Бернадот взял со стола формулярный список Бертелеми Жубера. Самый молодой генерал республики - нет еще и тридцати. Как и сам Бернадот, проделал в армии Бонапарта Итальянскую кампанию, за четыре года прошел путь от рядового до бригадного генерала. После битвы при Риволи Бонапарт о нем, еще только офицере, сказал: "Жубер - гренадер по храбрости и уже генерал по военному искусству". Далее поход в Тироль, названный походом исполинов, дела в Голландии, на Рейне, занятие Пьемонта в прошлом году… А еще, наверное, не в последнюю очередь в выборе сыграло роль совпадение: как и сам Бернадот, Жубер происходил из семьи адвоката, готовился стать юристом. Впрочем, так ли уж важно последнее обстоятельство, если, назначив Жубера главнокомандующим, военный министр тем самым сделает его своим человеком.
- Здравствуй, старый мой товарищ, - встретил военный министр Жубера, - видишь, я тебя не забыл.
Жан Бернадот происходил из департамента Южных Пиренеев и, как большинство южан, во многом обладал чертами, свойственными беарнцам и гасконцам. Во всяком случае, он любил театральность, пышность и велеречивость. Так, торжественно, с чувством, он объявил Жуберу, что назначает его главнокомандующим всех находящихся в Италии французских войск.
- Я долго перебирал - кого! И лучше тебя не сыскал! - Бернадот обнял Жубера и поцеловал. - Верю: ты вновь покроешь себя славою, которая затмит славу того, кто еще совсем недавно слыл героем Итальянской кампании…
Он картинно отстранился от Жубера и повторил еще раз:
- Да, мы все, кто обеспечил славу Бонапарту, должны получить и свою долю лавров. И еще вопрос, чей вклад в победу превысит: его или любого из тех, кто тогда был с ним рядом? Не подумай, мой старый друг, что я - о себе. Я вовсе не нуждаюсь в том, чтобы делить с кем-либо лавры. Я имею и собственные заслуги, за которые уже вознаградила и еще вознаградит меня любимая Франция.
Бернадот наконец высказал то, что беспокоило его последнее время. Год назад он взял в жены мадемуазель Дезире Клари - младшую дочь марсельского шелкового фабриканта. Все в Париже знали, что совсем недавно эта милая девица была невестою Бонапарта. На ее старшей сестре, Жюли, до этого женился Бонапарт Жозеф, брат генерала. Сам же Наполеон считался обрученным с Дезире. Но он оставил ее, увлекшись женщиной более опытной, креолкой Жозефиной.
Говорили: Наполеон Бонапарт тяжело переживал, что нанес обиду своей невесте. И чтобы устроить ее жизнь, познакомил ее со своим сослуживцем - генералом Бернадотом.
Если бы не искренние чувства, которые возникли между Жаном и Дезире, Бернадот мог бы и оскорбиться: он ни с кем не хотел делить ни славу, ни любовь! Но как он мог заглушить людские толки по поводу собственной женитьбы и якобы возникшему на этой почве соперничеству?
Вот почему теперь, коснувшись в разговоре с новым главнокомандующим Итальянской кампании, военный министр нашел необходимым подчеркнуть, что на самом деле разделяло и разделяет его с Бонапартом.
- Личное мужество и верность отечеству - вот что ныне ставит каждого из нас, истинных сынов Франции, в ряды ее самых первых героев! - Военный министр снова заключил в объятия главнокомандующего. - Верю: Франция скоро узнает о вас, Жубер!
- Не сомневайтесь, мой генерал, я не обману ваших надежд и вашего доверия. Только неделю назад я обручился с любимым и нежным существом. И я сегодня же скажу моей будущей жене, в чем готов поклясться и вам, гражданин министр: вы будете встречать меня героем или я останусь на поле боя бездыханным.
Глава одиннадцатая
Неудача при Бассиньяне не выходила у Суворова из головы. Обида жгла, как когда-то под Очаковом. Тогда конфуз приключился из-за упрямства и, скажем, растерянности светлейшего, ныне - из-за незрелости и самонадеянности сына Павла.
"Хорош государь, - распалял себя Суворов, бегая из угла в угол в просторной комнате какого-то особняка на Большой Миланской дороге. - Посылал меня в Вену - чуть ли не рыдал на моем плече: "Воюй, Александр Васильич, как умеешь, не по моим - по своим правилам". А вот прислал своего сынка, чтобы сковать мне руки и ноги да еще по его младенческому недомыслию ввергнуть меня в беду и позор! Нет, спустить ему раз и другой - он и на голову сядет".
- Андрей! - позвал Горчакова. - Пиши приказ по армии о бассиньянском конфузе. Потерь не уменьшай. Я сам Господу намедни доложил: одна тысяча и две сотни безвинно сложивших головы. И чтобы в рескрипте причина сего конфуза ясно и недвусмысленно была обозначена: запальчивость и неопытность юности. И вывод: молодо-зелено, и не в свое дело прошу не вмешиваться! Закончишь - я тотчас подпишу.
