- Ты готов? - глухо спросил он брата.
- Я? Давным-давно; не надо было и смотреть на них!
- Но ведь… наша бедная сестра…
- Брат, говорят же тебе, что командовать будет дон Крисостомо! Разве ты не видел, как он разгуливал с генерал-губернатором? Чего же нам бояться?
- А если нас убьют?
- Ну и что ж? Нашего отца забили насмерть.
- Ты прав!
Братья пошли разыскивать Лукаса, с трудом протискиваясь в толпе. Когда они его заметили, Тарсило остановился.
- Нет, уйдем отсюда, мы погубим себя! - воскликнул он.
- Уходи, если хочешь, я сам договорюсь!
- Бруно!
К несчастью, в этот миг к ним приблизился какой-то человек и сказал:
- Поставим? Я - на булика.
Братья не отвечали.
- Давайте!
- Сколько? - спросил Бруно.
Человек начал пересчитывать монеты по четыре песо. Бруно, не дыша, следил за ним.
- У меня двести; пятьдесят против сорока!
- Нет! - решительно сказал Бруно. - Прибавьте…
- Ладно, пятьдесят против тридцати!
- Удвойте ставку!
- Ладно, булик - птица моего хозяина, и я уже выиграл на нем; сто против шестидесяти.
- По рукам! Подождите, я раздобуду денег.
- Но хранить их буду я, - сказал тот, не слишком полагаясь на честность Бруно.
- Как угодно! - ответил Бруно, вполне полагаясь на свои кулаки. И, повернувшись к брату, сказал: - Если ты не хочешь, я пойду один.
Тарсило размышлял; он любил игру и любил брата, он не мог оставить Бруно и прошептал:
- Будь по-твоему!
Они подошли к Лукасу, при виде их тот ухмыльнулся.
- Дядюшка! - сказал Тарсило.
- Чего вам!
- Сколько дадите? - спросили оба.
- Я уже сказал: если вы приведете других, чтоб напасть на казармы, я дам по тридцать песо каждому из вас и по десять вашим приятелям. Если все сойдет удачно, каждый из них получит по сотне, а вы - вдвойне: дон Крисостомо - богатый человек.
- Согласны! - воскликнул Бруно. - Давайте деньги.
- Я знал, что вы такие же храбрецы, как ваш отец! Отойдем в сторонку, чтобы его убийцы нас не услыхали! - сказал Лукас, кивая на жандармов. И, отведя братьев за угол, прибавил, отсчитывая монеты: - Завтра прибудет дон Крисостомо и привезет оружие; послезавтра вечером, к восьми, приходите на кладбище, и я вам сообщу его последние распоряжения. У вас еще есть время поискать себе товарищей.
Они расстались. Братья, казалось, поменялись ролями: Тарсило был спокоен, Бруно встревожен.
XLVII. Две дамы
В то время как капитан Тьяго выпускал на круг своего ласака, донья Викторина прогуливалась по городку, желая обозреть дома и сады этих ленивых индейцев. Она оделась как могла элегантней, нацепила на шелковое платье все свои ленты и цветы, чтобы поразить провинциалов и показать им, сколь велика дистанция между ними и ее высокой особой. Под руку со своим хромым супругом она важно дефилировала по улицам городка мимо остолбеневших от изумления жителей. Кузен Линарес остался дома.
- Что за ужасные дома у этих индейцев! - ворчала донья Викторина, морща нос. - Не представляю, как можно в них жить: для этого надо быть дикарем. А как они плохо воспитаны и как чванливы! Идут мимо и шляпы не снимут. Стукни их по голове, как делают священники и жандармские офицеры, научи их вежливости.
- А если они сами меня стукнут? - спросил доктор де Эспаданья.
- На то ты и мужчина!
- Нн… но я же хромой!
Донья Викторина мало-помалу приходила в дурное расположение духа: улицы не были вымощены брусчаткой, и шлейф ее платья вывалялся в пыли. Кроме того, ей встречалось много девушек, которые, проходя мимо нее, опускали глаза и не восхищались, как это следовало, ее роскошным нарядом. Кучер Синанг, везший девушку вместе с ее кузиной в изящной открытой коляске, имел наглость крикнуть ей "с дороги!" таким зычным голосом, что ей осталось лишь посторониться и пробурчать: "Смотрите-ка на эту свинью кучера! Вот скажу его хозяину, чтобы лучше воспитывал своих слуг!"
- Пошли домой! - приказала она мужу.
Тот, чтобы избежать бури, подчинился и повернул обратно, опираясь на свой костыль.
Они повстречались с альфересом, раскланялись, и эта встреча еще более ухудшила дурное настроение доньи Викторины: служака не только не сделал комплимента по поводу ее туалета, но даже как будто окинул ее насмешливым взором.
- Тебе не следовало подавать руку простому альфересу, - сказала она мужу, когда жандарм удалился. - Он едва притронулся к козырьку, а ты снял шляпу. Унижаешь себя!
- Но он здесь на…начальство!
- А нам что за дело? Разве мы - индейцы?
- Ты права! - покорно согласился он.
Они проходили мимо дома альфереса. Донья Консоласьон стояла у окна, дымя сигаретой, одетая, как обычно, во фланелевую рубаху.
Так как окно находилось невысоко над землей, женщины увидели друг друга.
Жандармская Муза спокойно оглядела донью Викторину с головы до ног, оттопырила нижнюю губу, выразительно сплюнула и отвернулась. Это вывело донью Викторину из себя; она высвободила руку, вследствие чего муж лишился всякой опоры, и встала перед женой альфереса, выпятив грудь, дрожа от гнева, не в силах слова вымолвить. Донья Консоласьон опять не спеша повернула голову, спокойно оглядела докторшу и сплюнула еще более выразительно.
- Что вам угодно, сударыня? - спросила супруга альфереса.
- Скажите мне, сеньора, почему вы на меня так уставились? Может, завидуете? - смогла наконец проговорить донья Викторина.
- Я? Завидую? Это вам-то? - спросила, усмехаясь, Медуза. - Да, завидую вашим кудряшкам!
- Пойдем, жена! - сказал доктор. - Не обррр…ращай внимания!
- Не мешай мне поучить уму-разуму эту бесстыжую грубиянку! - ответила супруга, так толкнув мужа, что тот едва не ударился лбом о землю, и снова повернулась к донье Консоласьон.
- Помните, с кем говорите! - сказала она. - Я не какая-нибудь провинциалка или солдатская девка! В мой дом, в Маниле, альфересов не пускают, они ждут у дверей.
- Ого, высокочтимая сеньора Фря! Альфересов-то не пускают, да хромоногим вход открыт, таким, как этот! Ха-ха-ха!
Если бы не румяна, можно было бы заметить, как покраснела донья Викторина. Она хотела броситься на противницу, но ей помешал часовой. Между тем улица наполнилась любопытными.
- Послушайте, вы! Я унижаюсь уже тем, что говорю с вами; мы люди из высшего общества… Не хотите ли выстирать мое белье? Я хорошо заплачу! Думаете, мне неизвестно, что вы были прачкой?
Донья Консоласьон гневно выпрямилась, слово "прачка" задело ее.
- А вы думаете, мы не знаем, кто вы такая и кого с собой таскаете? Все знаем! Мой муж мне все рассказал! Я, сеньора, по крайней мере всегда принадлежала одному, а вы-то? Надо с голоду подыхать, чтобы связаться с такой уродиной, с такой шлюхой!
Удар попал в самое сердце доньи Викторины, она засучила рукава, сжала кулаки и процедила сквозь зубы:
- Выйди только из дому, старая свинья, я заткну твой поганый рот! Полковая девка, прирожденная проститутка!
Медуза отскочила от окна и тут же показалась в дверях, размахивая хлыстом своего мужа.
Напрасны были мольбы дона Тибурсио, - не появись тут альферес, дамы схватились бы врукопашную.
- Сеньоры, что вы!.. Дон Тибурсио!
- Воспитывайте лучше свою жену да купите ей платье поприличней, а если у вас нет денег, ограбьте жителей, на то у вас и солдаты! - кричала донья Викторина.
- Вот я и здесь, сеньора! Что ж ваша милость мне рот не затыкает? Только и можете язык распускать да слюной брызгать, донья Задавака!
- Сеньора! - проревел альферес. - Скажите спасибо, что я еще не забыл, что вы женщина, иначе я бы выставил вас отсюда взашей со всеми вашими кудряшками и лентами!
- Се…сеньор альферес!
- Помалкивайте, вы, душегуб! Туда же еще, голоштанник!
Посыпались угрозы, крики, брань и оскорбления; на свет божий было вытащено самое грязное белье. Все четверо кричали разом и разглашали такие тайны, которые порочат высшие слои общества, хотя многое в том, что говорилось, было правдой, - а потому мы отказываемся воспроизводить здесь их перебранку. Любопытные, даже не понимая всего, что говорилось, развлекались на славу и с нетерпением ждали, когда же дело дойдет до драки. К сожалению, появился священник и стал восстанавливать мир.
- Сеньоры! Сеньоры! Какой стыд! Сеньор альферес!
- А вы что вмешиваетесь, лицемер, карлист несчастный!
- Дон Тибурсио, заберите свою супругу! Сеньора, придержите язычок!
- Вы лучше заткните рот этим обиралам!
Наконец исчерпался запас эпитетов, завершился обзор грехов и непотребств каждой четы, и с угрозами и руганью они разошлись в разные стороны. Отец Сальви увещевал то тех, то других, внося еще большее оживление в эту бурную сцену. Вот если бы тут присутствовал наш друг корреспондент!
- Сегодня же уедем в Манилу и пойдем прямо к генерал-губернатору! - заявила мужу обозленная донья Викторина. - Ты не мужчина; не тебе бы штаны носить!
- Нн…но, моя милая, а жандармы? Я ведь хромой!
- Ты должен вызвать его драться на пистолетах или на саблях, иначе… иначе… - И донья Викторина посмотрела на его вставную челюсть.
- Детка, я же никогда не брался за…