Много времени потом прожили сестры у Татьяны Александровны, и она заботилась о них, как о родственниках. Знакомила с городом, помогла устроиться на Охтенскую фабрику, исподволь приобщала к подпольной работе.
Потребовалось однажды доставить две кипы прокламаций через весь город в Нарвский район. Везти на извозчике рискованно. Повсюду полиция, шпики, проверяют поклажу у въездов на мосты, на перекрестках. Татьяна Александровна попросила девушек: нарядитесь горничными. Катя и сестра надели белые фартуки, белые наколки. Свертки с прокламациями аккуратно перевязали ленточками - ничем не отличишь от магазинной покупки.
Так и несли они прокламации по шумным улицам мимо жандармов, полицейских и шпиков. Даже на шутку какого-то городового ответили шуткой. А нервы были напряжены. Да и свертки оказались такими тяжелыми, что девушки выбились из сил. Зато домой возвратились довольные.
Татьяна Александровна Словатинская была не только старше Кати, но и гораздо образованнее, получила хорошее воспитание, много видела. Она училась в столичной консерватории. Недурно играла на рояле. Постоянная ненавязчивая забота старшей подруги, ее пример в будничной жизни, в работе - все это не могло не отразиться на девушке. Татьяна Александровна стала на какое-то время ее идеалом. И если раньше, в Нарве, Катя принимала участие в революционном движении скорее стихийно, нежели сознательно, не отличая экономических требований от политических, Не очень-то разбираясь в партийных программах, то под влиянием Татьяны Александровны поняла, поверила и навсегда приняла к сердцу ленинскую большевистскую правду.
Сближало Катю Лорберг и Татьяну Александровну еще и то обстоятельство, что Словатинская бывала в Эстонии, в Нарве, иногда даже говорила с Катей по-эстонски. С трудом, конечно, безбожно путая слова, но Кате все равно было приятно.
С особой охотой рассказывала Татьяна Александровна о своей жизни в Ревеле, и Катя любила слушать об этом: когда была маленькая, родители несколько раз возили ее в этот древний красивый город. Повзрослев, ездила и сама.
Татьяна Александровна попала в Ревель не по собственному желанию. В 1902 году туда был выслан ее муж Лурье, революционер-подпольщик. Словатинская с маленьким сыном на руках последовала за ним.
Муж давал частные уроки математики. Татьяна Александровна - уроки музыки. Тем и жили. Едва осмотрелась на новом месте, пошла на явочную квартиру - адрес ей дали еще в Петербурге. Вот тут и встретилась Словатинская с руководителем ревельских социал-демократов Михаилом Ивановичем Калининым. И такое впечатление произвела на нее эта встреча, что она каждый раз волновалась и радовалась, вспоминая о ней.
Михаил Иванович обдуманно выбрал для жительства Ревель после того, как кончилась кавказская ссылка. В Ревеле много предприятий, близко столица, можно восстановить прерванные связи, начать активную политическую деятельность. Словатинская не переставала удивляться, как это он все успевал. Работал на заводе, потом в железнодорожных мастерских по десять - двенадцать часов в сутки. К тому же находился под надзором полиции, ему нужно было взвешивать каждый шаг. Один срыв - и снова тюрьма, снова ссылка. Несмотря на все это, он вовлек в марксистские кружки значительную часть ревельских рабочих, революционную интеллигенцию, сосланных в Ревель студентов Московского университета, гимназистов. Начали печатать листовки и прокламации, проводили собрания, маевки.
С первых дней своего существования организация, созданная Михаилом Ивановичем, стала интернациональной, в ней объединились русские и эстонцы, латыши и поляки. Калинин не жалел сил и времени, разъясняя людям, кто является их общим врагом и что надо делать, чтобы этого врага - царское самодержавие - одолеть.
Для латышей, поляков, эстонцев печатались специальные листовки на их языке.
Ну и конечно - постоянная связь с "Искрой", распространение ленинской газеты среди рабочих.
"Август из Ревеля" - такова была его подпольная кличка. Он настолько тщательно соблюдал конспирацию, что охранка долго не могла "прицепиться" к нему. В конце концов жандармам удалось использовать провокатора. Еще до первой ссылки Калинин работал на Путиловском заводе с Николаем Янкельсоном, жил одно время у него на квартире. Их даже арестовали вместе. Ну и, естественно, когда Янкельсон появился в Ревеле, Михаил Иванович радушно встретил его, привлек к работе, не подозревая, что этот человек продался врагу. Доверил Янкельсону переписку с "Искрой". Провокатор знал даже, в каком потайном кармане носит Калинин особо важные документы, нелегальную литературу.
Знал, да просчитался. Михаил Иванович, придя утром в мастерские, раздал литературу товарищам. Начал работать у станка - вдруг по бокам два жандарма! Третий бросился к пиджаку, висевшему на гвозде, и сразу - в потайной карман. А там пусто. Только свою осведомленность выдал сыщик.
