- Просто я совсем не хотела замуж. Я намеревалась постричься в монахини, но моему отцу требуется союз с Нормандией, несмотря на мнение папы по этому вопросу.
- Папа-то почему против?
Мы с Гийомом слишком близкие родственники; если поженимся, то Рим отлучит нас от Церкви, - сказала Матильда и перекрестилась. Анна и все присутствующие женщины тоже осенили себя крестом.
- Папа римский Леон внимает германскому императору, - сказала Адель Фландрская. - Император же не одобряет союз наших двух стран. Но эта свадьба, поверь, состоится, потому как король очень хочет этого. Папа не посмеет отлучить вас от Церкви. Наши лазутчики уверили нас в этом.
В венце из мокрых черных кос, еще более подчеркивавших хрупкость обнаженной шеи, кроткая Матильда опустила глаза.
Какое было разительное отличие меж этими двумя женщинами: одна яркая, одетая в длинное темно-синее платье; пылающие рыжие волосы скручены жгутом на голове и делают ее еще выше. Другая - ростом с двенадцатилетнего ребенка, ярко-красное платье еще более подчеркивало матовый цвет ее лица…
Отказавшись сесть в носилки, обе подруги обнявшись вернулись через поля в замок.
* * *
Под огромной столетней липой во дворце замка король, герцог, епископ из Мёлана и граф Фландрский пили вино. При входе дам все, кроме епископа, встали.
- Мне кажется, вы знакомы с королевой? - сказал Генрих, обращаясь к Гийому.
Пунцовый, как платье его невесты, герцог молча поклонился.
- Моя дорогая, герцог Гийом рассказал мне о вашей встрече. Неужели же в вашей стране так принято, чтобы девушки скакали по лесам без сопровождающих?
Многие обратили внимание на приступ раздражения, вмиг овладевший Анной.
Адель пришла на помощь королеве.
- Брат, не сердитесь. Направляясь помолиться в свитое место, королева случайно потеряла свою свиту.
- Странные иногда случаются встречи: направляешься в святые места, а встречаешь мужчину, - пробормотал король.
Солнце медленно садилось у подножия дерева, на коврах были разложены подушки, чтобы дамы могли отдохнуть в тени. Стоял прекрасный летний вечер, наполненный шорохом насекомых и пением птиц. В окрестных полях слышалось пение жнецов. Это был час, когда все в природе успокаивается, когда уставший от зноя рассудок лениво переключается с одного предмета на другой, а расслабленное тело наслаждается свежестью вечера и вином. Все было спокойно. Каждый наслаждался этими минутами, позабыв во время этой приятной передышки былые ссоры, ненависть, зависть, злобу, заговоры, составлявшие повседневную жизнь странствующего двора короля Франции. Раскинувшись на подушках, Анна ощутила сейчас чувственное желание.
Возлежавшая рядом с ней Матильда приподнялась и положила голову королеве на плечо:
- Знаешь, мне бы хотелось, чтобы ты спела русскую песню.
- Попозже… сейчас так хорошо!
- И все же я попрошу Оливье д’Арля - пусть сходит за инструментом.
- Как хочешь, - томно сказала Анна.
Дочь Бодуэна Фландрского встала и что-то прошептала на ухо юноше. Он тотчас бегом кинулся исполнять поручение. Матильда вернулась к подруге. Скоро молодой человек вернулся, неся гусли королевы и свою арфу.
- Королева, а что, если мы споем песню урожая, которой вы меня научили?
Анна взяла в руки гусли и устроилась поудобнее. Взяв несколько аккордов, она запела на родном языке, славя лето, солнце, заставляющее зреть хлеба, а девушек - расцветать. Матильда подтягивала по-русски.
Прошло вечернее оцепенение, улетучились летняя вялость и нахлынувшие было желания. В спокойствии вечера звучала музыка, которая могла растормошить самого неуклюжего рыцаря и самых меланхоличных дам. Привлеченные музыкой, слуги из замка - от стражей до поваров, от кастелянш до служанок, от монахов-переписчиков до садовников, от свинопасов до прядильщиц льна, - все побросали работу и устроились: кто на пороге, кто свесившись из окон или сидя в пыли. Все затаив дыхание слушали высокий и чистый голос королевы, певшей на незнакомом прекрасном языке.
Анна научила Матильду этой песне, и подруга присоединилась к королеве и Оливье, ударяя в ладоши. После этой спели другую, потом еще одну. Была уже глубокая ночь, когда все трое замолчали. Раздались возгласы и аплодисменты. Даже король выглядел довольным, он подошел и нежно поцеловал жену в щеку. Что же касается герцога Нормандского, то он еще не вполне пришел в себя после встречи с безрассудной всадницей, снившейся ему каждую ночь с момента встречи. Обычно весьма словоохотливый, герцог оставался молчаливым, будучи не в силах глаз отвести от той, кого называл Морой.
Все отметили необычное его поведение.
- Гийом, ты смотришь на королеву, как будто она - привидение.
- Можно сказать и так, Генрих.
