А огонь уже пожирал то, что еще несколько минут назад являлось театром. Из окон, из дверей выскакивали обезумевшие люди. На многих из них дымилась одежда. Женщин, оказавшихся в обмороке, выносили на руках мужчины.
Какой-то офицер высокого роста и хорошо сложенный выбежал из павильона, держа на руках молодую женщину. Платье на ней было растерзано в клочья, голова безжизненно повисла.
- Кто это? Она жива? - подбежала к офицеру княгиня Багратион.
- Мадам Мишель Ней. Жена маршала, - ответил спаситель и громко кликнул доктора. - Побудьте, мадам, рядом с несчастной, а мне надо к императору.
Наполеон никуда не уехал. Он стоял рядом с пожарными колесницами, которые прибыли по сигналу тревоги, и отдавал команды:
- Отсечь водою павильон от дворца! Нельзя, чтобы пламя переметнулось на соседние дома. Две, нет, три водовозки - на улицу!
- Ваше величество, разрешите? - обратился офицер к Наполеону.
- А, это вы, полковник Чернышев. Вы не ранены?
- Это сажа на лице, ваше величество. Я только что оттуда. Я вынес мадам Ней.
- Там, под огнем, еще много жертв?
- Ваше императорское величество, позвольте мне взять нескольких солдат. Людей еще можно спасти.
- Берите, полковник, моих егерей.
Теперь - снова туда, в огонь, под обломки только что рухнувшей крыши. Поднял с пола мальчишку-офицера, похлопал его по щекам. На лице проступил румянец. Передал солдату, чтобы тот помог бедняге выбраться наружу, а сам - вперед.
У стены, что уже объята огнем, - чья-то знакомая фигура. Князь Куракин? Камзол на спине и плечах прогорел, лицо черно.
- Александр Борисович, вы живы?
- Саша! Я теряю последние силы. О Господи, не дай мне умереть. На меня, не поверишь, рухнула пудовая балка. Горела как свеча, зажженная с двух сторон. И если бы не ты… - Голос князя прервался, и он упал в забытьи.
Взвалить князя на плечи - задача не из простых. Однако Чернышев, напрягши силы, вскинул на себя ношу и выбрался наружу.
- Это вы, князь? - услышал он вдруг родную русскую речь и снова увидел перед собою ту юную даму, которой он поручил несчастную мадам Ней.
- Так вы - наша соотечественница? - изумился Чернышев. - Боже, где только не встречаются русские друг с другом!
- А вы - наш? - обрадовалась княгиня. - Тогда почему же вы так запросто обратились к императору Франции?
Куракин, сидя у дерева, тихо застонал и открыл глаза.
- Ой, Катерина, Катенька, я спасен! И знаешь, кто мой спаситель? Ах, вы еще не представились друг другу, тогда позвольте это сделать мне. Княгиня Багратион - флигель-адъютант Чернышев. - И, обернувшись к Чернышеву: - Ах, Сашенька, погляди, мил дружок, что сталось с моими бриллиантами! Одни погибли начисто в огне, другие потерялись в этой давке.
- Не тужите, любезный Александр Борисович, - успокоил его Чернышев. - Золотое шитье да бриллианты на камзоле вас и спасли - укрыли словно кольчугою. Главное - сами целы. С нами, солдатами, то часто случается: вся одежда в клочьях, зато голова цела. Вам, княгиня, сие должно быть хорошо известно - сколько уже ран получил бесстрашный Багратион!
Чернышеву показалось, что княгиня не расслышала его слов - кругом стоял несусветный гвалт. Однако, всмотревшись в ее лицо, он понял, что слова его до нее дошли, но она не захотела на них отозваться. И чтобы как-то прервать минутное замешательство, она быстро отошла в сторону и сказала по-французски:
- Доктора! Здесь пострадавший. Князь Куракин.
А через несколько дней княгиня Багратион уже была в доме Элеоноры Меттерних.
- Позвольте представить вам мою дочь Марию Клементину, - произнесла она, мило улыбаясь.
- Ах, какое прелестное дитя! - проворковал Клеменс, стараясь придать лицу приветливое выражение.
Мадам Элеонора опустилась в кресло и погладила по русой головке девочку, которая спокойно к ней подошла и сделала легкий книксен. В это время из дальнего угла гостиной раздался голос мадам Коуниц, обращенный к Элеоноре:
- Ах, этот прелестный ангел - вылитый Клеменс! Ты не находишь сходства, кузина Элеонора?
"Это сходство прежде всего должен усмотреть тот, кто в самом деле является отцом моей Клементины, - подумала про себя княгиня Багратион и подняла на Меттерниха свои лучистые близорукие глаза. - Ну же, граф, ты мне обещал, что дашь нашей дочери свое имя. Или ты струсил? Тогда мне ничего не остается другого, как устроить и здесь и в Вене скандал, от которого тебе вряд ли поздоровится".
