- Госпожа, мне не хотелось бы говорить вам все…
- Говори! - потребовала Одатида.
- Спитамену до сей поры позволялось отлучаться из селения лишь при том условии, что вы останетесь тут. Пока он не возвратится с обещанным золотом, вас отсюда не выпустят…
- Не хочешь ли ты сказать, что нас тут держат как заложников?!
- Именно так, - кивнул Антик.
- Однако, как только сошел снег, я много раз выезжала в степь, чтобы насобирать шпинату и молодых одуванчиков для пирогов…
- В это время в аиле оставались ваши дети. Может ли кто усомниться, что вы к ним не вернетесь?
- И мои сыновья с дружками из местной детворы уносились верхом далеко в степь и устраивали там скачки!..
- Они еще в таком возрасте, когда родителей не покидают. Но стоит вам выехать вместе, вы будете тотчас возвращены в аил.
- Неужели они посмеют? - спросила Одатида, сурово сдвинув брови.
- Посмеют, моя госпожа, - кивнул Антик и потупился, будто и себя считал в этом виноватым. - Если завтра или послезавтра Спитамен не вернется, они отвезут к Искандару ваших детей…
- Чтобы ценой их жизни умилостивить Двурогого дьявола?.. О Создатель, известно ли тебе обо всем этом?.. - воскликнула Одатида, воздев руки кверху, а потом закрыла лицо ладонями и сникла, ее плечи, накрытые вязаной шалью, дрожали.
Антик стоял, переминаясь с ноги на ногу, смущенный и растерянный: он впервые видел госпожу плачущей.
Наконец, взяв себя в руки и успокоясь, Одатида сделала жест рукой и спокойным голосом сказала:
- Ступай, Антик. Мне надо хорошенько подумать, прежде чем на что-то решиться…
- Только учтите, госпожа, у нас очень мало времени, - сказал Антик, отступая к двери.
И как только он повернулся, чтобы выйти, Одатиде вдруг сделалось страшно. Ей было страшно оставаться одной.
- Антик! - позвала она, а когда он вернулся, спросила: - Скажи, Антик… почему ты до сих пор служишь моему мужу, тогда как многие из тех, кого он считал близкими друзьями, давно его покинули?..
- Моя госпожа, я служу не ему, а вам, - сказал Антик, глядя ей прямо в глаза, и она впервые отметила, что взгляд у него околдовывающий, способный растворить волю женщины.
- Мне?.. - с удивлением спросила Одатида, коснувшись рукой груди. - Нанимала тебя не я… Спитамен ведь давно не платит тебе ничего. Ты давно мог уйти от нас…
Антик, не сводя с нее глаз, отрицательно покачал головой:
- Не мог.
- Почему? - вырвалось у нее.
Лицо Антика покрыла мертвенная бледность, ресницы его задрожали, и он, делая над собой усилие, медленно произнес:
- Я люблю вас… Как раб может любить свою госпожу… а пес своего хозяина…
У Одатиды словно арканом перехватило горло, и она не смогла бы произнести ни слова, если бы даже захотела. Она не знала, как поступить и что сказать. Разгневаться и прогнать его?.. Но зачем притворяться, если она не испытывает к нему ни капельки гнева? Скорее наоборот, у нее было ощущение, будто в ненастье проглянуло сквозь облака солнце и коснулось ее светлым теплым лучом.
- Ступай, - глухо произнесла Одатида, опустив глаза.
Оставшись одна, она какое-то время сидела, раздумывая над тем, о чем поведал ей Антик. И решила проверить, все ли, что он сказал, - правда?.. Быстро поднялась и вышла на улицу. Ярко светило солнце. Земля после стаявшего снега еще не совсем просохла, прохладный ветерок приносил аромат цветущих в эту пору полевых цветов. В ослепительно синем небе пел не переставая невидимый жаворонок. Где-то жалобно блеяли ягнята, и им отвечали хриплоголосые мамаши. Опять весна, жить бы да радоваться…
Возле одной из юрт, вокруг которой была вытоптана трава, мальчишки играли в альчики. Одатида подозвала одного из них, попросила разыскать сыновей, сказать им, что мать зовет. Мальчишка помчался стремглав к возвышающемуся за аилом зеленому бугру, из-за него доносились голоса ребятни.
- Сойми - и–иш!.. Барки - и–иш!.. Рамти - и–иш!.. - раздались поочередно имена ее детей.
А сама тем временем вернулась в хижину и переоделась в одежду, предназначенную для верховой езды.
Дети один за другим влетели в дом.
- Ты звала нас? - спросил Рамтиш, запыхавшись.
- В степи сейчас такие цветы, такой чудесный воздух… грех сидеть в аиле! Седлайте-ка коней, прокатимся с ветерком! - весело сказала Одатида.