Король подозрительно посмотрел на него. Он никогда особенно не любил Бастарда из Нормандии, порученного ему Робертом Великолепным еще зимой 1034 года, когда тот отправился во Святую землю (чтобы не просить у Бога прощения за свои многочисленные прегрешения, Роберт Великолепный умер на обратном пути). По словам его казначея Тустена де Дрё, графа де Вексен, Роберта отравили. Похоронили его в июле 1035 года в Ницце, в соборе Нотр-Дам. Казначей, слышавший последнюю волю своего господина, сообщил ее королю Франции, которому также передал от имени усопшего одну из приобретенных им в Святой земле реликвий.
Когда отец умер, Гийому было всего восемь. С тех пор прошло уже шестнадцать лет. Ребенок стал рыцарем, чьей храбростью все восхищались. Король Генрих смог и сам убедиться в его смелости, выказанной в сражении при Вал-де-Дюн летом 1047 года. Тогда французские и нормандские войска одержали победу над армией мятежников, вожди которых хотели устранить молодого герцога. Очень жестокая битва продлилась несколько часов, многие рыцари нашли на поле брани свою смерть. Сам король, выбитый из седла, спасся лишь благодаря прочности шлема, доспехов и вмешательству Гийома, который быстро перерезал горло одному из ополченцев Ренуара де Бикессара, набросившемуся на короля. Несмотря на проявление отваги и преданности, Генрих не мог отделаться от своей подозрительности и враждебности к человеку, опекуном которого был. Герцог также не доверял никому, очень рано поняв, что Генрих не может полагаться ни на кого, а сам он и того меньше. Изнеженный характер короля также весьма раздражал герцога. И вот, чтобы еще усилить их взаимную неприязнь, тот самый человек, которого герцог Гийом так презирал, волею судеб оказался супругом женщины, что была прекраснее всех остальных. Погруженный в свои мысли. Гийом не услышал вопроса короля:
- О чем думаешь, Гийом? У тебя свои думы?..
- Простите меня. Генрих.
- Я спрашиваю, когда ты собираешься жениться на моей племяннице Матильде?
От этих забот герцог был так далек, что изумленно взглянул на короля.
- Или ты забыл о своих обязательствах? - спросил король, явно начиная сердиться.
Матильда уткнулась лицом королеве в грудь. Анна прижала к себе маленькое, хрупкое ее тело.
- Конечно, не забыл! Я люблю Матильду и хочу, чтобы она стала моей женой.
- Несмотря на запрет папы и епископов?
- Я верный сын Церкви и первый подчиняюсь ее решениям, если они кажутся мне справедливыми. Что до моей женитьбы, я полагаю их решения несправедливыми. Поэтому не может быть и речи о том, чтобы я подчинился. Германский император не смеет распоряжаться в Нормандии.
- Неплохо сказано. Пусть же союз между Францией, Нормандией и Фландрией держит наших врагов в страхе. Надо, чтобы этот брак был заключен до конца года.
- Генрих, назначьте сами день.
- Как насчет месяца сбора винограда? - спросил Генрих, поворачиваясь к сестре и зятю.
- Если Гийом согласен, это время мне подходит, - ответил Бодуэн Фландрский.
- Меня вполне устраивает. Что скажете вы, Матильда, душа моя?
Прижавшись к Анне, девушка смотрела на того, кого ей выбрали в супруги и кого она полюбила с первого взгляда.
- Месье, если этот срок вам подходит, то и я согласна.
Анна поцеловала Матильду, радуясь ее счастью. Матильда доверила ей свою любовь к Гийому. Она не осмеливалась слишком проявлять ее из боязни вызвать ненависть и злобу среди окружения герцога.
- Клянусь Морой, ты увидишь, твой первенец будет мальчиком!
Решили отпраздновать помолвку. Пирушка продлилась всю ночь. Лишь утром король возлег с королевой.
Глава тринадцатая. Бракосочетание Гийома и Матильды
В конце сентября 1051 года король Англии Эдвард (прозванный своими подданными Проповедником из-за своей чрезмерной набожности) объявил, что, поскольку у него нет прямого потомства, он провозглашает своего племянника Гийома, герцога Нормандского, единственным наследником английской короны.
Гийом выслушал эту новость, не выказав ни удивления, ни радости. В его привычках произошло только одно изменение: он стал долго молиться после вечерни.
В замке Ё Арлетта, мать герцога, и ее супруг Эллуин де Контевиль заканчивали приготовления к свадьбе. В Лилле между двумя богослужениями Матильда примерила наряды, подаренные ей отцом.
Этим прекрасным теплым октябрем при Фландрском дворе царил дух глухой вражды, недоброжелательности, мелочности, что всех раздражало. По политическим соображениям граф Бодуэн дал пристанище Годвину, графу Уэссекскому, и двум его сыновьям, Гирту и Тости, изгнанным королем Эдвардом из Англии. Кроме того, Бодуэн выдал свою сводную сестру Юдифь за беспокойного Тости.