Но после того, как консул проводил их до фаэтона и она опять осталась наедине со своими мыслями, ей вдруг стало стыдно за свою ложь. Зачем она солгала? Глаза ее следили за снежинками, которые снова стали падать. Снег, чистый и белый. Пока не начнет таять...
Глава 26
Когда они расставались и Андреа сказал "прощай", а Неда ответила ему "до свидания", казалось, каждый вложил в прощальные слова какое-то значение. Весь день Андреа думал только о ней и, сидя у окна в кофейне хаджи Данчо, поджидал ее возвращения. Она приехала уже под вечер в фаэтоне вместе с женихом, веселая, оживленная, может быть, все позабывшая. Он поклонился ей издали, словно говоря: "Ну вот! Как будто ничего и не было!" Она ответила сдержанным кивком и отвернулась, продолжая разговор с Леге. Андреа спросил себя с насмешкой: "А разве действительно что-то было?" Он не смог ответить и почувствовал себя униженным. Сунув по привычке руки в карманы, он пошел домой.
Андреа был прав. Неда про него забыла. В бараке она была смущена, у Позитано - глубоко взволнованна, по дороге из одного консульства в другое - пристыжена и недовольна собой, и, наконец, пришла в полное смятение от всего пережитого, когда встретивший их Леге настоял, чтобы она осталась с ними обедать. За столом, когда заговорили о новых главах книги, которую писал Леге, она успокоилась.
Как во всей работе "О нравах населения Оттоманской империи", которую Неда хорошо знала, так и в последних главах, которые он прочитал, сразу же чувствовался добросовестный исследователь, старавшийся не только все видеть, но и размышлять об окружавшей его жизни. Его проницательность и гуманная философия, всегда воодушевлявшая Неду, ощущались на каждой странице.
В фаэтоне она и провожавший ее Леге опять заговорили о новых главах его книги. Неда высказала свое откровенное мнение - восторженное и вместе с тем критическое.
Она так увлеклась, что ответила на поклон Андреа рассеянно (а ему показалось, что сдержанно) и продолжала говорить с консулом. Но в следующее же мгновение она опомнилась и слова застряли у нее в горле. Все до последней мелочи встало перед ее глазами. И пережитые волнения, стыд и страх предательски отразились на ее лице. Леге, почувствовав в ней перемену, с удивлением на нее посмотрел.
- Что с вами?
- Ничего. Впрочем...
У нее мелькнула спасительная догадка... Может быть, Андреа дожидался ее ради тех сведений, которые она не принесла ему утром? "Да, да! - ухватилась она за эту возможность. - Он решил, что я уже все узнала... В сущности, я и собиралась это сделать, именно поэтому я сказала ему "до свидания"... Он так меня и понял и теперь ждет", - лихорадочно соображала она, в то время как Леге не сводил с нее удивленных глаз.
- О чем вы задумались, дорогая? - продолжал настаивать Леге.
- Я думала... В сущности, все, о чем мы с вами говорим, возможно, уже утратило смысл...
- Как утратило смысл? Я вас не понимаю!
- Ну да! - сказала она оживленно, так повернув голову, что краешком глаза сумела проследить за Андреа, который шел к своему дому. - Если события будут развиваться так, как мы говорили вчера вечером, тогда действительно все теряет смысл!
- Но о чем вы? Вчера вечером... Да вчера была наша помолвка! О моей книге и речи не заходило!
Она рассмеялась, быстро наклонилась к нему и ласково взяла его за руку.
- А о Сулейман-паше мы говорили, не правда ли? - спросила она лукаво, с хладнокровным расчетливым кокетством, на которое до недавнего времени не сочла бы себя способной и которое сейчас с тревогой воспринимала как начало своего падения.
- О Сулейман-паше? Мне это и в голову не пришло! Вы шутите?
- Напротив, Леандр!
- Но что общего между турецким главнокомандующим и моим скромным трудом?
- Предстоят такие события, Леандр! Возможно, такие ужасы, которые даже вообразить трудно.
- Но вам, дорогая, не следует беспокоиться! Ведь вы же будете со мной, в консульстве. Моя страна нейтральна.
Она остановила его жестом, боясь, что он уведет разговор в сторону.
- Вчера вечером мы говорили... Впрочем, вы сами начали, Леандр!
- Неужели?
- Вы сказали, что вместе с Сулейманом прибудут подкрепления.
- И большие! Несколько дивизий, артиллерийские части... И вообще они собираются сделать Софию...
- А сколько дивизий?
Она себя выдала и, почувствовав это, покраснела до ушей.
- Меня радует ваш интерес, - ответил он, улыбаясь, не скрывая своего удивления. - Я не думал...
Она едва сдерживалась, чтобы не расплакаться.
- Ну, раз так... - Она хотела сказать: "Раз вы мне не доверяете", - но ей стало стыдно, и она пролепетала: - Если вы считаете это какой-то особенной тайной, которую я не должна...
- Я пошутил, - успокоил он ее. - Как у вас могла появиться такая мысль? Я сказал это просто потому, что не вижу причины...
