Мы взяли большую карту Испании и большую карту Грузии и положили на пол; и маленький круглый Шалва шариком передвигался по карте Испании, время от времени называя местности, реки и поселения…
- Река Арагон, - говорил он.
- Есть, - отвечал я, как на перекличке. - Арагви. Подойдет?
- Весьма возможно. Кстати, если мне не изменяет память, Страбон называет Арагоном одну из рек Кавказской Иберии. Не имеет ли он в виду Арагви?
- Гениста, - продолжал Шалва, мусоля карандаш. Карандаш был химическим, губы у Шалвы стали синими-синими, я несколько раз просил его не брать карандаш в рот, он обещал и тут же забывал. Тогда я легким усилием вытянул карандаш из его руки и заменил простым - пусть сосет себе на здоровье.
- Что ты там даешь взамен Генисты?
- На карте у меня ничего похожего нет. Но рядом с Сухуми есть местечко Гумиста. Сгодится?
- Предположим. Поехали дальше. Называю: горное плато Месета, высшая точка 2316 метров.
- Ну тут вполне достаточно иметь даже такую сообразительность, как у тебя, чтобы назвать хребет Месхети в южной Грузии.
- Возбуди свою единственную извилину и припомни что-нибудь похожее на Рио-Тинто, реку в Андалузии.
- Рио… рио… Риони.
- Браво, старикашка, а теперь что-нибудь похожее на Эбро, реку, омывающую с юга землю басков.
- Эбралидзе Арчил, - в темпе блица назвал я чемпиона Грузии по шахматам и получил линейкой по затылку.
- Ты когда-нибудь научишься заниматься чем-то серьезно более пятнадцати минут? - менторским тоном спросил Шалва, Его медом не корми, дай только порассуждать о ближнем и его недостатках.
Свой следующий визит Петрэ я нанес вместе с Шалвой, Шалва по причине близорукости имел обыкновение, прежде чем вступить в разговор, как бы обнюхать собеседника, решая, стоит ли иметь с ним дело. Судя по всему, Петрэ не слишком повезло. Шалва независимо и холодно протянул ему руку.
Петрэ совсем некстати спросил - не родственник ли он того Дзидзидзе, который до революции имел табачную лавку на Кирочной, выдавал обыкновенный имеретинский табак, примешивая к нему что-то, за турецкий самсун и был однажды нещадно бит, Петрэ обладал даром непринужденно завязывать знакомства. После этого, по-моему, он окончательно опротивел Шалве.
- Нет, я не имел чести иметь таких родственников, - ледяным тоном ответил великий стилист Шалва Дзидзидзе.
Вошла Лиана в парчовом халате, подпоясанная хевсурским кушаком. Сердечно поздоровалась, она все теперь делала сердечно, сердечно поставила на стол чай и вазочку с кизиловым, слегка засахаренным вареньем и приветливо сказала "Угощайтесь". После чего налила себе в блюдечко чай и начала пить его, отставив мизинец в сторону.
- Так вот, оказывается, тут было еще одно письмо из Лондона от Харрисона. Я думал, что оно запропастилось, но вчера пошарил в сундуке и нашел его. Прочитал. Любопытно, любопытно. Я пожалел, что стал экспедитором, а не историком или даже писателем. Написал бы…
- О, у Петрэ большой литературный талант, - скрывая восхищение, сказала Лиана. - Он показывал мне некоторые свои заметки, прежде чем отправить их в "Тартароз", было очень живо написано… Даже письмо прислали. На бланке. Просили писать еще. Значит, понравилось.
- А опубликовали? - не совсем тактично поинтересовался Шалва.
Петрэ перевел разговор на Харрисона:
- Посмотрите, оно пришло уже после того как началась война, в сентябре 1914 года. И шло два месяца.
- Что уткнулся? - спросил меня Шалва. - Читай вслух.
"Многоуважаемый господин. Я в чрезвычайной степени благодарен Вам за ответ, а также за те сведения о современных взглядах на историю грузинского языка, которые меня заинтересовали весьма и заставили еще раз подумать о том, как важна кооперация в нашем деле. Я молю бога, чтобы он помог мне встретиться с Вами и повести дело, значение которого в наши дни не очень легко оценить.
Попытаюсь высказать свой не очень просвещенный взгляд на то, каким образом могли оказаться на большом пути от Кавказа до Пиренеев топонимические следы пребывания иберов.
Увы, я не имею дар излагать свои мысли сжато, прошу извинить меня за столь длинное послание, способное утомить самого терпеливого читателя.