Повели Калинина домой. Рылись в комнате, все перевернули, а улик нет. Забрали книги, штук пятьдесят. Не запрещенные, а так, "тенденциозные", по жандармской терминологии. Михаил Иванович сам веревку достал, простыню дал, помог упаковывать. Лишь бы ушли скорей.
Дело двигалось к благополучному завершению. Разочарованный полковник сел к столу составлять протокол. Рассеянно (ручка, может, понадобилась?!) выдвинул ящик стола и ахнул от изумления: в ящике нелегальные брошюры, а под ними - шифр для тайной переписки! Янкельсону было известно, что этот шифр находится у Калинина, но где он спрятан, провокатор мог только предполагать.
Возрадовались жандармы: нашли то, что искали. А Михаил Иванович разозлился. Решительно развязал книги, отобрал у жандармов свою простыню и веревку: раз вы такие дотошные - таскайте сами, без помощи обойдетесь!
В железнодорожных мастерских тем временем один товарищ намочил в воде свою красную рубашку, вроде бы выстирал, и повесил сушить над крышей. Ведут жандармы Калинина в тюрьму, а над мастерскими развевается красный флаг! Пришлось блюстителям порядка лезть на крышу...
Увезли Михаила Ивановича в Петербург, потом сослали на север, а организация, созданная им, продолжала действовать. Месяц спустя пришли в Прибалтику очередные номера "Искры", и там в разделе "Хроника революционной борьбы" прочитали подпольщики коротенькое сообщение: "Ревель. 15 января арестован рабочий Михаил Калинин (в третий раз)".
Столько хорошего и удивительного рассказывала Словатинская о Калинине, что он представлялся Кате каким-то необыкновенным человеком. И вот в один прекрасный (именно прекрасный!) день к Татьяне Александровне пришел в гости очень скромный моложавый мужчина в рубашке-косоворотке с белыми пуговками. Он оживленно разговаривал, весело смеялся и совсем не был похож на сурового опытного подпольщика, за спиной которого многочисленные тюрьмы и ссылки. Катя поразилась, узнав, что это тот самый Калинин, о котором рассказывала Словатинская. И весь вечер не сводила с него восторженных, удивленных глаз.
Как-то само собой получилось, что они вместо вышли из дома. Михаил рассказывал об Олонецкой губернии, о том, какая суровая там зима, как он скучал без книг и газет. Пришлось написать товарищам об этом. В ответ поступила посылка из Ревеля, от эстонских друзей: тяжеленный ящик с литературой. Вот уж дорвался тогда до чтения!
Прощаясь с Катей, спросил, можно ли повидаться с ней завтра? И обрадовался, услышав быстрый ответ. На следующий день он принес ей букет цветов: первый букет, полученный Катей не от родных и не от подруг.
Время было напряженное. В Москве восстание. На Путиловском заводе, куда опять устроился работать Михаил Иванович, ждали сигнала к выступлению. Вместе с товарищами из боевого центра Нарвского района Михаил Иванович готовился взорвать мост на Николаевской железной дороге, чтобы царь не мог перебросить войска в Москву. Но при всей своей занятости он все-таки два или три раза в неделю приезжал к Кате. Скоро стало ясно, что они любят друг друга, не могут больше жить порознь. Однако Михаил не решался заговорить о свадьбе. Согласится ли Катя связать свою судьбу с беспокойной судьбой профессионального революционера, для которого собственное благополучие на втором плане?
Катя хорошо знала, какой он смелый. Били его в тюрьмах, запугивали, заставляли отказаться от убеждений, обещали райскую жизнь. Но он твердо стоял на своем. В какую угодно дискуссию с каким угодно противником вступал не колеблясь, а вот с любимой своей объясниться не мог... Потом уж, когда Михаил Иванович перевелся работать на Трубочный завод, большевики избрали его членом Василеостровекого районного комитета партии и членом Петербургского комитета. И вот в апрельский вечер девятьсот шестого года пришел он к Кате взволнованный и грустный. Все порывался сказать что-то. Она тоже разволновалась - сейчас услышит долгожданные слова. А он повел речь о том, что должен на некоторое время уехать и это связано с риском. И вдруг спросил, глядя прямо в глаза: "Если что случится, навестишь в тюрьме?" - "Навещу". - "Но посторонних не пускают, могут пустить только невесту..." Михаил Иванович напрягся, ожидая ответа. "Что ж, скажу, что невеста твоя..." - улыбнулась Катя.
Вот так и объяснились. А через несколько дней Михаил Иванович уехал. В Стокгольм, на Четвертый съезд партии. Об этом съезде, о встрече с Владимиром Ильичем он рассказал ей позже, в июне, когда они уже поженились.