Большевизм и земля, большевизм и крестьянство -тема особого исследования, не мне им заниматься. Два метра на кладбище - вот и все, что давалось с легким сердцем в стране победившего социализма человеку. Даже приусадебные участки в деревнях терпели лишь потому, что понимали: без них мужик совсем загнется, а следом голод придет и в города. Впрочем, такому очумелому строителю коммунизма, как Хрущев, и эти участки стояли поперек горла - по любому поводу их обрезали по самые углы хаты, чтобы даже курице негде было покопаться.
Зато себе наше руководство земли не жалело. В Дроздах, Ждановичах, Городище, Крылове, на Нарочи - в самых живописных уголках Беларуси ударными темпами возводились дачные поселки для высшей и даже вполне средней знати. Придет время, и роскошные особняки со всеми удобствами, возведенные в сосновых борах, на берегах рек и озер за государственный - за наш с вами! - счет, вместе с огромными участками земли будут за бесценок "прихватизированы" их владельцами - номенклатура о себе и своих детях, как всегда, позаботится.
Землю под дачи - до пятнадцати соток, "за особые заслуги перед партией и правительством" давали интеллектуальной элите: ученым, именитым литераторам, народным артистам, художникам и музыкантам, директорам крупных предприятий. Им разрешалось строить добротные дома с отоплением, бани, гаражи... Но таких дачных поселков к концу шестидесятых было раз-два и обчелся.
Садовые участки назвали дачными по недоразумению, они похожи друг на друга, как кит и килька: и то и другое - рыбы. Тем более что давали их на всевозможных неудобьях - на свалках, на болотах, на бывших карьерах. Прежде чем там что-нибудь посадить, посеять или построить, людям приходилось годами рвать жилы, чтобы раскорчевать и осушить эту землю, создать новый пахотный слой.
А сколько же бюрократических препон стояло на пути к этим заветным четырем соткам! Пока получишь, пять пар сапог истопчешь, печень погубишь, ублажая выпивкой "нужных" людей. По хорошо усвоенной за годы советской власти привычке все бросились искать обходные пути - как известно, самые короткие. Издательство "Беларусь" в пожарном порядке состряпало и выпустило книгу мемуаров бывшего партизанского командира - одного из руководителей Миноблисполкома, издательство "Урожай", вне всяких планов, опубликовало опус какого-то важного чиновника, курировавшего сельское хозяйство в ЦК. Писали эти книги лучшие журналисты, "доводили до ума" лучшие редакторы и корректоры, издали их на прекрасной бумаге, так называемым авторам, которые собственноручно не написали ни одной строки, разве что в ведомости расписались, выплатили повышенный гонорар. Что это была лишь слегка закамуфлированная взятка, правда, не из частного, а из государственного кармана, никого не смущало. Зато дело тут же сдвинулось с мертвой точки. Наши заявления были извлечены из ворохов, валявшихся без движения несколько лет, и нам было выделено пять гектаров земли для "организации, как говорилось в постановлении, садово-огородного хозяйства".Чтобы ублажить рабочий класс, к нам пристегнули приборостроительный завод имени Ленина - два гектара из этих пяти отдали ему. (Замечу в скобках, что ни один рядовой рабочий участка не получил, все пятьдесят поделили между всевозможными начальниками и начальничками, рабочим дали землю где-то под Столбцами - и подальше, и похуже.)
Поскольку свои участки мы получили, так сказать, по большому блату, дали нам хоть и истощенную до крайности, но пахотную землю, принадлежавшую какой-то заготовительной организации. С послевоенных времен там сеяли рожь, в последние годы зерна на семена тратили больше, чем удавалось собрать. Овальное, похожее на стадион, круто поднимающееся к северу и окаймленное со всех сторон лесом поле. До Минска всего двадцать пять километров - рукой подать, и чуть меньше километра от дороги Крыжевые - Заславль. Поле поделили на 125 участков, по 50 получили приборостроительный завод им. Ленина и издательство "Беларусь", 25 - "Урожай".
Так я получил свою землю. Кстати, "моей" она не была все годы советской власти - даже раздав участки, большевики не поступились принципами. Земля оставалась государственной, моими были только постройки, деревья, кустарники. В любой момент любой садово-огородный участок, обильно политый потом сотен и сотен людей, могло облюбовать, скажем, для очередного полигона какое-нибудь военное или иное ведомство, и исполком тут же передал бы ему эту землю, выплатив людям грошовую компенсацию. В Беларуси, кажется, такого не бывало, не слышал, а вот в России бывало, и не раз, сам об этом читал в газетах. Пригоняли бульдозеры, сносили дачные домики, выкорчевывали цветущие сады - и вся недолга.