- Нет, в таком случае не говорите мне ничего.
- Но я еще вчера вечером хотел... И уже начал! А потом разве мы с вами не одно целое? - добавил он. И теплота его голоса смутила ее еще больше. - Эти цифры, правда, исходят от Сен-Клера, а он всегда говорит не без задней мысли. Поэтому не следует ему во всем верить. Он, например, утверждает, что ожидается четыре пехотные дивизии.
- Четыре?..
Эта цифра показалась ей очень маленькой.
- Да, это значит целая армия!
- Когда же их ожидают?
- Скоро! До конца года. Ноябрь уже на исходе, значит, через месяц. Прибудут и свежие части, но преимущественно переброшенные с Русенского театра военных; действий... Через Варну до Константинополя морем, а потом по железной дороге.
- И это все? - прошептала она с облегчением.
- Нет! - сказал он смеясь и, когда фаэтон делал поворот, наклонился к ней. - Теперь я уже чувствую необходимость быть исчерпывающим. Пехотным войскам, разумеется, будут приданы и артиллерийские части. Кроме того, Сен-Клер уверяет, что в Салониках уже высажена целая кавалерийская бригада...
Она слушала его, повторяя в уме цифры, имена и ужасно боясь что-нибудь забыть. А Леге продолжал перечислять, какие военные обозы прибыли, какие ожидаются (это были уже его собственные сведения), делая это настойчиво, педантично, с плохо скрытой обидой в голосе и улыбкой в лице, которая говорила: "От вас я ничего не скрываю!" Но он был убежден, что Неда вообще не интересуется всеми этими жестокими подробностями, что она непрактична и что в душе у нее только возвышенные чувства, - такой он ее видел и такой ее любил.
Неда долго не могла прийти в себя и после того, как они расстались. Она поднялась наверх, в залу. Тяжело ступая, за ней топала Тодорана и басила ей вслед:
- Ты не голодна? Принести тебе чего-нибудь покушать, а?
- Я не голодна. Отец дома? А дедушка?
- Дед твой ведь в Ташкесен уехал! Нынче вечером его и не жди! А отец дома. Он внизу разговаривает с мериканкой. И бей там, вчерашний, пропади он пропадом. Ты к ним не ходи, голубка, ладно?
- Я не пойду! - сказала Неда и, подойдя к окну, отдернула тюлевую гардину.
У соседей в зале было темно. И в комнате Андреа тоже.
- Дай сюда лампу, - сказала она. - Или нет, лучше поставь ее на фисгармонию. Я хочу поиграть.
Тодорана поставила лампу и тихонько вышла, а Неда села за фисгармонию и взяла несколько аккордов. Итальянские песни опять зазвучали в ее душе. И в хаосе звуков робко пролегла светлая дорожка. Как солнечный луч, пробившись сквозь тучи, как улыбка, за которой скрыто страдание... "О чем я думаю, какие слова повторяю? Ведь это же из песни. Опять из тех песен. Как там было? Come raggio di sol mite e sereno... Да, так!"
Неда лихорадочно переворошила ноты, уронила их на пол, нашла свою тетрадь, нашла эту песню. Стала одним пальцем наигрывать мелодию - она еще не могла сама себе аккомпанировать - и потихоньку запела, припоминая значение слов и вкладывая в них свои чувства:
Come raggio di sol mite e sereno
sovra placidi flutti si riposa,
mentre del mare nel profondo seno
stà la tempesta ascosa…
Cosi riso talor gaio e pacato
di contento di gioia un labbro infiora,
mentre nel suo segreto il cor piagato
s’angosia e si martora.
Как раздвоилась ее жизнь! Она чувствовала, что запутывается все больше и больше и что конца этому не видно. Но почему? Почему же, ведь она помолвлена! Ведь она ни за что не позволит себе поступить настолько нечестно по отношению к Леандру!
- Господи! - шептала она. - Что же мне теперь делать? Что?..
Она умолкла, перестала петь и опустила на колени руки. В комнате сгущался сумрак, и дорогая мебель, которой так гордились ее близкие, теперь, казалось, преграждала ей все выходы... "Хорошо, что он уезжает", - сказала она себе, словно в отъезде Андреа и был выход, которого она искала, и стала машинально перелистывать ноты. Ей просто была необходима какая-то деятельность. Она отрезвила ее. С суровой решимостью Неда вспомнила, что, прежде чем Андреа уедет, она должна сообщить ему все, что узнала у Леандра...
Она встала. Опять подошла к окну. Отворила его. У соседей по-прежнему было темно. И во дворе ни души. Она уже хотела уйти, но вдруг как раз напротив тоже открылось окно и в нем обрисовалась мужская фигура. Красный огонек папиросы описал в воздухе дугу, поднялся к лицу.
- Вот и снова увиделись! - долетел до нее голос.
- Андреа! - тихо позвала она.
Но тотчас же внизу скрипнула дверь и раздались шаги. Кто-то выходил из дома.