Я говорила красиво! Сердце мое преисполнилось благодарности, даже любви к этому незнакомцу. И я повела в поводу их лошадей - гладких, сытых, как те, на которых скакали лорд и леди Барлоу, а тем временем мастер Стивен (только под этим именем я его и знала, даже много лет спустя) помогал мастеру Кромвелю ковылять через луг к нашему дому.
Отец взглянул на пришедших и, узнав, что лихорадка не заразна, поместил их в своей спальне, а беременная Мод заняла каморку, где обычно спала я вместе с малышами. Отец провел эту ночь на циновке у очага, а я - на попоне, которую подстилал под седло мастер Кромвель. Я укрылась его меховой накидкой. Она пахла ветрами, туманами и невероятными приключениями.
В ту ночь наш гость метался в горячке и в бреду, рассуждая о том, как ему преуспеть в этой жизни. Мы с отцом, а также слуга Стивен ухаживали за ним. Отец выходил взглянуть на Мод, а я при свете свечи вытирала лицо мастеру Кромвелю прохладной влажной тряпицей и подносила кружку эля к его пересохшим губам. Один раз, когда мастер Стивен пошел в загон посмотреть на лошадей, которых привязали там среди коров, Томас Кромвель схватил меня за руку и назвал женой.
- Жена, время уже пришло. При посредстве Уолси я послужу королю.
- Я Кэтрин Чамперноун, мастер Кромвель. Вы упали с лошади в Девоне, у вас жар.
- Все мои труды… - продолжал тот, будто не слыша меня. - Я не понимал, отчего поначалу он хотел, чтобы я надзирал за самыми отдаленными монастырями, вот теперь только понял. Он их потихоньку закроет. А на их богатства построит школы, которые прославят его имя. Великое наследие, которое он оставит, - это не только управление Англией от имени короля, но и новые колледжи, которые он открыл в Ипсвиче и Оксфорде.
- О ком это вы, сэр?
- Об Уолси. Его высокопреосвященстве кардинале Уолси.
Тут меня впервые в жизни посетила мысль о том, что король может царствовать, но не править Англией самостоятельно. Поблизости никого не оказалось, и мне было очень забавно представлять, будто я жена этого человека, живу в Лондоне и владею лошадью, на которой могу кататься.
- Желала бы я увидеть этого вашего кардинала Уолси, - сказала я, хорошо понимая, что в бреду он не разберет моих слов. А как бы мне хотелось упросить его взять меня с собой, когда он будет возвращаться в Лондон! Тайные помыслы так и просились на язык, и я добавила: - Мне так хочется повидать Лондон, короля и его королеву-испанку! Мне так хочется жить там!
- Кто бы мог о таком помыслить? - продолжал Кромвель, к счастью, не отвечая на мою глупую болтовню. - Я должен составить для него список аббатств. Только ничего не говорите королю!
- Нет-нет, не буду.
- Чего не будете? - спросил он, с недоумением глядя на меня.
Похоже, жар спал. Его одежда промокла насквозь от пота. Кромвель не слышал моих прежних слов, и потому я произнесла:
- Я не скажу королю, что вам пришлось ютиться в домишке не то скотовода, не то хозяина пивной, в глуши Девона, а ухаживала за вами девушка, которой так хочется повидать все те города, о которых вы говорили в бреду.
- В бреду? Правда? - Произнеся это, Кромвель наконец-то отпустил мою руку. - Должно быть, в бреду мне привиделась одна девонская девица, которая умеет быстро соображать. Я ведь говорил о приказах кардинала Уолси, разве нет?
Я посмотрела ему прямо в глаза - они были темнее моих рыжевато-карих и гораздо глубже посажены; казалось, в них мелькают неясные тени, охраняя неизмеримую бездну.
- Говорили, мастер Кромвель, но я умею хранить тайны, да и живу в такой глуши, что это все равно не играет никакой роли.
Его глаза снова заблестели. Бред проходил. Кромвель жадно выпил эль из предложенной мною кружки, потом откашлялся и сказал:
- Кажется, отец ваш говорил мне, что вы умеете читать и писать.
- Я ухаживаю за дочерью хозяев Дартингтон-холла. Когда они с братом слушают уроки, я тоже слушаю. Конечно, я не отвечаю на вопросы учителя, но потом старательно все повторяю сама.
- Вы умная девушка. А я совсем выбился из сил. Боль такая, что я просто теряю жизненный тонус.
Припоминаю, что тогда я не поняла последнего слова и позднее спросила у Сары его значение.
- Сейчас мне нужно поспать, а утром мы побеседуем, - добавил Кромвель.
- Утром, если вы того пожелаете, мы можем перевезти вас в Дартингтон-холл.
Он покачал головой с гладко зачесанными темными волосами.
- У меня слишком сильно болит плечо. Наверное, позже. Все позже…
Кажется, он сразу же уснул. Но, как я потом убедилась на печальном опыте, впечатление, которое производил Томас Кромвель, было важнее того, что происходило на самом деле.
