Но Като уже не слышала ее, легким и стремительным шагом удаляясь туда, где - она знала - ждет ее князь Михаил Долгорукий. Она даже не думала о том, любит ли князь ее. Потому что мысли не могла допустить, что она - великая княжна, признанная красавица, прозванная льстивыми придворными "Краса России", может получить от кого-то отказ.
Завершающим в череде празднеств стал большой маскарад в Петергофском дворце, на который было приглашено более пяти тысяч человек - не только дворян, но и состоятельных граждан из "неблагородного" сословия. Великое множество гостей прогуливалось по "изукрашенным огнями" аллеям Нижнего парка, прекрасным и без всяких украшений…
Като нарядилась французской маркизой семнадцатого века, затянув до предела и без того тончайшую талию и обув со всевозможным кокетством выглядывающие из-под пышных юбок маленькие ножки. Она была хороша, как никогда, и прекрасно это знала. И еще у нее было предчувствие: сегодня вечером князь Михаил наберется смелости и признается ей в любви. Обязан признаться.
Като отдыхала после очередного танца, а князь Михаил, не в маскарадном костюме, а в парадном мундире, стоял возле нее, держа бокал с прохладительным питьем. Он сделал глубокий вдох и у Като сладко замерло сердце: вот сейчас все и произойдет. И в этот момент по залу пролетел шепот: в двери вошла молодая красавица в простом строгом платье лилового бархата и без маски. Она была так хороша собой, что на нее загляделись даже дамы.
- Кто это? - спросила Като у своего кавалера.
Ответа не последовало. Като подняла глаза и увидела, что князь Михаил, как завороженный, смотрит на красавицу, а она, в свою очередь, не сводит с него огромных темных глаз в густых и длинных ресницах.
-"Ночная княгиня", - услышала Като чей-то приглушенный голос и поняла, что приехала известная своими причудами княгиня Голицына, историю которой ей рассказывала Мария Алединская, и которая никогда нигде не появлялась раньше полуночи.
- Князь, - уже раздраженным тоном сказала она, - здесь душно. Подайте мне руку, я хочу прогуляться по саду.
Князь Михаил, точно завороженный, выполнил ее просьбу-приказание, но глаза его по-прежнему были прикованы к княгине Голицыной. Только в парке, куда они вышли минуту спустя, он, похоже, немного пришел в себя.
- Вот уж не думала, что вы способны мгновенно плениться парой красивых глазок, - недобро усмехнулась Като. - Да еще принадлежащих замужней женщине.
- О чем вы, ваше высочество? - слегка смутился князь.
- О том, как вы разглядывали эту даму в лиловом, строящую из себя роковую красавицу. О княгине Голицыной.
- Я не имею чести быть с ней знакомым, - пожал плечами Михаил.
- Ваше счастье. Говорят, она принимает у себя только по ночам и только мужчин, и вообще не знакома с правилами приличия. Князь, ее супруг, настолько устал от капризов своей половины, что предпочитает вообще не появляться рядом с ней.
- Откуда такая осведомленность, ваше высочество?
- Да об этом все знают! Просто вы недавно в Петербурге, да к тому же слишком умны, чтобы пускаться в сомнительные приключения.
- Вы льстите мне, княжна, - улыбнулся Михаил, но вид у него был все такой же рассеянный и отсутствующий, и он под первым же благовидным предлогом поспешил вернуться в бальный зал.
Като отвлеклась на разговор со своим новоявленным родственником, супругом сестры Марии, и только некоторое время спустя заметила, что Михаил Долгорукий танцует вальс с княгиней Голицыной. Она ощутила в сердце какой-то странный холодок, но тут же надменно вскинула голову: ни один здравомыслящий человек не откажется от великой княжны ради замужней женщины с сомнительной репутацией.
Отзвучали звуки оркестров, петергофские парки опустели, разъехались приглашенные гости. Жизнь императорской семьи вернулась к прежнему, расписанному по правилам этикета (правда, по летнему времени не столь строгому) порядку. В это время император Александр принимал участие в летних маневрах войск, расквартированных неподалеку от Петергофа - в Ораниенбауме. При нем почти неотлучно находился и князь Михаил Долгорукий.
Обе императрицы - царствующая Елизавета Алексеевна и вдовствующая Мария Федоровна, оставались со своими дворами до середины августа в Петергофе, куда из летних лагерей часто наведывался император. Като могла встречаться с князем Долгоруким только в официальной обстановке и набиралась смелости, чтобы поговорить с императором о своих свадебных планах.
Но вскоре воинские учения закончились, и Мария Федоровна смогла теперь уехать с детьми и с новобрачными в свой любимый Павловск. Как ни возражала и ни капризничала Като, ей пришлось подчиниться безжалостному диктату дворцового этикета.