Научная традиция причисляет грузин к потомкам хетто-иберийских племен, сложившихся на территории Грузии примерно в восьмом веке до Рождества Христова. Но к восьмому веку уже закончилось сложение племен, а когда началось? Ведь появление хеттов на горизонте истории относят к четырнадцатому веку до Рождества Христова, и связывают это появление с борьбой за овладение тайной изготовления железа.
В самом деле, истории известно, что в четырнадцатом веке до Рождества Христова несколько южнее границ современной Грузии жило племя кизвадан (киттватна), которое умело выплавлять железо. Оно не изобрело этот способ, и Месопотамия и Египет уже достаточно долгий срок знали железо. Все дело в том, что в этих двух краях - Месопотамии и Египте - еще не знали дешевого способа производства железа, и ценилось оно выше золота. Племя кизвадан постигло тайну дешевого способа изготовления железа в больших количествах. Согласитесь, что тем самым кизвадан обрек себя. Племя берегло свой секрет с величайшей тщательностью, но рано или поздно о нем должны были узнать в других землях и рано или поздно должно было появиться племя, которое имело бы силу вырвать тайну. В подобных случаях история не заставляет себя долго ждать. Такое племя нашлось, оно покорило кизвадан, но не истребило их, как было модно в ту пору, да и в последующие поры тоже. Оно удовольствовалось тем, что вырвало тайну плавления железа.
Этим племенем были хетты.
С четырнадцатого по двенадцатый век до Рождества Христова хетты были единственным племенем в этом краю земли, владевшим искусством выработки железа в больших количествах.
Не дает ли это нам право предположить, что век или другой спустя им овладело и новое, родственное хеттам племя иберов?
Я думаю, эту версию можно считать вполне реалистичной.
Совершить миграцию с берегов Черного моря до берегов Бискайского залива могло только сильное племя, имевшее сильное оружие, - как бы иначе прошло оно земли, где привыкли видеть в каждом пришельце врага? Ни в одном краю не встречали путешественников (да простится мне это несколько ироническое слово, другого, более точного, подобрать не могу) с музыкой, песнями и приветствиями. Наоборот, мигрантам приходилось с боями пробиваться на запад. Да, они теряли воинов, теряли женщин и наименее приспособленных и выносливых членов племени. Но они дошли!
Говоря обо всем этом, я вспоминаю высказанность вашего ученого Николая Марра о том, что "добыча и разработка металлов в начальной стадии развития прошла еще при тесном общении басков с яфетидами Кавказа".
Сожаление, я не имею полного собрания сочинений Николая Марра и вынужден порой делать ссылки на ссылку, при переводе с русского на французский, а с французского на английский возможны незначительные лексические ошибки. Николая Марра следует переводить (и читать!) с величайшей тщательностью. Но фраза, приведенная выше, о "тесном общении басков с яфетидами Кавказа" взята мною из русского академического издания.
Не могли бы Вы переслать мне несколько последних изданий трудов Николая Марра, связанных с проблемой басков? В ответ я готов содействовать Вам в приобретении любой интересующей Вас книги, изданной в Англии.
Моему Стивену осталось служить несколько месяцев, моим маленьким подарком ему за производство в офицеры будет поездка на Кавказ.
С искренним чувством к Вам Джекоб Харрисон.
Лондон. 14 июля 1914 года".
На полях письма рукой Георгия Девдариани было сделано несколько пометок:
"Иосиф Флавий: пиренейские иберы - народ Тубала".
"Версия о связи кавказского мира с потомками Каина - Тубалкаином и др. "Каин" значит "кузнец". Искусство иберов в обработке металлов (железо, серебро, золото)".
"О военном искусстве иберов (свидетельства древних)".
- А ответа на письмо не сохранилось? - с надеждой спросил Шалва.
- Больше ничего не сохранилось. - Петрэ с удовольствием потягивал чай. - Все, что было, отдал… Все, что было для меня самого дорогого.
По мере того как наши дела двигались вперед, мы все острее чувствовали скудость своих лингвистических и методических познаний. Нужен был серьезный консультант. Долго думали, на ком остановить выбор. Шалва предложил Керима Аджара. Посоветовались с Пуни. Он был самого высокого мнения о своем соседе. Сказал, между прочим:
- Иногда я выхожу ночью покурить… Кругом темно, все спят. И только в окне Керима Аджара горит свет. Зеленая лампа… Значит, работает. Человек, который так много работает, редко бывает плохим.