Не заметил, как в дверях оказался Багратион.
- Ну, убедился, князь Петр, чем обернулась игра в солдатики? На его, на его мальчишеской совести сей грех! Потому Андрейке я так и велю: невзирая на лица…
Багратион пожал плечами:
- А стоит ли так, ваше сиятельство, да еще в приказе по всей армии? Кто командовал корпусом, в коем случился конфуз? Генерал Розенберг. С него, стало быть, у главнокомандующего и его императорского величества и спрос. А полковника графа Романова - такого ни в формулярах каких, ни в приказах по армии не сыскать. Так кого послушался корпусной командир? Да к тому же имел ли он право допустить начальствовать хотя бы над ротой вольноопределяющегося со стороны? Я, ваше сиятельство, не токмо сими словами Андрея Григорьевича обличаю - уважение мое к нему безмерно, как и сочувствие тоже. С вашего позволения, я лишь о том, что давеча вам осмелился говорить: к делу великого князя следует прикомандировать. Тогда в ответе и впрямь станет он сам, а никто иной.
Суворов подбежал к Багратиону и, глянув ему в лицо, залился скрипучим смешком:
- Знал, что ты не столько умен, как хитер. А теперь в твоих глазах сущих бесенят углядел. Обошел, обошел ты меня, старика, ловкостью мысли. В самом деле, каков, а! Это же как, - может, ему, императорскому сынку, армию мою препоручить? С него, шалопая, станется. Небось всю дорогу, что ехал к нам, о сей фортуне мечтал втайне.
- Зачем армию, ваше сиятельство? - возразил Петр Иванович, а глаза еще продолжали лукаво искриться. - Чтобы армию передать, на то государев рескрипт потребен. Дело же, о коем я осмелился вам намекнуть, всецело в вашей собственной власти. К примеру, поручить великому князю значиться шефом моего авангардного отряда. Я - командир оного, он - как бы инспектор надо мною, что ему уже, кстати, по его прошлой должности ведомо. А вместе мы - в связке. Я стану поручать ему лишь то, в чем не усмотрю урона, а только одну подмогу. Меня же он вряд ли с толку собьет. Почудилось мне: мы с ним уже как бы пришлись по духу друг другу…
Знать, сразу после Бассиньяны Александр Васильевич не сдержался и, видно, после моления сурово отчитал виновника конфуза.
Окружающие слышали лишь, как главнокомандующий коршуном налетел на адъютантов великого князя:
- Велю сковать всех вас цепью и так, в кандалах, отправлю в Петербург, к нашему всемогущему императору Павлу Петровичу за то, что плохо блюли обязанности и не уберегли сына государя от возможной погибели в сражении. Не я, не я - вы все будете перед Богом и нашим великосердным императором первыми ответчиками за священную жизнь государева сына!
Выкрикивал им, челяди, а метил гневом в саму августейшую персону, что стояла рядом с поникшею головой. И потом - два дня кряду - на докладах у главнокомандующего Константин Павлович из независимого и громкого, каким приехал к армии, обернулся ниже травы и тише воды. Входил, когда уже все сидели, и бочком, бочком - в уголок. И - ни словечка при обсуждениях на военном совете.
Вот тогда-то Петр Иванович решился предстать пред его высочеством и напомнить об их первом разговоре в канун злополучного сражения.
- Все ж напрасно, князь, я тогда не остался в вашем полку. Полагаю, многое потерял, - признался Багратиону Константин.
- И я, осмелюсь сказать, многого лишился, - с готовностью отозвался князь Петр. - И вашего общества, и конечно же ваших проницательных советов, кои помогли бы мне еще выше поднять боевой дух вверенного мне полка. А я, признаться, уже возмечтал: наш авангардный отряд - впереди армии, и в его рядах, к неописуемому счастию всех воинов, - ваше императорское высочество.
Лицо великого князя преобразилось - взор запылал, со лба сошла тень опечаленности.
- Вы, князь, не поверите, что словно прочитали мои мысли! Кто же, оказавшись на войне среди самых первых ее героев, не захотел бы стать в один ряд с вами? - воскликнул он. - Я тотчас обращусь к фельдмаршалу…
"Первый ход я сделал верно, - отметил про себя Багратион. - Теперь следует в том же духе свершить и второй, самый главный шаг".
- Осмелюсь заметить, ваше высочество, что нет нужды обращаться к главнокомандующему именно вашей императорской особе, - остановил великого князя Багратион. - Я совершенно уверен, что граф Александр Васильевич сам уже соизволил принять должное решение. Я же только могу еще раз выразить чувства, которые меня обуревают: я буду несказанно польщен!..
Услышав рассказ Петра Ивановича о его разговоре с великим князем, Суворов воздел руки и упал на колени: