* * *
На Английском подворье в Москве суета. Что ни час кто из слуг в Кремль бежит - у теремов потолочься, от дьяков на Ивановской площади новости разузнать. Толки по Москве разные идут. Торг тоже что твое толковище народное - всем до всего дело, всяк свой суд высказать торопится. Купцам иноземным не то что благоволят, а так - вроде в расчет не принимают. Язык русский без толмача, известно, не всяк одолеть да уразуметь может. Вот и дают себе волю. Того не знают, что на Москве английские гости самые к Борису Годунову расположенные. Во всем помочь готовые. При случае и упредить, если опасность какая им известна станет.
Уж на что покойный царь Иван Грозный к англичанам благоволил - не ко времени в первый раз до Московии добрались, а все с честью принять и обиходить велел. Сына-первенца только-только лишился. Из Казанского похода воротился. Оценил, что из Лондона сэр Хью Уиллоуби и главный кормчий Ричард Ченслер в экспедицию три корабля увели, на них моряков одних сто шестнадцать человек, купцов лондонских - одиннадцать, а до устья Северной Двины один корабль капитана Ченслера добрался. Подошел к Николо-Корецкому монастырю в конце августа 1553 года, а разрешение в Москву приехать только к концу ноября пришло. Да и тут без хитрости не обошлось: капитан себя ни много ни мало за посла короля Эдуарда выдал. Сразу уразумел: ради купчишки воевода себя трудить, гонца в столицу посылать нипочем не станет. Король - дело другое!
Посла по посольскому чину и приняли - моряки нахвалиться гостеприимством московским не могли. Все богатству местному дивились. Во всех городах - склады товаров купцов голландских. По дороге что ни день не меньше восьмисот возов с хлебом встречали, Москва им больше Лондона показалася, а уж о чудесах двора царского и вовсе сказки рассказывали.
А то не чудо, что тут же от царя для всех англичан право свободно, безо всяких пошлин, торговать во всем Московском государстве получили! И пусть их на обратном пути в море голландцы как есть дочиста ограбили, одних рассказов хватило, чтобы в феврале 1555 года основалась "Московская компания", в которую сразу больше двухсот участников вошло. Кто только не начал в Москву рваться! Да тут еще государь Иван Васильевич повсюду купечеству английскому бесплатные резиденции предоставил - в Архангельске, Вологде, Холмогорах. Живи - не хочу! А уж в Москве Английский двор у самых Спасских кремлевских ворот, у торговых рядов. До того дом удобен, что все послы королевские в нем останавливаться стали, от других дворов, что царь им для почету предлагал, отказывались.
Перед всеми державами Грозный царь Англии предпочтение оказывал. То лекарей себе из Лондона просил. Как в поход на Новгород Великий пошел, к королеве Елизавете с тайной просьбой обратился - на случай, если восстанут, против него людишки за то, что больно кровью всю землю отеческую залил, - приняла бы его с семьею вместе. Ответа ждать не стал - прямо в Вологде корабли для царского бегства рубить приказал - в Английское королевство плыть.
А тут королева Елизавета возьми и наотрез ему откажи. Семью, мол, царскую приму, а самого государя никогда. Рассвирепел Грозный. Корабли рубить прекратил. В ссору с королевством вступил.
Трудный был государь - послы иноземные только руками разводили. Не успел старшего сына-наследника, им самим убитого, оплакать, - новое посольство в Английское королевство отправил. Королеву за себя сватать решил и на том двух держав союз заключить. Только тем разом не серчал, когда ответ не по его мысли пришел. Ее королевское величество за честь поблагодарила, но о браке вести разговоры отказалась. Мол, и в девичестве со страной своей управляться может. Вот если царь захочет за себя ее племянницу взять, то с великою охотою их брак благословит и за союз двух держав почитать будет.
Согласился государь! Что согласился: очередное посольство заторопил. Спал и видел рядом с собой новую супругу. Английскую! А уж до чего страшен был, купцы отзывались. Борода густая, рыжая, с чернотой. Голова, по русскому обычаю, бритая. Высоко закинутая. Глаз злобный. Рот слюной брызжет. Сам Посохом все замахивается.
Не дошло сватовство до конца - умер царь. Болезнь болезнью, а было то ему всего 56 лет. В одночасье скончался. Завещание успел переписать - царицу Марью Нагую прочь выкинул. Последыша своего обездолил. Купцы полагали - не иначе ради будущего брака с англичанкою. Ни словом Бориса Годунова не помянул, никакой ему должности не назначил. Может, сам в последнюю свою волю не верил: пожить надеялся.
- Чтой-то опять, Борис Федорович, не приносишь мне царских указов на подпись? Нужды нет, аль что задумал?
- С разговором я к тебе, государыня-сестрица моя любимая. Скрывать не стану - с тяжким разговором. Не хотят тебя бояре. Не хочет и народ московский.
