В шатер Спитамена явились, чтоб вначале посовещаться самим, Оксиарт, Хориён, Датафарн, Катан, Орипий и прибывший вчера Хомук. Намич же, правитель Мараканды, прибыть отказался, сославшись на недомогание. Однако, не сдержавшись, проговорился: "Всю жизнь я сам посылал за предводителями гонцов! Я с большим почтением отношусь к Спитамену, но он не властен надо мной, чтобы вызывать к себе, - сказал Намич гонцу. - Если изменить установившийся в мире порядок, то и реки могут потечь вспять, неся людям гибель, а не жизнь!.." Гонец же не отважился ему признаться, что это Артаксеркс велит всем собраться. Посылать же гонцов к именитым согдийцам поручил Спитамену. Должно быть, и ему ясно, что на его собственный зов не собралось бы и половины того войска, что ныне у них имеется.
Слуги внесли в шатер айран и разлили по чашам. Неторопливо, небольшими глотками утоляя жажду, соратники вели беседу. Спитамен больше слушал, чем говорил. Из слов Датафарна и Катана следовало, что многие в лагере недовольны, что новоявленный царь Азии вновь окружил себя роскошью, устраивает каждый вечер пиры, упивается властью, забыл, что Искандар Зулькарнайн прилюдно поклялся, что рано или поздно поймает Бесса, где бы он ни был, и предаст позору за то, что он коварно изменил своему родичу и благодетелю, великому царю Дариявушу. А Искандар, как известно, слов на ветер не бросает.
Вряд ли все это не беспокоит Бесса. Напускает на себя беспечность, делает вид, будто не боится Зулькарнайна. Кого он хочет обмануть? Всем понятно, что пытается хоть на короткое время забыться на пирах, заливая тревогу вином. Гульба порой переходит в оргии. Нередко во время веселья Бесс вдруг становится мрачным, а то вдруг вскакивает с места и, вытаращив безумные глаза, с воплем выдергивает из ножен кинжал… И доставляет ли ему нынче радость царский сан? Не сожалеет ли он о тех добрых временах, когда был всего-навсего сатрапом Бактрии; тогда голову его не венчала корона, зато бактрийские сановники предугадывали его мысли и желания, из кожи лезли вон, чтобы он оставался ими доволен; он же мог проводить время в кутежах, обласканный красавицами: только мигни, и любая согласится смахивать ресницами пыль с его сандалий. Чего ни пожелает, все под рукой. Чего, спрашивается, ему не хватало? Мало было ему преклонения окружающих, отдававших должное, как родичу самого великого царя Дариявуша?.. Как видно, нет границ человеческому тщеславию! Самому захотелось стать царем всей Азии…
Впрочем, кто сказал, что он решился на это, соблазнившись ослепительным блеском царской короны?! Ничего подобного! Разве военачальники, воины, да и все люди не знают того, что Искандар Зулькарнайн объявил Дариявуша своим личным врагом и поклялся перед войском, что будет следовать по пятам великого царя до тех пор, пока его не настигнет? Вот и пришлось вступить в заговор, чтобы убить Дариявуша. Надеялись этим остановить Зулькарнайна, ибо дальнейший поход его, казалось, терял смысл - однако не тут-то было. Алчность завоевателя была беспредельной…
Надев корону, Бесс взвалил на себя заботу о всех народах, населяющих империю и теперь связывающих с ним свои надежды. Его целью было - возвратить величие династии великих Ахеменидов, сотрясавших некогда мир. Ох, как непросто и в мирное - то время управлять такой огромной державой. Для этого нужны сильная воля, ум, хитрость, а подчас и коварство. Всего этого в избытке у Бесса - Артаксеркса. Если бы не чертов Зулькарнайн - прибери его Анхра - Майнью к себе! - Бесс доказал бы, что не зря велел величать себя царем Азии…
До полуночи засиделись Спитамен и его соратники в шатре, по полотну которого скользили блики горящего неподалеку костра и внутри можно было не зажигать светильника. Разговаривали вполголоса, прислушиваясь к доносившемуся снаружи шуму, голосам воинов, снующих мимо и сидящих вокруг костра. Оттуда время от времени доносился дружный хохот. Стоит собраться вместе нескольким джигитам, среди них непременно отыщется острослов, который смешит всякими байками, помогает скоротать время. Новый взрыв хохота заставил умолкнуть сидящих в шатре. Дожидаясь, пока снова все стихнет, Спитамен обвел взглядом смутно виднеющиеся в полумраке лица соратников и сказал:
- Что из себя представляет Артаксеркс, мы все хорошо знаем. Послушаем, что он скажет нам завтра. После этого положим на чашу весов его достоинства и недостатки…
Сидящие промолчали. Значит, были с ним согласны. Затем стали поочередно подниматься и, попрощавшись, выходить по одному из шатра. Не стоило привлекать к себе чужого внимания.
Артаксеркс расположился в высоком кресле, заменявшем ему трон, у торцовой стены просторного зала. На его большой лысоватой голове золотая корона, которая недавно принадлежала Дариявушу Кадамони. Положив руки на подлокотники, он старается держаться прямо, что удается ему с трудом, поскольку огромный живот тянет вниз и мешает дышать. Златотканый халат, не рассчитанный на такой живот, так его обтягивает, что вот-вот отлетят прочь золотые пуговицы с сапфирами. Внешне царь Азии спокоен, ничем не выдает волнения - будто мало что в мире изменилось с тех пор, как его предки создали великую империю Ахеменидов. К нему подходят, сгибаясь в три погибели, старейшины, вожди различных племен, чтобы поприветствовать и представиться. Он высокомерно протягивает унизанную перстнями пухлую руку для поцелуя и отвечает на приветствия едва заметным движением головы.
Военачальники стояли по краям зала вдоль облицованных ганчем стен, сомкнув на животе руки, и ждали. А к Артаксерксу все подходили и подходили, по одному и группами, выразить верноподданнические чувства. В большинстве это были представители земель, уже завоеванных Зулькарнаем.
Наконец все заняли свои места. Артаксеркс, облокотясь одной рукой о подлокотник, смотрел исподлобья в зал и ждал тишины. Недавно назначенный им сахибкироном бактрийской конницы Оксиарт близко наклонился к Хориёну. Царю в последнее время всюду мерещился заговор, он не любил, когда кто-либо шептал кому-то на ухо.
- О чем вы там?.. - громко спросил он. - И что за тайны у вас завелись?
Оксиарт, от природы вспыльчивый, и сейчас, несмотря на свои неполные пятьдесят лет, возмутился, восприняв замечание царя как оскорбление.
- Если вы лишаете нас, Ваше величество, своего доверия, то уж лучше нам всем разъехаться по домам! - произнес он, прижав руки к груди и наклоня голову. Слова его прозвучали довольно резко. - Искандар Двурогий не с нами собирается сводить счеты! - добавил он.
Спитамен и другие старейшины родов, беседовавшие неподалеку, обернулись на голос. В зале сразу сделалось тихо. На лицо Артаксеркса набежала тень. Он не сразу нашелся, как осадить дерзкого согдийца. Сидящие на бархатных стульях по правую и левую от него сторону приближенные, казалось, были готовы съесть глазами Оксиарта, а кое-кто из них уже взялся за рукоять кинжала. Еще мгновенье, и могло произойти бог знает что, вполне могла пролиться кровь.
- Ваше величество! - обратился Спитамен к Артаксерксу. - В серьезном деле горячность - плохой помощник. Мы собрались здесь с одной целью: посовещаться и принять решение, как спасти то, что у нас осталось, - Согдиану. Враг расположился лагерем на противоположном берегу Окса. Оставленные там наши караульные каждый день присылают сведения, из которых явствует: македоняне готовятся к переправе. Раз так, значит, они не сегодня завтра ступят на землю Согдианы. И ни к чему нам в такой час подозревать друг друга. Если между нами начнется раздор, то это лишь на руку Двурогому…
Оксиарт опустил голову, и Спитамен не видел выражения его лица.
Сидящий ближе всех к Артаксерксу Сисимифр, покачав головой, с укоризной сказал Оксиарту:
- Как у тебя поворачивается язык, чтобы дерзить великому царю Азии? Я, правитель Наутаки, не смею и словом перечить ему, а ведь ты на целых десять лет младше меня…
- Да, ты старше меня, почтенный Сисимифр, не спорю, и если бы воинская мудрость определялась возрастом и числом седин в бороде, то я бы ни за что не пренебрег возможностью услышать твой совет. В искусстве править в мирное время, наверное, нет тебе равных. А сейчас пусть скажут свое слово полководцы, - выдохнул Оксиарт, сверкая глазами.
- Мы счастливы уже тем, что царь выбрал наш город местом своего пребывания… - сказал правитель и плавно поклонился Артаксерксу.
- Да не в обиду тебе будет сказано, почтенный Сисимифр, но если царь Азии ждет покровительства под твоим крылом, то это говорит лишь о том, что дела его плохи.
- Если отец оказывается в затруднении, то он обращается за помощью к детям, так велось испокон веков, - возразил Сисимифр.
- Персидские цари никогда не испытывали к согдийцам отцовских чувств, - ответствовал Оксиарт, и слова его звучали все резче, а голос становился громче.
Спитамен видел, как одутловатое лицо Бесса чем дальше, тем сильнее багровеет, а губы плотно сжимаются. Глаза навыкате излучают гнев. Стоит ему подать сигнал, и на Оксиарта накинется стража. Друзьям придется за него вступиться, и тогда… Трудно себе представить, что произойдет тогда. Много ли присутствующих здесь сахибкиронов останется в живых?
Спитамен отступил за спины военачальников, быстро подошел к Оксиарту и до боли сжал ему локоть, заставляя замолчать, хотя если помнить об их возрасте, то он не имел права этого делать. Но Оксиарт не обиделся, кивнул и умолк. Спитамен выступил вперед, заслоняя его собой.