вежливый и выдержанный Александр был несколько рассеян и постоянно поглядывал на часы, чего он обычно не делал. Появление Тьирича, чье отсутствие было всеми замечено, являлось, видимо, ожидаемым знаком. После того как он прошептал Александру несколько слов, король встал и абсолютно спокойно сообщил находившимся за обедом регентам и министрам, что впредь не нуждается в их услугах, поскольку чувствует себя совершеннолетним и желает с этого же момента пользоваться всеми правами монарха. Когда регенты справились наконец с растерянностью, они гневно запротестовали, на что Александр хладнокровно и с полным самообладанием сказал им, что дворец окружен войсками, государственный переворот одобрен армией и любое сопротивление бесполезно. Он пригласил господ провести ночь в качестве своих гостей во дворце; если же они откажутся, он, к сожалению, вынужден будет рассматривать их как подвергнутых аресту.
Генерал Белимаркович, человек простой души, не вполне осознавший серьезность момента, бормоча проклятия, повернулся к королю спиной и направился к двери. По знаку короля дорогу ему преградил старший лейтенант Тьирич с обнаженной саблей. Генерал остановился, не сказав ни слова. С согнутой спиной и склоненной головой, с взъерошенными волосами он показался Лазе похожим на быка, который вот-вот должен упасть на арену корриды. Это был действительно напряженный момент, попахивало возможным кровопролитием. И старый Белимаркович сдался - весь сник и, как побитый невидимой плеткой, поплелся назад к остальным, которые в страхе сгрудились вокруг Йована Ристича.
Сцена, в которой семнадцатилетний подросток подчинил своей воле людей, годившихся ему в отцы и деды, показалась Лазе какой-то дьявольской и в то же время носившей оттенок гротеска. Конечно, Александр пользовался чьими-то советами, но сделать решающий шаг, пойти на открытую конфронтацию было его личным выбором. И этот шаг требовал не просто определенного нахальства, но и настоящего мужества. Ни один серб не выйдет из дома безоружным, даже если речь идет об ужине в королевском дворце. Пока подоспела бы дворцовая стража, Александра вполне успели бы застрелить или зарубить. Что удержало смещенных регентов и министров от сопротивления, так это невероятное хладнокровие юного короля. Все провели ночь, как было приказано, в Новом Конаке. С восходом солнца на каждой стене по всей стране висело воззвание короля и все войска принесли ему присягу.
После того как Александр отправил в отставку регентов и почти весь состоявший из либералов кабинет, началась чехарда со сменой партий, входящих в правительство. За кабинетом, который возглавлял принадлежащий к радикальной партии доктор Лазарь Докич, бывший учитель Александра, последовал либеральный кабинет, его сменила коалиция либералов и прогрессистов, а ее - после свадьбы Александра и Драги - снова кабинет радикалов. В конце концов правительство было составлено из беспартийных. Король твердо верил в теорию "новой метлы" и отправлял свое правительство в отставку так быстро, что вновь утвержденным не хватало времени навести порядок после деятельности предшественников.
Димитрий Цинцар-Маркович, который отличился в войнах против Турции и Болгарии и в свое время был верховным главнокомандующим, являлся последней из этих "новых метел". Следуя указаниям короля, он так умело манипулировал результатами выборов, что ни один нарушитель спокойствия из радикалов не прошел в новый парламент. Этот факт, однако, вызвал в стране враждебную реакцию. Александр замыслил сделать козлом отпущения премьер-министра. Уже несколько дней он вел переговоры с вероятными преемниками, но пока ни на ком не остановился.
- Что хочет премьер-министр? - спросил он Лазу.
- Я не знаю, Ваше Величество.
- Вы что, его не спросили?
- Нет, Ваше Величество.
- Я его не приму, - упрямо сказал король.
- Слушаюсь, Ваше Величество. Я так ему и скажу. - Лаза поклонился и попятился спиной к двери, но, прежде чем достиг ее, король позвал его, как и ожидалось.
- Подожди секунду! - Он обратился к Павлу Маринковичу. - Я должен все-таки получше обойтись со старым ворчуном. В любом случае оставайтесь в Белграде. Приходите во дворец сегодня в восемь вечера, тогда нам никто не помешает.
Как только дверь за послом захлопнулась, Лаза с упреком сказал королю:
- Я бы на Вашем месте не стал перед всеми унижать своего премьер-министра, по крайней мере, пока не найден преемник.
По реакции Александра невозможно было определить, как он отнесся к этому замечанию. Вид его внезапно стал усталым, он вдруг постарел лет на десять и утомленным голосом сказал, опустившись на мягкий диван:
- Пусть войдет.
Вытянувшись как струна, с выражением разгневанного обитателя Олимпа, по комнате промаршировал генерал Цинцар-Маркович, затем остановился на предписанной дистанции от монарха, щелкнул каблуками и низко поклонился.
- Осмелюсь доложить, генерал Димитрий Цинцар-Маркович, председатель кабинета Его Величества, - сказал он.
Лаза встал позади генерала - на случай, если кому-то из двоих откажут нервы.
- У Вас что-то важное, Мито? - спросил король. Он назвал своего премьера уменьшительным именем - это значило, что король принял к сведению замечание Лазы.
- Покорнейше прошу Ваше Величество принять мою отставку и отставку всего кабинета. - Голос генерала звучал громко, но вместе с тем и глухо, будто доносился из-за стены.
Король недовольно нахмурился и покачал головой.
- Вам не следовало бы так огорчать меня! - воскликнул он раздраженно. - Я не принимаю Вашей отставки.
- Мне ничего другого не остается, - ответил генерал. Он смотрел не на короля, а на видневшуюся через открытую дверь картину, на которой была изображена битва с турками на Амзельфельд. - Я зашел в тупик, сир, и не могу больше нести ответственность. Для меня она слишком тяжела.
Александр внезапно спрыгнул с дивана, и так стремительно, что генерал отпрянул.
- Я этого не допущу! - снова воскликнул он. - Это невозможно. Только не сейчас! Не раньше, чем утихнут волнения из-за результатов этих Ваших проклятых выборов.
Генерал стоял, открыв рот, с остекленевшим взором, и напомнил Лазе в эту минуту чучело акулы, которое он видел в аквариуме Триеста.