Землю для подсыпки вала суздальцы брали не от поля (вода ведь кругом!), а изнутри, из града. Потому опускался град в кольцо валов, как в огромную чашу, только высокие кровли хором да церковные купола поднимались вровень со стенами.
Неторопливо обошли стены. Заборола из составленных рядом заострённых брёвен от времени потемнели, но были ещё крепкими, через каждые пять шагов прорезаны бойницы-стрельницы для лучников. По мирному времени воев на стене не было, только на самом верху Ильинской башни, куда мужи вскарабкались по лёгкой приставной лестнице (предусмотрительно сделано - подними лестницу и никому не забраться наверх!), сидел на скамеечке сторожевой ратник. Железное било рядом висит, и деревянная колотушка при нём - в набат бить.
При виде начальных людей ратник вскочил, сдёрнул с головы колпак, склонился в поклоне. И ему приветливо улыбнулся Юрий, хотя сумрачно было на душе, не приглянулся ему град Суздаль.
Ильинская башня была накрыта кровлей, однако светло было здесь, бойницы широкие, как окна, весь город и округа через них видны.
Возле бойницы, обращённой к полю, Юрий и Ощера остановились (ратник упятился в дальний угол, чтобы не мешать беседе мужей).
На поле между рвом и речкой Гремячкой зелёными холмиками стояли жилища посадских людей, и было их много.
Наместник Ощера осторожно начал разговор:
Не огорчайся, княже. Моя вина, что с крайней улицы начали, где чёрные люди живут. Не на виду суздальское богатство. В боярских дворах оно. В амбарах торговых людей. В искусных мастерах приумножающее богатство, много их в Суздале: каменщики, кузнецы, гончары. Не потребуется тебе из иных земель градостроителей звать - свои есть. И кирпич из иных мест возить не нужно, свои есть печи для обжига кирпича и для обжига извести, притушены только до поры. Глянь-ка, сколько дворов на посаде! А вот оградим посад окольным градом, ещё больше людей придёт на безопасное место...
Толково объяснял наместник, убеждён был в своей правоте, и Юрий ему верил.
В земле плодоносной богатство Суздаля, - продолжал Ощера. - Ополье на все стороны на десятки вёрст тянется, не надо землю для пашни из-под леса вырывать. Будет больше людей, тучные нивы морем разольются, без края...
Помолчав, добавил:
И хоромы боярские красные умножатся, если князь в Суздале будет...
И Юрий, прямо глянув в глаза наместника, шёпотом ответил на невысказанный вопрос:
Будет!
Коротким был разговор, но невидимые нити понимания и доверия протянулись между князем и наместником, и Юрий решил про себя, что быть Ощере суздальским наместником и впредь. А может, и не только наместником.
Юрий перешёл к другой бойнице. Город теперь под ним.
Бережно держит матушка-земля в своих тёплых ладонях град Суздаль, не даёт расползтись по равнине. Как круглая лесная полянка, где над мелкотравьем поднялись благородные белые грибы - боярские хоромы. Оказалось их много больше, чем увидел Юрий с земли. Нет, прав наместник, не столь уж скуден град Суздаль!
А какой вокруг простор, какой простор! Сколько видели глаза, уходила на все стороны зелёная равнина, поднимаясь невысокими увалами и опускаясь в пологие низины - как неподвижные волны морские. Благодать!
Пропел вдали знакомый дружинный рог: к городу подходила приотставшая княжеская дружина. Серебряной искристой рекой полилась конница по суздальским улицам. Догадлив оказался старший дружинник Дмитр, сын тысяцкого Георгия Симоновича, загодя переодел воев в боевые доспехи (в пути их везли за дружиной на телегах) и теперь вступал в град во всей воинской красе. Любой восхитится и устрашится при виде такой окольчуженной рати...
Поспешим, Ощера Михайлович, встретим воев!
Ощера благодарно склонил голову. Оценил наместник великую честь - по отчеству величал его юный князь. Значит, быть наместнику среди ближних княжих мужей. Благодарю тебя, Господи, что открыл глаза князю на верного слугу. А он, наместник суздальский Ощера, служить будет верно и истово!
Соскользнул Ощера по приставной шаткой лесенке, словно юноша легконогий, а не дородный муж, бережно придерживал лестницу, пока спускался князь.
Быстрым шагом направились к княжескому двору (гридни почти бежали, догоняя).
Успели вовремя. Дружина только-только въезжала на двор, а Владимир Всеволодович Мономах показался на Красном крыльце. Юрий взбежал на крыльцо и встал рядом с отцом.
Два князя - старый и юный, прославленный воитель и мало кому известный держатель Ростовского княжества - были перед спешившимся Дмитром, и он по привычке больше смотрел на Мономаха, ожидая властного княжеского слова.
Вдруг, опережая отца, звонко и повелительно возгласил Юрий:
С благополучным прибытием, мужи! Наместник Ощера укажет где кому постой. А тебе, Дмитр, быть к нашей вечерней трапезе. С Богом!