- Да, милая Элеонора, ты помнишь, мы с тобою несколько дней назад говорили о дочери любезной княгини? - раздался голос Меттерниха. - Княгиня Багратион хотела бы отдать дочурку в какой-либо пансион. Так что, надеюсь, она станет желанной в нашем доме.
Элеонора была внучкой бывшего канцлера и дочерью князя Арношта Коуница. Их семья слыла одной из самых аристократических в Австрийской империи и потому, конечно, хорошо воспитанной. К тому же о ней самой говорили как о женщине доброго и отзывчивого сердца, ничуть не очерствевшего, несмотря на постоянные измены мужа, о которых она имела полное представление. Потому она еще раз погладила Клементину по русой головке и, притянув ее к себе, поцеловала в лобик.
- Вы, милая княгиня, можете смело доверить свою дочурку моим заботам, - произнесла она и добавила: - А правда ли, что князя Куракина спас граф Чернышев?
- А вам, графиня, он известен? - спросила Катрин.
- Да кто же в Париже не знает полковника Чернышева? Личный адъютант вашего, княгиня, императора Александра и, как говорят, любимец императора Наполеона.
Глава вторая
И в самом деле, кому в парижском обществе не был известен Александр Чернышев? Пред ним открыты двери всех самых известных домов Франции. Многие генералы, маршалы и министры считали за честь водить с ним дружбу. Сам Наполеон, не говоря уже о членах императорской фамилии, выказывал этому молодому, двадцатишестилетнему русскому офицеру несомненные знаки внимания. Какова же была цель пребывания царского флигель-адъютанта в столице Французской империи?
Сразу же после Тильзита, когда обе державы установили между собою дипломатические отношения и в Париж был направлен послом граф Толстой, а оттуда в Санкт-Петербург с тою же миссией прибыл уже известный нам генерал Савари, у Александра Первого родилась идея включить в штат посольства представителей российского воинства. В их числе был назван и юный кавалергард Чернышев.
Александр Первый в некотором смысле мог считаться крестным этого юноши. Саше шел шестнадцатый год, когда в московском доме князя Александра Борисовича Куракина он был представлен молодому царю. Узнав о пылком стремлении отрока посвятить себя военной службе, Александр Павлович взял его в пажи и затем зачислил в кавалергардский полк.
Юноша был хорошо образован, с детства в совершенстве владел французским и немецким, но главное - вышел статью и приятной наружностью. Молодой Геркулес или Аполлон - неизвестно, как лучше можно было назвать сего молодого человека с широкими плечами и тонкой талией, темными прекрасными миндалевидными глазами и кудрявой головою. К тому же, наверное, немалую роль в приближении ко двору сыграло и то, что его родной дядя, Александр Ланской, некогда был одним из последних и самых любимых фаворитов Екатерины Великой, как она в том сама всех уверяла.
Под Аустерлицем, в первом же своем бою, молодой поручик-кавалергард проявил не только завидную храбрость, но и оказал немалую услугу государю, будучи определен к нему в качестве порученца. По всем этим обстоятельствам не могло не всплыть имя Чернышева в голове царя, когда он составлял список тех, кого хотел послать в Париж, дабы молодые люди представляли силу и мощь его армии, но этому плану не суждено было сбыться.
Зато однажды средь блестящего бала в Зимнем дворце император подозвал к себе Чернышева и, улыбаясь, произнес:
- Наблюдал за тобою с завидным удовольствием - дамы от тебя без ума. Однако не очень ли я расстрою твои забавы, коли дам тебе поручение, которое на время удалит тебя из Петербурга? Впрочем, приходи ко мне завтра.
Утром же в кабинете сразу, без обиняков, объявил:
- Поедешь в Париж. Передашь нашему послу пакет, в котором два письма: одно - графу Толстому и другое - императору Наполеону, которое граф обязан ему тотчас вручить. И с Наполеоновым ответом возвратишься ко мне.
Чернышев никак не мог ожидать, что император Франции пожелает принять не только российского посла, но и офицера, что доставил ему письмо от "любезного брата".
Посланец царя держался просто, не выказывая, с одной стороны, искательства или робости, а с другой - напыщенности и самомнения. Наполеон тотчас вспомнил свою давнюю встречу с наглым и самодовольным царским генерал-адъютантом Долгоруковым и тут же заявил:
- Мне ставят в упрек, что я никогда не принимаю у себя и ничем не отличаю русских офицеров, которых посылает в Париж император Александр. Однако мне о них никто не докладывает! Лишь случайно я нынче узнал от своего министра иностранных дел о вас, господин Чернышев. И, как видите, вы - в моем кабинете. Скажу более: вы произвели приятное впечатление. И я в своем письме к моему августейшему брату выскажу просьбу, чтобы его величество в следующий раз направив в Париж именно вас.
Это оказалось не пустым обещанием. Да и зачем владыке мира, великому Наполеону Бонапарту, было заискивать перед царским курьером, каких немало курсировало между двумя столицами? Император Франции был, вероятно, приятно удивлен, как безбоязненно и в то же время умно Чернышев стал вспоминать сражения под Аустерлицем и Фридландом, в которых он сам участвовал.