- Я не убил его, - уже без прежнего возбуждения продолжил отец, - а Гиркан стал плакать, называя его любимым братом, вспоминал, как они вместе играли в детстве. Мне кажется, что и Аристовул готов был расплакаться, но его сдерживало мое присутствие. Тогда же я подумал, что братья могут сговориться, и решил: если сумею выбраться в этот раз, то уже никогда не допущу их друг до друга.
- Но Гиркан любит тебя, - сказала мать.
(Ироду показалось, что отец усмехнулся беззвучно,
но он не мог рассмотреть - лицо отца оставалось в тени.)
На это замечание матери отец не ответил. Будто не слыша, тем же глухим, без выражения голосом он продолжил:
- Аристовул поставил свои условия: его провозглашают царем, а Гиркан будет жить как частное лицо, ему будут оказываться все почести, подобающие брату правителя. Мои отряды должны быть расформированы, а мне самому даруется прощение.
- И ты согласился?! - спросила мать словно бы недовольно.
- У меня не было другого выхода. Но я потребовал, чтобы он сказал это перед народом Иерусалима. Он согласился, и Гиркан бросился ему на шею. Я смотрел на их объятия, и мне хотелось выхватить меч и убить обоих, - Отец помолчал, шумно дыша, будто до сих пор не мог пережить горечь той минуты.
Мать проговорила ласково, дотронувшись до его руки:
- Ты поступил правильно. Ты поступил мудро - я горжусь тобой.
- Тут нечем гордиться, - буркнул отец и повторил упрямо: - У меня не было другого выхода.
Дальше он рассказал, уступая настояниям матери, как перед крепостной стеной собрались все жители Иерусалима и Аристовул провозгласил то, что обещал Гиркану и Антипатру. Они снова обнялись, теперь под приветственные крики тысяч глоток, и Гиркан опять плакал. Потом он поехал в дом Аристовула, а Аристовул - в царский дворец. Антипатр не поехал с Гирканом, остался в лагере, якобы для того, чтобы увести свои отряды. Он увел их уже вечером, опасаясь неожиданного нападения Аристовула - ведь теперь у Антипатра не было семьи самозваного царя.
Он вел отряды только до Иерихона, а на другой день тайно вернулся в Иерусалим, передав командование Фалиону и приказав ему двигаться к границе Аравийского царства.
В город он пробрался легко. Во-первых, у него там были свои люди, во-вторых, стражники вместе с жителями шумно праздновали окончание войны. Тогда же Антипатр подумал, злорадно усмехнувшись: "Не знают, глупцы, что настоящая война только начинается! Я еще заставлю вас плакать!" Сначала он не хотел идти к Гиркану сам, опасаясь быть схваченным (вот тогда бы его гибель оказалась неминуема), но все же решился - Гиркан мог испугаться посланника, поднять шум. Пришлось пробираться в дом подобно вору. Он благополучно пересек двор, аккуратно вскрыл кинжалом одно из окон первого этажа и влез внутрь. Прислушался - в доме не было слышно ни звука. Антипатр хорошо знал внутреннее расположение комнат в доме Аристовула - он не раз бывал здесь в отсутствие последнего. Осторожно ступая, он поднялся по лестнице на второй этаж, но, пройдя лишь несколько шагов по коридору, вдруг увидел свет факела, услышал шаги и окрик:
- Кто здесь?
У Антипатра подкосились ноги, и он, не в силах что-либо предпринять, прислонился плечом к стене. Перед ним вырос стражник - в одной руке он держал факел, в другой обнаженный меч. Стражник приблизил факел почти к самому лицу Антипатра, едва не опалив бороду, и издал невнятный возглас удивления. И в ту же минуту Антипатр узнал его - это был один из ветеранов армии царя Александра, офицер полка, которым когда-то командовал Антипатр. Они прошли не одно сражение, Антипатр даже помнил его имя.
- Иешуа, - прошептал он, - разве ты не узнаешь меня?
Лишь только он успел договорить, как откуда-то снизу замелькал свет и низкий мужской голос спросил:
- Что там? Это ты, Иешуа?
Несколько мгновений Иешуа колебался, переводя взгляд то к лестнице, откуда уже доносились тяжелые шаги, то снова на лицо Антипатра. Наконец он крикнул:
- Это я! Мне просто показалось.
- Ладно, - успокоенно проговорил мужской голос снизу, и шаги стали отдаляться.
- Благодарю, Иешуа, - снова прошептал Антипатр. - Мне нужно видеть первосвященника.
Иешуа не ответил ни "да", ни "нет", но когда Антипатр шагнул в его сторону, посторонился и вложил меч в ножны.
- Вторая дверь от окна, - глухо выговорил он, глядя в сторону.
Антипатр улыбнулся ему благодарно, но тот уже не смотрел на своего бывшего начальника, отвернулся и медленно, широко расставляя ноги, направился к лестнице. Антипатр смотрел ему в спину - он не колебался, он выжидал.
Одним прыжком, бесшумно, по-кошачьи, настиг он стражника и, одной рукой крепко зажав ему рот, другой ударил кинжалом в спину, снизу вверх, точно в сердце. Стражник не вскрикнул, не дернулся, просто стал оседать - Антипатр успел перехватить падающий факел.
