Овладев собой, Климент кратко изложил суть того, что он сегодня излагал уже дважды. Он рассказал о поимке Дяко и как Сен-Клер допрашивал русских офицеров; затем остановился на военных приготовлениях в городе.
- Так, так, - все более возбуждаясь, кивал головой Гурко. - Совпадают ли эти сведения с теми, которыми мы уже располагаем, полковник?
- Да, в значительной степени... В сущности, мы больше всего рассчитывали на этого Дяко, о котором здесь упоминалось, ваше превосходительство.
- Да, да, Дяко... Герой! Но, как видим, такие, как он, не перевелись! Так-то! Садитесь, доктор, прошу! Корнет, прикажите принести нам чаю!
- Одну минуту, ваше превосходительство, - поспешно остановил его Сердюк. - Разрешите подать чай чуть позже. Доктор не рассказал нам еще самое существенное. Говорите, Будинов!
Климент умышленно придержал для конца самую важную новость. Да разве можно ставить ее в один ряд со сведениями относительно каких-то обозов, госпиталей и редутов! Воодушевленный уже нескрываемым доброжелательным выражением лица генерала, он предугадывал, какое впечатление произведет на него эта новость, хотя некоторое время Гурко будет ошеломлен. Да, он отчетливо представлял себе это. "А после он меня обнимает, да, да. И это будет для меня самая большая награда, что они мне все-таки поверили до конца", - думал Климент и быстро, с бешено колотящимся сердцем стал рассказывать о предстоящем прибытии в Софию главнокомандующего Сулеймана и о подкреплениях, с помощью которых турки ставят себе целью превратить город в новый Плевен.
- Да о чем вы говорите?! - неожиданно прервал его с раздражением Гурко.
- О подкреплениях, ваше...
- Фантазия и вымысел!
- Но, ваше превосходительство...
- Молчите! Вы что же, нас за детей принимаете? Четыре пехотные дивизии... Целая новая армия! Где они могут взять ее в данный момент?
- Источник вполне достоверен, - спокойным тоном настаивал Климент, испугавшись неожиданной вспышки Гурко.
"Ну а что, если все это действительно вымысел и фантазия Андреа? - И эта возможность показалась ему куда более страшной, чем недоверие, которое вызвал к себе он сам. - Не выдумал ли все это его взбалмошный брат? И если все это фантазия и вымысел, тогда это ужасно, - лихорадочно думал в полном отчаянье Климент, и мелкие капельки пота выступали у него на лбу. - Но тогда это значило бы, что он не должен верить и самому себе - ведь Джани-бей, когда он спас его сестру, говорил ему то же самое, хотя не называл ни имени, ни численности... Нет, нет, Андреа не ребенок! И я еще не сошел с ума... И почему нашим освободителям это кажется таким невероятным? Разумеется, им хотелось бы, чтобы это было неверно..."
- Я выполнил свой долг, ваше превосходительство, - сказал Климент, с трудом владея голосом. - Сообщил все, что знал. Вам оценивать.
Гурко, не глядя на него, обошел стол. Сел. Видно было, что он встревожен, что обдумывает и взвешивает.
- Нет, это невозможно! - произнес наконец он в ответ на какое-то свое сомнение. - Это противоречит всему, что мы знали до сих пор. Целая новая армия!? Это задержало бы и усложнило штурм перевала... Полковник, что думаете вы?
- Что именно это и было целью, ваше превосходительство!
Гурко резко вскинул голову.
- Это и было целью? Вы шутите!
Сердюк кивнул, и Климент, хотя и мельком, заметил в его глазах уже откровенно враждебные искорки. Он меня ненавидит, ненавидит меня! Но почему? О какой цели он говорил сейчас?
- Создается впечатление, что это исключительно важное сообщение поступает к нам необычайно вовремя, - сказал полковник, - Плевен пал, и в тот же день мы узнаем, что в Софию прибывают крупные подкрепления... Ловко задумано... Нас просто запугивают! Чтоб пресечь любое наше намерение немедленно предпринять наступательные действия. Пока господа англичане убедят своих западных друзей вступить в войну! И спору нет, сделано ловко!
- Сударь!.. Господин полковник! - воскликнул потрясенный Климент и сам не узнал своего голоса.
Сердюк холодно взглянул на него и повернулся к нему спиной.
- Ловко сделано, - продолжал он. - Можем у них поучиться. Болгарин, обучался в высшей школе у нас, вооружили его несколькими верными второстепенными сведениями... как наживку на удочку... Перебросили его через Арабаконак, а оттуда он по какой-то тропе добрался до нас.
- По какой-то тропе... Да эта тропа никак не связана с Арабаконаком!
- И это тоже наживка... Тоже! А мы вот срываем наживку. И не заглатываем крючок! - Холодно и бездушно рассмеялся Сердюк. - Кто же мастер, кто придумал этот ход? - внезапно обернувшись к Клименту, крикнул он и, с силой схватив за борта пальто, встряхнул его. - Говори, кто? Сен-Клер? Подлец! Мы ради вас пришли сюда умирать. Отвечай!
Климент молчал. Гнев и страдание сдавили ему грудь. Он - подлец! Он - шпион! Орудие Сен-Клера! Ему хотелось сказать, крикнуть им: "Да вы с ума сошли! Побойтесь бога, что вы так терзаете мне душу!" - но губы его словно одеревенели, он только упорно и мрачно, страшным, безумным взглядом смотрел на полковника и видел его и не видел, презирал его и жалел.
- Говори! Признавайся!
Это Гурко! И он тоже! И он ему не верит!
- Я болгарин, господин генерал, - произнес наконец он глухо, и, казалось, эти слова сразу же словно открыли запруду и дали выход страданию и озлоблению, переполнявшим его душу.
- Ты шпион! Ты не болгарин!
- Тем хуже для вас, что вы мне не верите... Да, я выполнил свой долг! Теперь вы можете меня расстрелять.
- А ты что думаешь? Что мы тебе орден дадим? Тьфу, сволочь! Убрать его отсюда, чтоб я его не видел больше!.. А второй - он где? Под строжайший арест его! Завтра поговорим с ними. Просто не хочется сейчас омрачать праздник...
Гурко еще раз бросил на него презрительный взгляд и гневно тряхнул пышной бородой.
Климент пошатнулся и, чтоб не упасть, вцепился в спинку стоявшего возле него стула.
- Несчастный ты человек, господин шпион! Совесть твоя тебе это скажет сегодня ночью, когда услышишь, как торжествует весь город, как радуются люди... Слушай, слушай - вот уже началось!
И действительно, где-то совсем близко прогремел торжественный пушечный залп салюта, а следом за ним второй и третий.
- Да, - сказал Климент, глядя в упор на генерала, - нам есть отчего торжествовать. Но, может быть, и ваша совесть заговорит, господин генерал. Попозже... Когда Сулейман закончит переброску тех четырех дивизий из Варны в Константинополь... Но какое роковое недоразумение, бог мой, какая фатальность, - добавил он тихо, с повлажневшими глазами и отвел взгляд. - Извольте поступать со мной и братом, как вы сочтете нужным. Мне нечего больше вам сказать! - произнес он горестно, но с достоинством, которое наконец снова обрел.
- Уведите его, Сердюк!
Сердюк слышал приказание, но не шелохнулся. Его выпуклый лоб наморщился.
- Будинов, - вдруг обратился он к Клименту, и в голосе прозвучало что-то затаенное. - Ты только что сказал... они из Варны отправляются, да?
- Эти части прибывают с Русенского фронта. В Варне их погружают на суда, направляющиеся в Константинополь.
- Ты уверен в этом?
- Я там не был, полковник Сердюк.
- И ты считаешь, что эти войска... войска из Константинополя прибудут в Софию?
- Я ничего не считаю. Это мы узнали, это я и сообщаю вам.
- А почему ты прежде не сказал нам об этом? Ни даже сейчас его превосходительству?
Климент устало пожал плечами.
- А, сообщая вам, он упомянул это обстоятельство, корнет? Что войска погружают на суда в Варне?
- Не смею утверждать, ваше высокоблагородие! Возможно, что и упоминал.
- Какое это имеет значение, Сердюк? - резко вмешался в разговор генерал.
"Имеет ли вообще что-либо какое-то значение? - в полном отчаянье подумал Климент, переводя взгляд с побледневшего Кареева то на задумавшегося полковника, то на Гурко, который ждал выполнения своего приказа, нетерпеливый и злой. - С каким трудом мы добирались сюда, и все пошло прахом. А Коста и не подозревает, что нас ждет. И наши в Софии..." Сердце его сжалось от боли, он едва сдерживал слезы; горше всего ему было оттого, что смерть их будет так бессмысленна.
- Дело в том, ваше превосходительство, - услышал он ненавистный голос полковника, - что в последнем донесении разведывательной службы упоминается о такой переброске.
- Полковник! Сознаете ли вы, что говорите?
- Я полагал, что войска высадят в Бургасе. Для усиления их Шипкинского фронта. А сейчас получается...
- Сейчас получается, что ваши слова, полковник, опровергают ваши предшествовавшие обвинения!
Сердюк опустил голову. Его угловатые плечи стали еще острее, и его короткая шея словно бы ушла в них.
Гурко резко обернулся.
- Доктор... Будинов, кажется, не так ли? Доктор Будинов. Как вы сами видите, ваши сведения поставили нас в затруднительное положение. Мы примем их, так сказать, в свой резерв. До подтверждения.
Климент устало улыбнулся.
- Не смею даже радоваться, ваше превосходительство. Поступайте с ними, как вам будет угодно.
Генерал задержал на нем взгляд.
- Послушайте, доктор Будинов! Возможно, мы вас обидели. Но дело ведь слишком серьезно, и тут нет места для личных чувств. Вот, поглядите на полковника!
- Я слушаю вас, господин генерал.
- Есть одно-единственное обстоятельство, которое может подтвердить либо опровергнуть ваши сведения.
- Есть много обстоятельств, но они, к сожалению, не в нашей власти, ваше превосходительство.
- Это - в вашей власти. Докажите, что вас не перебросили через Арабаконак!
- Я уже сказал...