Чистая правда, что Томас Кромвель был секретарем и советником великого и могущественного королевского министра, кардинала Уолси. Плечо у него было не сломано, а только вывихнуто - оно выскочило из сустава. К моему огорчению, он все же перебрался в Дартингтон-холл, где лекарь лорда Барлоу вправил ему вывих, сделал перевязку и напоил болеутоляющим отваром трав. Мод, раздавшаяся вширь и напоминавшая мешок шерсти, восторгалась тем, что Кромвель дал отцу полкроны за уход.
На протяжении нескольких дней я лишь краешком глаза видела Кромвеля, который разгуливал по усадьбе вместе с лордом Барлоу. Я слышала, что своего слугу Стивена он отправил в Портсмут - послать кардиналу весть о причинах задержки. Но все же секретарь Кромвель однажды заглянул в классную комнату, чтобы побеседовать с наставником, и кивнул мне два раза - когда вошел и когда уходил.
На третий день после того, как Кромвель съехал от нас, я узнала, что он вскоре собирается в путь. Мне очень хотелось попрощаться с ним, но оказалось, что он как раз отправился на конную прогулку, чтобы убедиться, насколько зажила его рука. К моему удивлению и радости, Кромвель встретился мне в тот же день позднее, когда я брела домой, лениво вороша ногами опавшую листву, - мне было грустно возвращаться из Дартингтон-холла. Кромвель натянул поводья и пустил своего крупного коня шагом рядом со мной.
Не успела я спросить его, прошла ли боль в плече, как он заговорил сам:
- Вы всерьез утверждали, что вам очень хочется попасть в Лондон?
- Я… я не знала, что вы это слышите, - ответила я, а в моей душе уже расцветала надежда.
- Ну, тогда вам следует научиться говорить с осторожностью, ибо и стены имеют уши.
Я подняла на него глаза. Кромвель вовсе не улыбался. Он смотрел на меня жадно, едва ли не хищно - как я узнала позднее, он всегда с таким видом впитывал полезную информацию, факты, которые потом раскладывал по полочкам своего обширного ума, способного рождать множество мыслей. Я ничего не ответила, и он добавил:
- Жить - это все равно что карабкаться вверх по лестнице. Я крепко стою на своей ступеньке, только пока что эта ступенька находится не слишком высоко. Вы меня понимаете, мистрис Чамперноун?
- Думаю, что понимаю, мастер Кромвель. Вы человек честолюбивый и стремитесь подняться выше. И у вас есть план, как этого достичь.
- Коротко и ясно - мне нравится ваша манера выражаться. Как и то, что вы явно никому не рассказали о том, что я наговорил в бреду: в какие монастыри неподалеку отсюда я послан и зачем.
- Например, в Бэкфаст и Бэкленд?
- А вы даже проницательнее, чем я думал, - произнес он шепотом и, прищурившись, смерил меня взглядом.
Мы остановились. Наши волосы и плащи развевались на холодном осеннем ветру.
- Знаете, один из этих монастырей бенедиктинский, а другой цистерцианский, - добавила я.
- Это я действительно знаю. Когда-нибудь, мистрис, мне может пригодиться ваш острый ум, но не в этом деле. Если говорить коротко и по существу, я собираю вокруг себя людей, которым доверяю и которые доверяют мне, - людей, которые станут работать на меня.
- И на кардинала?
У Кромвеля снова расширились глаза, затрепетали ноздри.
- Да, конечно, и на кардинала - через мое посредство, а по сути - на короля Генриха, которому служим мы все.
- Я никогда не думала, что это возможно - служить королю, живя здесь, - честно призналась я и обвела рукой безлюдные вересковые пустоши, окрашенные сейчас в цвет меди. У нас над головой бестолково кружили чайки.
- Послушайте меня внимательно, мистрис. Отец ваш сказал мне, что состоит в дальнем родстве с сэром Филиппом Чамперноуном из Модбери - это чуть южнее. Они вроде бы троюродные братья. Поскольку сэр Филипп входит в свиту короля и имеет немало земли и крестьян, которых снаряжает для службы в королевском войске, я немного знаком с ним. На обратном пути в Лондон я заеду к нему в гости. Сэр Филипп обучает дома своих дочерей вместе с сыновьями, а наставник у них гораздо лучше, чем здешний.
Я не знала, что и сказать. У меня появилась робкая надежда: Кромвель говорит так, потому что это связано с моим будущим. Но надежда могла оказаться весьма далекой от действительности. И когда он спешился (с немалым трудом, ибо плечо у него еще сильно болело - это я видела), я сумела выдавить только одну фразу:
- Как счастливы такие семьи!
- Не будем ходить вокруг да около. Я не имею дел с простачками, поэтому слушайте и запоминайте, Кэт Чамперноун.
Ему было известно мое ласковое имя. Узнал ли его Кромвель у моего отца, как и о том, что я грамотна? Мне нетрудно было представить, как Томас Кромвель расспрашивает моего отца - примерно так же, как на моих глазах он экзаменовал наставника детей Барлоу.