После этого исчез из виду и воробей, жалобно чирикавший над головами людей.
Чем сильнее сжималось огненное кольцо, тем громче становились крики внутри камышовых зарослей. Чем громче были крики, тем чаще раздавались ружейные выстрелы. Эти звуки радовали сербазов и сертипов, они были веселы. "Люди почему-то всегда радуются, стреляя друг в друга или зверей, спалив лес и натворив бед, они также радуются!"
Толстопузый сербаз, подстрелив с близкого расстояния зайца, поднял его за хвост, хвастаясь перед товарищами меткостью рук своих.
Вдруг из камышей пулей вылетел кабан и помчался прямо на Блоквила. Расстояние было приличным, тем не менее Блоквил успел заметить, что щетина на спине кабана дымилась. Разъяренный зверь бежал вперед.
Блоквил полез за пистолетом, но от испуга никак не мог достать его из кобуры. Француз растерялся. У него не было времени, чтобы избежать столкновения с хищником. Передние клыки кабана, похожие на кривые сабли, готовы были вонзиться в живот француза и расправиться с ним.
Блоквил наконец вынул пистолет из кобуры, но времени для выстрела не оставалось, и он стал с покорностью ждать близкой смерти, заранее смирившись с болью, которая охватит его от удара в живот. Но тут раздался выстрел. Похоже, пуля прошла мимо, потому что кабан и не подумал замедлить свой стремительный бег.
Когда расстояние между клыками хищника и Блоквилом сократилось до четыре-пяти шагов, перед глазами француза блеснули совсем другие клыки - кривая шашка встала между человеком и смертью. Раздались испуганные возгласы окружающих.
Покрывшись холодным потом, Блоквил схватился за голову и опустился вниз. Все задрожало перед его глазами: и черный дым, и наполовину выгоревшая чаща, и пылающее пламя, и минарет далекой мечети, и вообще весь мир вокруг. Сербаз, успевший спасти его от неминуемой гибели, все еще стоял в двух шагах от него, занеся над головой распластанного на земле кабана свою кривую шашку.
Подбежавший Гара сертип помог подняться бледному от пережитого французу и почему-то громко расхохотался.
- Теперь тебе смерть не страшна, господин!
Француз ничего не ответил, у него онемел язык.
- Кажется, ты сильно испугался?!
Наконец Блоквил ответил:
- Если скажу, что не испугался, солгу перед Богом, сертип. И испугался, и заново родился на свет…
… 19 июля тысяча восемьсот шестидесятого года под звуки горна и зурны мы вошли в Merw..
Jorj Blokwil
* * *
Если не считать, что звуки горна и зурны немного подбодрили сербазов, вхождение тяжелого войска в Мерв мало чем отличалось от обычных действий, совершаемых до сего дня. Взятие безлюдной крепости безо всякого сопротивления, как бы громко ни звучала музыка, не создает ощущения победы. Захват крепости, или главного города, еще не означает завоевание всей земли. В истории было немало случаев, когда страна оставалась непокорной даже после сдачи столицы. Чтобы поставить победную точку, необходимо, чтобы побежденная сторона признала свое поражение, а для этого надо поставить народ на колени. Тем не менее, по совету Гара сертипа в Тегеран были направлены гонцы, дабы известить шаха Насреддина, что со взятием Мерва не только текинцы, а и весь туркменский народ переходит в подданство Ирана.
Жорж Блоквил был много наслышан о всемирно известном городе, в разные времена носившем имена Мару-Шаху-Джахан, Маргуш, Маргиани, Мерв, Марв. В разных толстых книгах он читал о том, что в городе была библиотека, равной которой не было всем мире, что в ней работали ученые, поэты с мировым именем. Однако его вступление в эту крепость в составе иранских войск уронило в его глазах ценность Мерва, а также вес воинов гаджаров. Где тот город с великолепными дворцами и террасами, садами и скверами, несравненной библоитекой! То, с таким трудом, ценой невероятных утрат во время тяжкого перехода через пустыню было завоевано гаджарами, было даже не городом, а хиленьким, недостроенным укреплением.
Намучавшись не меньше гаджаров, прежде чем добраться из Мешхеда в Мерв, вместо крепостных стен, выложенных из камня и переживших многовековые страдания, Блоквил увидел укрепление, окруженное забором из сырца и раствора глины с соломой. "Это и есть тот город, который иранцы считают виновником всех своих бед? Тот город, который основал Искандер, а достроил Антиохус Никатор и свою честь назвал Антиохией? Да, время и варвары делают свое разрушительное дело, они превращают в руины даже самые могучие дворцы! - думал Блоквил. - Как не ценят люди время, так не замечают они и своего варварства. И самый непростительный грех человека в том, что он, даже гуляя по кладбищу, не задумывается над тем, что в конечном счете и его место здесь. Здесь были и ездоки Чингисхана. Они ведь тоже не задумывались над тем, что могут навсегда смешаться с песками…"
Блоквил ощутил себя топчущим пыльные страницы истории. Закрыв глаза, он представил, что ноги его топчут не землю, а черепа и кости. В ушах зазвенели крики женщин, стоны детей, звон сабель, грохот пушек. Открыв глаза, он увидел перед собой развалины некогда прекрасного города Мару-Шаху-Джахан-Маргианы-Антиохии-Мерва. "Неужели история должна обязательна писаться разрушительным пером? Разве нельзя составить ее из приятных воспоминаний нежных красавиц и добропорядочных юношей?.."