Рассыпался дружинный строй. Засуетилась дворовая челядь. Столпились вокруг наместника Ощеры начальные люди дружины. Разноголосый гомон, ржание коней, начальственные выкрики десятников и сотников.
Мономах посмотрел на сына долгим и задумчивым взглядом.
Юрий, как бы извиняясь за неожиданное своеволие, начал объяснять:
Приустали вои с дороги, батюшка. Пусть отдохнут. Смотр дружины завтра поутру объявим...
Мономах молча повернулся и ушёл в сени.
Неловко было Юрию перед отцом, тревожно. Но душа ликовала: "Град-то Суздаль ведь мой, а не батюшкин! И дружина такая нарядная - тоже моя! И окрест всё моё, до самых дальних пределов! Я - князь Юрий Владимирович Ростовский!"
Помедлив, добавил про себя: "И Суздальский!"
7
Отъехал из Суздаля князь Владимир Всеволодович Мономах, пожелав сыну благополучия и удачи. Был он последние дни спокойным и доброжелательным, не властным правителем предстал вдруг перед сыном и ближними мужами, а вроде как советчиком, ненавязчивым и мудрым. Советам его мужи внимали с благодарной почтительностью, но посматривали больше на Юрия, неожиданно столь возвысившегося, что посмел слово наперёд Мономаха сказать. Да и так рассуждали: погостил Владимир Всеволодович и отъедет, а Юрий Владимирович - останется...
Просто ли смирился Мономах с неизбежностью, посчитал ли самоволие сына полезным для своего княжеского дела - никто и никогда не узнает. Но гневным Мономах не был и с сыном попрощался ласково.
А Суздаль, как закипающая вода в котле, забурлил, зашумел. Целой артелью приспели из Владимира каменных дел мастера, самая малость там осталась - лишь для церковного строения. Подвалил народ из пригородных волостей и вотчин. По брёвнышкам раскатали старую суздальскую церковь, а в основание нового храма ещё при Мономахе положили первый камень.
Бурыми муравьями копошились на валах землекопы. Мономах посоветовал поднять валы с двух саженей до четырёх, и совет его суздальцы приняли.
Из дальних строевых лесов возили брёвна и складывали про запас - новые стены на подсыпанных валах ставить, большую дружинную домину близ княжеского двора.
Владимир Всеволодович Мономах словно забыл про Ростовскую землю, сам не приезжал и ближних мужей не присылал. Да и Юрий не торопился предстать перед властними отцовскими очами. Даже на Долобский княжеский съезд, куда позван был, послал вместо себя боярина Фому Ратиборовича, наказав ему всё слушать, но ничего не обещать, а напирать будут - отговариваться так: "Не властен- де сам обещать, а князю Юрию Владимировичу передам всё дословно, как решит князь, так и будет".
На несколько лет исчезла Ростовская земля из летописей, и как жила - неизвестно. Не оставили о ней всеведающие монахи-летописцы никаких записей для любознательных потомков. Жизнь бурлила в Южной Руси, а Залесская Русь, земля Ростовская, словно отрезанный ломоть.
Однако обещание своё - послать ростовскую рать отцу на подмогу - князь Юрий выполнил. Отбыли ростовские вои по весне, по последнему санному пути, а возвратились уже летом в ладьях.
Воевода Пётр Тихмень повествовал о походе толково и подробно, Юрий словно сам побывал в Диком Поле.
Ростовцы прибыли в Переяславль вовремя, на исходе месяца марта, когда Днепр начал очищаться ото льда. У кого из ратников чего не оказалось из оружья, копья, щита или шапки железной - тому переяславские тиуны недостающее додали, грех жаловаться. И корма выдали обильные: мясо целыми полтями, крупы, хлеб, даже мёд и сусло. Только напрасно перед походом воевода Непейца учил людей конному бою: всех ростовцев определили в пешую рать. Князь Владимир Всеволодович только единожды навестил в переяславском воинском стане ростовцев, а в походе совсем отдалённо был - всё с конницей, с конницей.
От Переяславля пешцы плыли в ладьях по Днепру до самых порогов, а конница шла берегом. В Протолчах, выше острова Хортица, пешую рать высадили на берег. Дальше путь лежал по Дикому Полю к реке Молочной, что впадала в Азовское море. Там стояли зимние вежи половцев, степные городки из юрт и сломанных построек.
Ростовцы вместе со смолянами попали в сторожевой полк, который шёл впереди войска. Начальствовал над полком сын Мономаха, князь Ярополк Смоленский.
Шли опасливо, высылали вперёд дозорных, которые выползали на курганы, оглядывали окрестности и, если в степи не видно было чужих людей, давали знать, чтобы полк шёл дальше.
Поначалу было непонятно Тихменю, почему Мономах пешцев вперёд послал, а не конных, но оказалось, что в таком боевом строю глубокий смысл: конный в степи заметнее пешего.