О, когда дело касалось верховой езды, то не было надобности их упрашивать. Они с восторженными криками бросились наперегонки к конюшне. И когда Одатида вышла, ее уже поджидали оседланные кони.
Все четверо почти одновременно вскочили в седла, и кони с места взяли галопом. Не менее, чем людей, манил их простор, и хотелось унестись сломя голову на самый край земли, чтобы увидеть и узнать, что скрыто там, за голубоватой дымкой. Из-за юрт с лаем выкатились собаки, до этой минуты беспечно дремавшие на солнышке, и не отставали от них до самой окраины аила, норовя схватить коней за ноги.
Степь была залита ласковым солнцем. Кони мчались, как по мягкому зелёному ковру, из-под копыт летели ошметки земли. Навстречу им подул порывистый ветер. Впереди весь горизонт был затянут темно - синей мглой. Там клубились тучи, временами оттуда доносились глухие раскаты грома. В лицо Одатиде хлестнули две-три крупные капли дождя. Дети, подзадоривая друг дружку криками, унеслись вперед. Она обернулась - аила, расположившегося в широкой лощине, уже не было видно. Ее грудь постепенно заполняла радость, вытесняя из нее тревогу. И чем дальше они уносились в степь, тем больший восторг овладевал ею. Из глаз ее текли слезы, скорее всего от ветра, потому что не плакать ей хотелось, а смеяться, петь. "Неправду сказал Антик!.. Неправду - у!.. Она свободна, как птица, вольна делать, что хочет…"
Далеко-далеко справа, на пологом холме, похожем на черепаху, она заметила всадника, но не придала этому значения. Лишь подумала: "Чабан какой-нибудь пасет отару…" Некоторое время спустя она увидела всадника слева. "Да мало ли кто там!.."
Но вон и впереди на холме уже несколько всадников. Нет, похоже, это не случайно… Они здесь неспроста… Подумала так, и сердце ее упало. Натянув изо всей силы поводья, она окликнула сыновей, сделала им знак, чтобы они подъехали к ней. И тотчас увидела скачущих по направлению к ней с двух сторон всадников. По пять-шесть человек в каждой группе. "Выходит, не обманул Антик… Правду сказал… Лучше б слова твои оказались ложью…" Сыновья обступили мать и вынули кинжалы, настороженно глядя на приближающихся всадников. У Одатиды глаза были зоркие, она издалека узнала каждого из скачущих. Это были мужчины из их аила, с которыми она встречалась по нескольку раз на дню, и всякий раз они почтительно приветствовали ее. Да и сейчас, когда они остановились рядом, с трудом сдерживая разгоряченных коней, она не заметила на их лицах ни капли враждебности.
- Мир вам, бека! - приветствовал ее старшой, подъехав ближе всех и прижимая руку к сердцу, затем поочередно поклонился и ее сыновьям. - Далеко ли путь держите?..
- Вам тоже мир!.. - сухо ответила Одатида. - Разве не предки массагетов говорили, что человек свободнее птицы, поскольку ему никто не может сломать крыльев? А вы когда-нибудь спрашивали у птицы, куда она держит путь?
- Нынче времена такие, что приходится спрашивать, бека. И у птицы, и у зайца, и у лисы. Немало недобрых людей бродит по степи, и они легко могут стать чьей-нибудь добычей. Осиротеют гнезда…
- Со мной вон какие джигиты, - Одатида окинула взглядом сыновей, уже спрятавших кинжалы в ножны. - Разве они дадут меня в обиду?..
- Похоже, бека не знает, что на расстоянии всего одного дня пути расположился Искандар?.. Что мы скажем вашему мужу, случись что с вами?
- Искандар далеко, а мы не проехали и часа…
- Может, он и далеко, да руки у него длинные. Не обессудьте, бека, но мы вас дальше не пустим. Вам лучше вернуться в аил, - сурово проговорил старшой, давая понять, что ему недосуг растягивать разговор.
Одатида все поняла. Ей тем более ни к чему тянуть время. Она окинула презрительным взглядом лицемерного старшого, круто развернула коня и поехала обратно. Сыновья минуту-другую еще оставались на месте, скрестив с массагетами взгляды. Слишком неравны были силы. Иначе они заставили бы старшого извиниться перед матерью за непочтительный тон. А сейчас им пришлось догонять мать…
С того дня уж минула неделя. Антик более не заговаривал с Одатидой о бегстве. При встречах лишь смотрел на нее с немым вопросом. И она чувствовала, что нервы у него на пределе. Глаза красные от бессонницы. Однако только теперь сообразила, что он ведь не спит, охраняя их покой…
С ума можно сойти, пока Спанта вернется.