Моим, действительно моим клочок земли, на котором я жил и работал столько лет, стал совсем недавно, когда, наконец, было разрешено приватизировать приусадебные участки и землю в садово-огородных товариществах. Я выкупил у государства за символическую, надо сказать, плату пять с половиной соток земли - мой участок расположен на краю поля, когда-то в нарушение всех правил и предписаний я поставил домик и гараж на "ничейной" земле, вместе с палисадником набежало полторы сотки лишку, при приватизации их узаконили, - и получил Государственный Акт, согласно которому эта земля стала моей частной собственностью.
Этих заветных Актов миллионы людей ждали долгие десятилетия. Не рухни советская империя, так и не дождались бы.
Это сладкое слово "мое"... Как ненавидели его теоретики и практики коммунизма! Поэтому даже садоводческие товарищества у нас поначалу пытались сделать коллективными. Отдельные домики строить запрещалось, предлагали строили общежития-бараки, каждой семье выделять по комнатке. Землю на участки не делить, а обрабатывать совместно, а уж выращенный урожай делить на всех. На заводе Ленина, получившем первый участок где -то под Негорелым года за три до нас, такой эксперимент провели. Получился мини-колхоз или макси-бардак, как всегда, когда "и все вокруг колхозное, и все вокруг мое". Люди год промучились: один работает, другой водку пьет, и плюнули: либо поделите землю, либо подавитесь ею. Поделили. И дело пошло.
Нет, изменить человеческую природу - для этого, оказывается, восьмидесяти лет недостаточно. Искалечить, изуродовать можно, а вот изменить... Извини, подвинься.
В развращенное коммунистической утопией сознание такое основополагающее понятие, как частная собственность, входит с большим трудом. Даже когда разрешили приватизировать землю, десятки людей у нас не спешили это сделать, хотя, повторяю, даже по нашим меркам стоила она копейки. Зачем это? - рассуждали люди. Дачу свою детям в наследство я и так оставлю, и продать могу, чего же огород городить? Тоже мне собственность - четыреста квадратных метров!
Многим открыла глаза на то, что же это за штука такая - собственный клочок земли, история, случившаяся в Подмосковье и показанная по телевидению. Там расширяли шоссейную дорогу, крайне нужную и важную в связи с ростом транспортных потоков, и надо было построить мост через глубокий овраг. А на склоне того оврага прилепилась хатка местного жителя. Когда-то участок с садом и огородом, где стояла эта хатка, был казенными, государственными, а потом хозяин приватизировал эту землю, и стала она его полной собственностью. И оказалось, что огромный мост, имеющий важнейшее народнохозяйственное значение, можно построить лишь в том случае, если хозяин согласится с этой своей собственностью - участком, домом, надворными постройками, расстаться - обойти никак нельзя. А он расставаться не желает. То есть, пожалуйста, он готов, но взамен извольте построить ему в удобном месте особняк хороший, и чтобы при нем полгектара земли, не меньше. Строительное начальство в обморок попадало: это же миллионные расходы, никакой сметой на сооружение моста они не предусмотренные. Квартиру - пожалуйста, квартиру в микрорайоне выделим, а особняк... "А не хотите, и не надо,- пожимает плечами хозяин. - Ни в какие микрорайоны я не пойду, и квартира ваша мне не нужна, мне и тут хорошо."
Что бы произошло, случись такая заковыка в не столь давние времена? Да подогнали бы бульдозер с нарядом милиции - и весь разговор. Ну, а теперь - упаси Бог! Надо блюсти имидж цивилизованного демократического государства. Собственность, по новой российской конституции, священна и неприкосновенна. И все это понимают: и те, кому мост - кровь из носу! - надо построить, и хозяин хибары, столь счастливо оказавшейся на пути у этого строительства. Так что получил он по решению суда все, что требовал: и особняк, стоивший мостостроителям несколько сот тысяч долларов, и огромный участок взамен своего.
С точки зрения коммунистической логики, этот человек - обыкновенный рвач, который воспользовался безвыходной для мостостроителей ситуацией. А с точки зрения здравого смысла - нормальный деловой мужик, который распорядился своей собственностью с наибольшей для себя выгодой. Смогли же владельцы крохотных участков в центре Нью-Йорка, Токио или Лондона получить от строительных фирм, хотевших возвести там престижные небоскребы, многомиллионные компенсации, чем же человек, живший на склоне оврага, хуже? Я сам видел в центре Иерусалима заросшие бурьяном пустыри, с остатками былых фундаментов, вокруг которых высятся многоэтажные дома. А на этих пустырях не строят, хотя в святом городе каждый клочок земли, что называется, на вес золота. Почему не строят? Потому что эта земля принадлежит на правах собственности палестинским беженцам, и выкупить ее израильскому правительству не удается ни за какие деньги. Торжествует право, даже если это нравится далеко не всем.