- Не извольте беспокоиться, - ответил тот, не взглянув на него. - Я знаю, что делаю; мне довелось спасти очень многих больных. Кроме того, она сама скажет, хочет или нет принять святое причастие, и увидите, она на все согласится.
А пока на все согласился капитан Тьяго.
Тетушка Исабель вошла в спальню больной.
Мария-Клара, очень бледная, лежала в постели; рядом с ней сидели обе ее подруги.
- Прими еще пилюльку, - тихо сказала Синанг, подавая больной белую пилюлю, которую она вынула из маленького стеклянного флакончика. - Доктор говорит, если у тебя будет шум или звон в ушах, то лекарство не пей.
- Он больше не писал тебе? - тихо спросила Мария - Клара.
- Нет, наверное, очень занят.
- И не поручал мне ничего передать?
- Он сказал только, что будет хлопотать, чтобы архиепископ не признал отлучения и…
Разговор оборвался с приходом тетушки.
- Падре хочет, чтобы ты приготовилась к исповеди, дочь моя, - сказала она. - Оставьте ее, ей надо очистить совесть.
- Но ведь и недели еще не прошло, как она исповедовалась! - запротестовала Синанг. - Я не больная, и то так часто не грешу.
- Ну-ну! Слышала, что говорит священник? И праведник грешит семь раз на день. Ладно, хочешь я тебе принесу "Якорь", или "Венец", или "Прямой путь на небо"?
Мария-Клара не отвечала.
- Ну, хорошо, не утомляйся, - прибавила добрая тетушка, стараясь ее утешить. - Я тебе почитаю вслух, чтобы пробудить твою совесть, а ты только припомнишь свои грехи.
- Напиши ему, пусть не думает больше обо мне! - прошептала Мария-Клара на ухо Синанг, когда прощалась с нею.
- А?
Но тут вошла тетя, и Синанг должна была удалиться, так и не поняв, что ей сказала подруга.
Добрая тетушка придвинула стул к свету, надела очки на кончик носа и сказала, раскрывая книгу:
- Будь внимательна, дочка, я начну с десяти заповедей. Читать буду медленно, чтобы ты могла собраться с мыслями. Если чего-нибудь не расслышишь, скажи мне, и я повторю. Ты ведь знаешь, трудиться ради блага твоего я никогда не устану.
И она принялась читать монотонным и гнусавым голосом заповеди и рассуждения о них. В конце каждой заповеди она выдерживала долгую паузу, чтобы дать время девушке вспомнить свои грехи и раскаяться.
Мария-Клара глядела куда-то в пространство. Прочитав первую заповедь о любви к богу, которая должна быть превыше всего, тетушка Исабель посмотрела на девушку поверх очков и осталась довольна ее сосредоточенным и печальным видом. Она кашлянула раз-другой и после долгого молчания перешла ко второй заповеди. Добрая старушка читала с усердием и, закончив душеспасительные комментарии, снова взглянула на племянницу, которая медленно повернула голову в сторону.
"Да, - подумала тетушка Исабель. - Бедняжка вряд ли согрешила против этой заповеди, с чего бы ей клясться именем господа. Перейдем к третьей".
Третья заповедь была также подробно разобрана и прокомментирована; прочитав обо всех возможных нарушениях, старушка снова посмотрела в сторону кровати, но вдруг подняла на лоб очки и широко открыла глаза: она увидела, как ее племянница прикрыла платком лицо, словно желая вытереть слезы.
- Хм, - промолвила тетушка, - кхм! Верно, бедненькой случилось разок заснуть во время проповеди.
И, снова сдвинув очки на кончик носа, сказала себе:
- Посмотрим, почитала ли она отца с матерью, раз уж не почтила святой праздник.
И тетушка Исабель стала читать четвертую заповедь еще более протяжным и гнусавым голосом, стараясь произносить слова по возможности торжественнее, как это делают - она сама слышала - многие монахи. Старушка никогда не видела, как читает проповедь квакер, иначе она тоже начала бы трястись всем телом…
Между тем молодая девушка несколько раз приложила платок к глазам, и ее дыхание участилось.
"Что за добрая душа! - подумала про себя старушка. - Такая послушная и смиренная! Я куда больше грешила, а вот никогда не могла заплакать по-настоящему".
И она начала читать пятую заповедь, - делая еще более долгие паузы и безупречно гнусавя, - с таким жаром, что не слышала приглушенных рыданий племянницы. Только во время паузы, после рассуждения об убийстве с применением оружия, она расслышала стоны грешницы. Тогда торжественное звучание ее голоса достигло апогея, и тетушка прочитала конец заповеди тоном, которому постаралась придать оттенок угрозы. Видя, что племянница продолжает плакать, она сказала, наклонившись к ней:
- Плачь, дочка, плачь. Чем больше ты плачешь, тем скорее простит тебя бог. Лучше скорбеть в раскаянии, чем скорбеть во грехах. Плачь, дочка, плачь! Ты не знаешь, как я радуюсь при виде твоих слез! Ударь себя еще в грудь, но не сильно - ты ведь все-таки больная.
Но, вероятно, есть такая скорбь, для которой нужны одиночество и тайна; Мария-Клара, увидев, что за ней наблюдают, мало-помалу перестала вздыхать и вытерла слезы, однако не промолвила ни слова в ответ.
Старуха продолжала читать, но так как рыдания публики прекратились, ее энтузиазм иссяк, последние заповеди нагнали на нее сон и зевоту, а это заметно нарушало гнусавость и монотонность чтения, оно то и дело прерывалось.
"Если б своими глазами не увидела, - не поверила бы! - подумала добрая старушка. - Эта девочка нагрешила, как солдат, против первых пяти заповедей, а с шестой по десятую - ни одного даже легкого грешка! В наше-то время как раз наоборот бывало! До чего мир нынче переменился!"
И она зажгла большую свечу у статуи пресвятой девы Антипольской да две маленьких, у статуи пресвятой девы дель Росарио и пресвятой девы дель Пилар. При этом она спрятала в угол распятие из слоновой кости, давая ему попять, что свечи зажжены не для него. Статуя пресвятой девы Делароша - какой-то неизвестной иностранки - тоже была оставлена без внимания. Тетушке Исабель еще не довелось слышать, чтобы она сотворила хоть одно чудо.
Мы не подслушивали, что говорилось на исповеди тем вечером: мы уважаем таинства. Исповедь была долгой, и тетушка, издали наблюдавшая за племянницей, заметила, что священник, вместо того чтобы повернуть к больной ухо, обратил к ней лицо и, казалось, хотел прочитать в прекрасных глазах девушки все ее мысли или отгадать их.
Бледный, с поджатыми губами вышел отец Сальви из комнаты. При виде его нахмуренного лба, усыпанного капельками пота, можно было подумать, что исповедовался он сам и при этом не получил отпущения грехов.
- Иисус, Мария, старец Иосиф! - проговорила тетушка, крестясь, чтобы отогнать дурные мысли. - Кто поймет нынешних девушек?
XLV. Гонимые
Сквозь густую листву деревьев сочился слабый свет луны. Какой-то человек неторопливо и осторожно шел по лесу. Время от времени, чтобы не сбиться с пути, он останавливался и начинал насвистывать песенку. Затем умолкал и напряженно вслушивался в тишину. В чаще леса звучала та же мелодия: она служила ему своеобразным ориентиром.