- Не хочет? А нешто других когда хотели? Кого ни возьми, ко всем поперек своей воли привыкали. О супруге покойном не говорю - сколько против него народу было, как бояре и митрополит горой за Нагих да их выпорка стояли. А царя Ивана Васильевича нешто возжелали? Едва-едва князья Глинские, по родству своему, удержаться ему на престоле дали, пожар Всехсвятский весь город пожог. Сразу после свадьбы царской. С Анастасией Романовной. Кого народ винил? С кого ответа требовать пошел, когда государь в Воробьеве-селе с молодой женой укрылся? Ведь бабку царскую, блаженной памяти княгиню Анну Глинскую, будто она волхованием огненное пламя на город навела. Дядю царского, князя Юрия Глинского, не побоялись в соборе Успенском схватить да там же насмерть и забить!
- Не о том речь, государыня-сестрица.
- О чем же еще? Может, деда супруга моего покойного вспомнишь, великого князя Василия Ивановича? Против него весь двор бунтовал. Сына деспины - второй жены Ивана Васильевича, великой княгини Софьи Фоминишны, из византийских царевен, никто признавать не хотел. Да и как было признавать? Ведь был уже на царство венчан, митрополитом московским на престол посажен, в бармы облечен, шапкой Мономаховой коронован внук великокняжеский - Дмитрий Иванович. А что вышло? Всеми любимый Дмитрий Иванович в темнице сгнил, а сын деспины - при коронованном великом князе! - вновь короновался. Вспомни, вспомни, Борис Федорович! Так что значит - меня не хотят? Это после того, как крест мне целовали?
- Целовали, государыня-сестрица, а как же - все целовали. Только это вроде как для начала. Сгоряча, что ли. А теперь охолонули. Не нужно нам бабы на престоле, и весь разговор.
- А ты что же? Ты, братец, не знал? Наперед не знал, когда престолом меня смущал? Власть самодержавную сулил? Почему теперь иную песню завел? Что ж твои послы иноземные, хваленые? Королеве английской исправно служат, а здесь и помощи не подадут?
- Не тешь себя сказками, Арина Федоровна. Иноземцы до той поры хороши, пока ты в силе. Пошатнешься, о камушек зацепишься - первыми сбегут, не оглянутся. Не знаю, сестра, как тебе с подданными твоими справиться.
- Мне, говоришь? Мне одной? А ты на что?
- Что я? Вон меня снова молва с делом Углическим связывать стала. Тестю моему службу его верную государю Ивану Васильевичу в опричнине в вину ставят. Марье Григорьевне, боярыне моей, ни в монастырь на богомолье съездить, ни из Кремля выехать, нигде показаться не можно стало.
- Разве не хватит, что я, государыня, тебя ни в чем не виню?
- Ты! О тебе тоже вот кругом толкуют.
- Из-за вашего Углича?
- Зачем Углича. Из-за супруга твоего покойного. Отчего да как помер доискиваются. Тебя винят. Мне уж, тебя, сестрица, спасаючи, сказать пришлось, что волю государя ты исполнишь незамедлительно. Жить без него во дворце не хочешь.
- Какую такую волю? Да ты что, Борис Федорович, ума решился? Не хочу во дворце жить? А где же тогда?
- Пришлось… Одним словом, что пожелал государь, чтобы жена его любимая в монастырь удалилась от всех светских искушений и радостей. Скорбеть о нем.
- Вот оно что! Выходит, предал ты меня, Борис Федорович? Родную сестру, что за тебя всю жизнь хлопотала, предал. Все наперед рассчитал, а дуре Арине и невдомек. Супруга царственного лишилася. Агнца Божьего, кроткого, безответного, чтобы ничего не получить, чем ты меня сманил. Господи! Господи, всемогущий и многомилостивый, где же правда? Правда-то где?
- Погоди, погоди, государыня, суд править. Времени у нас никакого нет. Торопиться надобно. Торопиться изо всех сил. Царевич ли Дмитрий, тень ли его на Москву ляжет, как бы людишки к ней не потянулись. Не любят они нас, Годуновых, ох не любят. Случая ждут, чтоб избавиться.
- Хватит, боярин! Наслушалась твоих умных речей вдосталь. Поди прочь, глаза б мои тебя не видели, змий лукавый. Поди! Царица я еще, а ты всего-то боярин. Пока боярин. Сказала, поди!
- Аринушка, сестрица моя любимая, да нешто я тебя чем обидеть хочу. Сама поразмысль. Державой править и из монастыря можно - помнишь, как государь Иван Васильевич из Александровой слободы правил? А и клобук - в случае чего - царице надеть не значит престола лишиться. Время пройдет, глядишь, Иов и разрешение от монашества даст. Это только сейчас. Для отводу глаз…
Белесое солнце. Прозрачные, словно стынущие лучи. Без тепла и яркого света. Гладь свинцовой воды. Скалы. Гранитные. Без зелени. Отступившие от озера Мелар леса. Широкие долины между холмами. Город, рассыпавшийся на трех островах между Меларом и морем. Соленым - здесь его никто не называет Балтийским. Узкие улочки. Стиснутые строениями площади. Плечом к плечу прижавшиеся грузные дома. Стокгольм… Для польского короля Зигмунта III лучший город на земле. Вымечтанная столица его государства. Нет, империи!