Подошедший вместе с несколькими сербазами Гара сертип вернул Блоквила из древнего мира в день сегодняшний. С закрытыми глазами он видел трагические картины истории, открыв же глаза, он увидел не менее тревожные будни текущей жизни. Гара сертип был одним из тех, кто писал страницы истории кровью. Так что прошлое и день сегодняшний слились воедино.
Веселый сертип, отведавший вкусного плода победного дерева после занятия Мерва, подал голос:
- О чем, господин, так задумался?
- Да нет, ни о чем таком особенном, генерал. Стоял и думал, не походить ли по древнему Мерву. Рад видеть вас в этом знаменитом селении!
Последние слова француза еще больше воодушевили Гара сертипа. Он легонько похлопал по плечу Блоквила.
- И мы рады вас видеть!.. Слышишь?
- Слышу! - ответил Блоквил и кивнул головой.
Услышать надо было звуки горна и зурны, доносящиеся с юга. Он и так убежал сюда от назойливой музыки, не оставлявшей его с самого полудня.
- Я тоже вышел сюда, чтобы побродить по местности.
- Тогда еще лучше, генерал!
Перейдя по искривленному мосту Мургаба, они вошли в крепость и увидели толпу сербазов, готовивших раствор из глины. Блоквил поинтересовался, чем это они заняты.
- Это мой приказ, - хвастливо ответил Гара сертип. - Замешивают глину для кирпичей. Замуруем все выходы из крепости кроме двух.
- Но если туркмены сбежали, к чему теперь закрывать крепость?
- На туркмен особо надеяться нельзя. Что лиса, что туркмены - все одно. Справа уйдут, слева вернутся.
Блоквил улыбнулся. В его улыбке было согласие со словами Гара сертипа. Он был наслышан о том, как туркмены, проявив лисью изворотливость, увели несколько подвод с пушками вместе с зарядами и артиллеристами.
В крепости, которой не видно было ни конца, ни края, стояли тысячи кибиток. (Жорж Блоквил отмечает в своем дневнике, что число брошенных в Мерве домов приближается к 30 тысячам). Отчетливо виднелись круги от тяримов кибиток, откочевавших вместе с хозяевами. Блоквилу захотелось войти в один из туркменских домов. Гара сертип поддержал это желание.
Они вошли в первый попавшийся дом. Внутри юрты, всем своим видом говорившей о принадлежности бедняку, ничто не привлекло внимание француза. И так-то здесь не было особого убранства, но теперь, когда со стен содрано все, что могло пригодиться, она казалась особенно убогой.
Блоквил несколько раз внимательно осмотрел все части кибитки, начиная от тярима и кончая туйнуком, отверстием наверху, Его внимание также привлекла толстая веревка, свисающая с туйнука. Но больше всего его заинтересовал бурдюк, висевший на конце толстой веревки. Уходя, он обернулся и снова посмотрел на бурдюк, так что даже споткнулся о жернов, лежавший в углу комнаты, и чуть было не упал. Упершись рукой в тярим, Блоквил с трудом удержался на ногах. В том месте тярима, которого он коснулся, висела торба для ложек. Из нее торчал конец закопченной, замасленной поварешки.
Обойти всю крепость, занимавшую огромную территорию, было невозможно. Поэтому сертип и капрал решили взобраться на холм в центре крепости и оттуда понаблюдать за окрестностями.
С вершины холма вся крепость просматривалась насквозь. Блоквил предположил, что сердары и глашатаи взбираются на этот холм и обращаются к народу.
Наступил ранний вечер, тени кибиток вытянулись и слились с другими, отчего вырисовывалась фантастическая картина. Купола бесчисленных туркменских кибиток с опущенными крышами воражали воображение не знакомого с этим народом француза. Гара сертип, словно его и не интересовало это видение, махнул рукой в другую сторону.
- Господин, чем этот человек занят?
Сквозь солнечные лучи француз заметил человека, копавшего землю.
- Вроде кто-то роет яму?!
- Причем, это должен быть туркмен, - ответил Гара сертип и сделал непонятный жест. - Наши люди не имеют права идти туда и рыть яму. Ни один сербаз не получал такого приказа.
Спустившись с холма, они пошли туда и стали свидетелями странного происшествия. Высокий худощавый туркмен лет тридцати, обливаясь потом, рыл яму. Рядом лежал, вытянув ноги, очень красивый конь.