Отыскав скобу в стене, он воткнул туда древко факела, нагнулся к убитому и, ухватив за одежду у плеч, потащил вдоль коридора. Толкнул первую же дверь, перетянул стражника через порог, вернулся, взял факел и, наступая на носки, с трудом сдерживая одышку, побежал в глубь коридора.
У нужной двери остановился, кое-как отдышался, прислушался, аккуратно потянул за ручку и, проскользнув в открывшийся проем, плотно притворил дверь.
В глубине комнаты стояло широкое ложе, рядом, на столе, горел светильник. Гиркан лежал, высоко запрокинув голову, - недвижимый, маленький. Сделав Несколько шагов к ложу и высоко подняв факел, Антипатр увидел, что глаза Гиркана раскрыты, - в первое мгновенье ему показалось, что первосвященник мертв. Он остановился, кровь отлила от лица. И тут же Гиркан резко поднял голову и расширившимися от ужаса глазами уставился на вошедшего. Антипатр вздрогнул, невольно отступил на шаг.
Гиркан вскинул руки и закричал. Вернее, он широко раскрыл рот и попытался крикнуть, но горло его сумело воспроизвести только жалкий клекот. Уже пришедший в себя Антипатр бросился к первосвященнику и закрыл ему рот рукой. Тот вцепился в одежду Антипатра и слабо дернулся, а Антипатр прошептал как можно спокойнее:
- Это я, я!.. - и сразу же отпустил Гиркана.
Тот приподнялся на локтях, отодвинулся к изголовью ложа и наконец выдохнул:
- Ты? - И, с трудом сглотнув, добавил уже более спокойно: - Я думал, он прислал… убить меня.
- Еще нет, но скоро пришлет, - сказал Антипатр, - Вставай, нам надо торопиться.
- Нет, нет, - испуганно проговорил Гиркан, - я никуда не пойду.
- Вставай, нам надо торопиться, - повторил Антипатр, - убийцы уже направляются сюда. - И, как бы подтверждая сказанное, Антипатр оглянулся и посмотрел на дверь.
- Убийцы?! - воскликнул Гиркан, дрожа всем телом. - Не один, несколько? Сколько? - спросил он так, будто количество посланных Аристовулом убийц таило главную опасность.
"Тебе хватит и одного", - подумал Антипатр, подавляя брезгливость, но вслух произнес твердо и уверенно:
- Трое. Он послал троих.
- Откуда ты знаешь? - простонал Гиркан.
- У меня есть сведения, - ответил Антипатр. Не желая продолжать этот бессмысленный разговор, он бросил факел прямо на ковер, затушил его ногой и, схватив Гиркана обеими руками, рывком поставил на ноги.
- О-о-о… - протянул Гиркан, но Антипатр тряхнул его с такой силой, что тот осекся и замолчал.
Обняв Гиркана за плечи, Антипатр повел его к двери. Гиркан спотыкался на каждом шагу, но уже не стонал и не пытался разговаривать. Они вышли в коридор и уже было достигли лестницы, когда увидели свет и услышали шаги - по ступеням поднимались двое или трое. Зажав Гиркану рот, Антипатр не повел, а потащил его назад, толкнул локтем дверь в ту самую комнату, где за порогом лежало бездыханное тело несчастного Иешуа, проник внутрь и осторожно притворил ее. Он не отпустил Гиркана, только чуть расслабил руку - тот прерывисто и жадно вдохнул.
Шаги приближались, люди были в коридоре, порог прочертила колеблющаяся полоска света.
- Иешуа! - осторожно позвал низкий мужской голос.
Другой, более высокий и молодой, предостерег:
- Тише, ты разбудишь первосвященника.
Шаги стали отдаляться и скоро совсем затихли, - наверное, стражники завернули за угол коридора.
Счастье было на стороне Антипатра, - больше никого не встретив, они с Гирканом покинули дом. Спутники Антипатра ждали их в условленном месте. Смешавшись с толпами горожан, всю ночь праздновавших победу, улучив момент, они вышли из города. Гиркан едва держался на ногах и несколько раз терял сознание. Впрочем, это было даже на руку Антипатру: было бы значительно труднее, если бы первосвященник был в силе и трезвом сознании, а так он вполне сходил за пьяного - таких много шаталось в ту ночь по улицам Иерусалима.
За городом их ждали лошади. Гиркан не мог самостоятельно сидеть в седле, и. Антипатр, не долго думая, приказал одному из своих людей просто перекинуть первосвященника через спину лошади. Его привязали, словно тюк с поклажей, и всадники двинулись в путь.
Несколько раз меняли лошадей, заранее приготовленных Антипатром. Время от времени приходя в себя, Гиркан мычал, стонал и даже пытался соскользнуть со спины лошади. Антипатр не обращал внимания на эти стоны и мычания и торопил своих несколько смущенных спутников.
Когда наконец добрались до границы Аравийского царства, Антипатр спрыгнул на землю, помог спустить Гиркана и сам перенес его в ждавшую тут повозку - удобную, устланную изнутри коврами. Впервые за время бегства из Иерусалима он разрешил себе и другим несколько часов отдыха.
Когда Гиркан пришел в себя и, привстав на локте, огляделся, стоявший рядом с повозкой Антипатр низко ему поклонился и произнес тоном слуги, обращающегося к хозяину: