***
- Если не ошибаюсь, это вы, господин Будинов? Здравствуйте! Здравствуйте!
Мягкий приветливый голос, произнесший по-французски эту фразу, оборвал мысли Андреа. Обернувшись, он увидел у зелени забора маркиза Позитано.
- Добрый день, - неохотно ответил он.
- Добар... добар... - радушно улыбаясь, попытался заговорить по-болгарски итальянец. - Делаете прогулка?
- Вроде того.
- Вроде... да? А я все учу язык и никак не научусь!
Консул с комической беспомощностью развел руками и снова перешел на французский.
- Вы куда? Направо? Пойдемте вместе!
- Если вам угодно.
Андреа было не до болтовни и прогулок. Но не мог же он сказать Позитано: "Оставьте меня в покое, иду в Горубляны!" Он только подозрительно оглядел маленького итальянца, который, поднявшись на цыпочки, с любопытством смотрел поверх забора во двор.
- Вот они, здесь! - воскликнул он, указывая на сбившиеся в кучу двуколки пожарной службы.
За бочками с водой под навесом стояли самые обыкновенные насосы с намотанными на них толстыми шлангами.
- Вы про насосы, господин консул?
- Да, про них, мой юный друг! Это увлечение моей молодости! Я родом из Апулии, - словоохотливо продолжал маркиз. - Возле Бари есть старый городок Мола, где я провел свою бурную молодость!
- Но какая связь между вашей Молой и нашими насосами? Не понимаю!
- О, прямая! - воскликнул Позитано и, подхватив Андреа под руку, засеменил рядом с ним. - Прямая! В свое время я был в Моле начальником... Il capitano!
- Я не знал, что вы военный...
- Нет, не военный - я был капитаном городской пожарной команды!
"Этот синьор маркиз немножко тронутый, - решил Андреа и почувствовал к нему живейший интерес. - Странно, что я до сих пор к нему не присмотрелся. А кто у нас пожарники? Одни прохвосты, - вспоминал он. - Черный Кёр Мустафа, разбойник Кабахатлия, два курда, провонявшие бараньим салом... Сами подожгут болгарский дом и бегут тушить. И первым делом требуют денег!" Тут он вспомнил про Горубляны и нахмурился.
- И много вы погасили пожаров? - спросил он Позитано.
- Нет, мой милый, немного. За шесть лет - всего четыре пожара.
- По одному в год и то не выходит!
- Увы, да. Дома у нас в Моле каменные, да и печей не топят - там тепло. Потому всего четыре! Зато все остальное было великолепно: каски, мундиры, строй, труба и особенно азарт... Да и молоды тогда мы были!
- Значит, денег получали много, а пожаров гасили мало?
- Денег? Вы думаете?.. Позитано рассмеялся и продолжал, выразительно жестикулируя. - Мой юный друг! То была, как бы это сказать, добровольная, почетная должность. И мы вкладывали в нее совсем иной смысл. Наша команда служила другому делу. И не только она! Еще много разных корпораций. Да, они хорошо послужили нашей Италии!
Андреа замедлил шаг, ожидая продолжения тирады. Но маркиз, глядя на вход в резиденцию мютесарифа, где сновали в ту и другую сторону офицеры, словно нарочно молчал.
- Вы сказали: они служили другому делу. Я правильно вас понял, господин консул?
- Безусловно. Ведь тогда мы боролись за объединение, за независимость... Гарибальди, Мадзини - надеюсь, вы знаете эти имена?
- Разумеется!
Андреа чуть было не выпалил, что он знает и другие имена, но вовремя остановился.
- И эти невинные сообщества на самом деле были тайными?..
- В сущности, гасить пожар - благородное дело, не так ли? Переживаешь, такой душевный подъем! Между прочим, вы слышали о пожаре? - спросил Позитано, понизив голос.
Глаза их встретились.
- Вы тоже знаете? - тихо спросил Андреа.
- Знаю.
- Это такая... такая... Нет, не подберу слова! Хищные звери и те убивают только из нужды, а они... Я иду в Горубляны.
- Нет, не ходите, - шепнул маркиз.
Он умолк, пережидая, когда пройдет группа турецких офицеров, а за ними еще двое строителей железной дорогой. Один приветствовал его по-итальянски, и маркиз что-то ему ответил, взмахнув рукой. Затем все так же тихо, хотя в этом уже не было необходимости, он продолжал:
- Не ходите туда. Я хочу сказать, не ходите сегодня! Завтра.
- Почему? Еще что-нибудь произошло?
- Нет, ничего... Я случайно услышал, что генерал Бейкер был свидетелем этого происшествия - я употребляю слово "происшествие" как более нейтральное. Сегодня утром он обратил на это внимание Джани-бея, и по его...
- А кто такой Бейкер? В первый раз слышу.
- О, это весьма благовоспитанный джентльмен... Как и все они - весьма благовоспитанный.
- И теперь запрещен выезд из города?
- До этого еще не дошло, я полагаю...
- Постойте! Да вы сами сказали...
- Нет, я только хотел сказать, что туда посланы двести жандармов расследовать это происшествие.
- Двести? Не сомневаюсь, что с ними и сам Джани-бей.
- Вот и ошиблись! Час назад я его встретил возле Черной мечети.
В Черной мечети помещалась главная городская тюрьма.
- Значит, его задержали в городе более важные дела. В таком случае извините меня, господин консул! Продолжайте свою прогулку, а я спущусь к чаршии.
Поняв, что идти в Горубляны нельзя, он решил отправиться, как и задумал, выходя из дому, на постоялый двор горублянца бай Анани. Но Позитано продолжал идти с ним.
- Сегодня рыночный день, не так ли? Приедет много крестьян. Шоп-шоп...
- Шопы, - подсказал ему Андреа.
- Отлично! Я очень люблю ваших шопов! Они не слишком разговорчивы, но себе на уме. Пошли, мой друг, пошли!
Они вышли на орханийскую дорогу и мимо городских часов на квадратной башне, которые только что пробили одиннадцать, мимо нарядной ярко-синей мечети Челеби спустились в суконные ряды.
Улочки чаршии разветвлялись. Сквозь дырявую железную кровлю просачивались струйки света. В воздухе стояли едкие испарения. Пахло жареной бараниной и кебапчетами. От гама, крика зазывал, музыки и смеха звенело в ушах. Перед прилавками толпились шопы в белой домотканой одежде, горожане в праздничном платье, сновали принаряженные турки из городских кварталов и окрестных сел, закутанные в пестрые покрывала турчанки, евреи в лохмотьях, старики, женщины, ребятишки и, как водится, собаки.
- Налетай! Налетай! Даром отдаю! Даром! - выкрикивали лоточники, предлагая свой товар - сдобу, сахарных петушков, шербет, салеп. Балаганщики звенели бубенцами. Предсказатели совали прохожим зверьков, предлагая угадать судьбу, а посередине крытой чаршии вертелся волчком старый дервиш, и его высокая конусообразная шапка торчала над окружавшими ее чалмами и фесками.