Новоиспеченная супружеская пара проводила медовый месяц в тиши прекрасных парков, в тесном семейном кругу. Как ни пыталась императрица-мать оттянуть разлуку с дочерью, день расставания приближался. А тем временем из Веймара уже шли письма с просьбой ускорить приезд принца и его супруги, к торжественной встрече которых там давно готовились. Молодую герцогиню ждали с нетерпением. Еще до бракосочетания принца Шиллер писал шестнадцатого июня в Петербург своему другу: "…Все мы напряженно ждем появления новой звезды с Востока". Ждала этого и Като, куда более нетерпеливо, чем могла признаться даже самой себе.
В Веймар уже было отправлено приданое великой княгини: на восьмидесяти повозках везли мебель, гобелены, посуду, вазы, картины, другие произведения искусства - все, что было достойно украсить жизнь царской дочери в скромном германском герцогстве. Приданое, которое получила Мария Павловна, намного превышало не один годовой бюджет всего Веймара.
Через много лет Гёте случилось увидеть драгоценности и другие сокровища, которые она привезла с собой, и, восхищенный, поэт-министр записал в своем дневнике 27 мая 1829 г.: "Зрелище из "Тысячи и одной ночи"".
Закончилось лето, императорская семья вернулась в Петербург. Наконец день отъезда был назначен - 25 сентября. Императрица-мать и брат-император решили проводить новобрачных на некоторое расстояние от Петербурга. Они ехали с ними в одной дорожной карете, в остальных разместились члены семьи, придворные.
Около полудня миновали Нарвскую заставу. На первой после Петербурга станции состоялся прощальный обед в узком кругу без посторонних. Здесь Александр попрощался с сестрой и зятем и вернулся в город, а императрица Мария Федоровна все еще не могла решиться на это и поехала с дочерью дальше… Лишь на следующее утро они расстались.
Императрица сразу же направилась в Гатчину, так как не хотела возвращаться в Петербург, где ей все напоминало о недавних радостных днях, которых у нее в последнее время было так мало. Сын-император, понимая состояние матери, отнесся к этому ее вынужденному уединению с пониманием: слишком много у этой женщины было за прошедшие годы потерь и разлук…
Да к тому же его одолевали другие заботы: любимая сестра Екатерина призналась ему, что без ума от князя Михаила Долгорукого, и жаждет стать его законной супругой. Никакие доводы о мезальянсе не действовали, Екатерина упрямством пошла в покойного батюшку, и если забирала какую-то идею в свою очаровательную головку, то справиться с этим было практически невозможно.
Александр был близок к отчаянию, потому что знал: князь Долгорукий полюбил другую. Причем любил ее не первой страстью юнца, а всем существом умного, опытного, рано повзрослевшего человека. Более того, убежденный холостяк, князь Долгорукий задумал… жениться. Светская жена-мотылек, пустоголовая прелестная бабочка привлекала его не больше, чем хлопотливая хозяйка дома, занятая только пересчетом ложек, да варкой варенья. И вдруг - Царь-Девица. Упустить такой шанс в своей жизни князь не мог. Но Авдотья была замужем…
О том же, что его женой мечтает стать великая княжна Екатерина Павловна, князь Михаил и не догадывался. Конечно, он видел, что она отличает его среди прочих, что кокетничает с ним и явно дает понять, что князь ей не безразличен. Но относил это за счет молодости и наивной восторженности княжны, которая жаждала любви и просто вообразила себе, что любит. На все намеки о том, что намерения княжны достаточно серьезны, князь Михаил только нетерпеливо отмахивался:
- Ее высочество изволит играть, оттачивает на мне свое очарование, вот и все. Конечно, Екатерина Павловна прекрасна как день и умна не по годам, но я ей не пара. Ей предназначен более высокий жребий.
Знал император Александр и то, что на двадцать шестом году жизни Авдотья Голицына, "Ночная княгиня", тоже полюбила красавца-князя, полюбила со всем пылом юной, романтической, пылкой любви, тем более страстной, что надежда на ее обретение была уже почти утрачена. Да, красавица-княгиня была замужем, но…
Но достаточно было одного слова самодержца, чтобы ее брак с князем Голицыным был аннулирован, как недействительный. Только Александр не мог нанести обожаемой сестре такой удар. И постарался довести до сведения князя Голицына, что его отказ дать развод жене, будет соответствующим образом воспринят и оценен августейшими персонами. А опытному царедворцу вполне было достаточно намека, чтобы понять, как ему поступить в подобной щекотливой ситуации.
Влюбленные наивно надеялись на то, что князь Голицын, никогда не проявлявший к своей жене ни малейшего интереса, не станет ее удерживать. Не тут-то было! Голицын ответил категорическим отказом.
Не ожидавший такой развязки, князь Михаил отправился на поля сражения в Восточную Пруссию и получил там за героизм русский орден Святого Георгия и прусский - Красного Орла. Он стал одним из самых молодых и лучших генералов русской армии. Современники позже сокрушались: "Если бы он был жив, то стал бы героем России…"