– Другое дело! – смилостивился священник и перекрестился на иконку, поставив ее перед собой, на столе.
Тетушка Лизавета следила с тревогой, как бы, не забрызгал, ел священник очень уже неаккуратно.
– Позвольте с вами не согласиться! – бесцветным голосом, так тихо, что едва можно было различить, заявил чиновник.
Все присутствующие поглядели на него с удивлением. Чиновник занимал мало места, сидел на краешке стула, ел бесшумно и тетушка Анфиса, не заметив его, обделила хлебом, не предложила даже краюшки.
Чиновник ничего на это не сказал, был он худ, мал ростом, почти лыс, лицо имел никакое, пройдет такой в толпе, посмотришь и не увидишь, а заговорит, так тут же, после и забудешь о разговоре с ним.
Однако, папку, вероятно с дорогими его сердцу бумагами, чиновник держал у себя на коленях.
– Цветные бумажки, как вы изволили выразиться, – посмотрел водянистыми, будто выцветшими глазами на барина, чиновник, – дают право двигаться дальше.
– Что вы имеете в виду? – спросила Тонечка, пристально всматриваясь в лицо чиновника.
– Человек, получивший диплом за первое место в региональном конкурсе неважно каких талантов, может рассчитывать на внимание прессы.
– И, что с того? – лениво осведомился барин, переходя ко второму блюду, тушеной с мясом, картошки.
– Как это что? – взвился чиновник. – Из-за внимания прессы, из-за диплома, человек может продвинуться по служебной лестнице, занять более престижную должность.
– У нас более нету государства, – наклонился к чиновнику, барин, – нету! Пшик один остался! И все поставлено теперешней властью на деньги. В больницу – за деньги, в санаторий – за деньги, на кладбище – за деньги, так и вручайте денежные премии, коли человек, получил первое место в региональном или еще каком конкурсе!
Чиновник смешался, но все же промямлил:
– Иные организаторы предусматривают ценные призы и подарки!
– Иные, – состроил насмешливую гримасу, барин.
– Да, – вмешался тут батюшка, доедая добавочную порцию щей, – нехорошо, вы себя ведете по отношению к народу, нехорошо!
5
Художники с удовольствием выстроились перед Тонечкой. Разглядывая ее, как некую диковинку.
Джек шагнул вперед, встал на одно колено и протянул девочке букет из красных кленовых листьев, что насобирал по дороге к деревне.
– Это мне? – засмеялась девочка.
– Тебе! – кивнул Джек и медленно проговорил. – Принцессе деревни на холме!
– Спасибо! – Тонечка глядела на него с восторгом.
Тетушки пригласили всю компанию в дом.
И тут Джек удивил всех, расположившись за обеденным столом и не столько налегая на сытные блины, которые принялись с большой скоростью печь тетушки для гостей, сколько рассказывая мистическую историю своей жизни. Все время, Джилл помогала и внимательно вслушиваясь не столько в слова, сколько в мыслеформы брата, поправляла и объясняла в трудные моменты, что именно хотел сказать Джек. Художники, тетушки и Тонечка слушали с большим вниманием, не перебивая и не комментируя американца, наверное, потому что говорил он медленно, с трудом подбирая известные ему русские слова.
Начал он с того, как каждое утро, прежде чем надеть костюм, целый час отглаживал горячим утюгом ткань, наводил на брюках стрелки и, облачившись в свежую рубашку белого цвета, повязав соответствующий костюму, темно-фиолетовый галстук, торжественно отправлялся на работу.
Джек, при помощи отца, трудившегося на техническом предприятии инженером, он рано освоил компьютерную грамотность. Для отца было нечто вроде хобби рассчитывать и писать игровые программы, Джек, вместо детских конструкторов занимался тем же.
Жил Джек с родителями в доме. Они переехали, продав квартиру в Нью-Йорке сразу же, как матери Джека приснился сон, будто их дом рушится, складывается карточным домиком.
Мать у Джека и Джилл отличалась сенсорными способностями, она чуяла опасность, чуяла болезни и смерти близких. В семье привыкли доверяться ей во всем.
– Переезжаем! – хлопнул себя по коленям, отец.
Они приняли решение отыскать и купить крепкий частный дом, за городом.
Вскоре такая возможность им была предоставлена. Живописный и уединенный домик стоял на окраине маленького городка. Ровная асфальтовая дорожка проходила вдоль забора и вела к самому крыльцу. Вокруг дома было полно цветов.
А за домом виднелся лес, и пыльная дорога уводила куда-то в сумеречную чащу. Мать Джека, было, поежилась при виде такого соседства, но услыхав веселое щебетание неких птичек, доносившихся из чащи, согласилась на переезд.
Тем более, соседка, щекастая и добродушная женщина, едва новые жильцы вступили на порог дома, заботливо прокудахтала о счастье жить в таком крепком, кирпичном доме.
Джек сразу же выбрал просторную комнату на втором этаже с косым потолком и панорамным окном.
Бодрые грузчики, по деревянной лестнице втащили наверх, в его комнату, диван, компьютерный стол, бельевой шкаф и стеллаж. Мать, несмотря на протесты сына, расстелила на полу шерстяной ковер, и Джек зажил царьком, частенько сиживая в компьютерном мягком кресле перед окном и наблюдая за жизнью сада, сельской дороги и леса.
Спальня родителей всегда была погружена в полумрак. У матери болели глаза, и с утра она плакала от боли, закапывая невероятное количество глазных капель. Джек, как-то поинтересовался, откуда такая напасть и услышал о давней истории, когда родители, будучи молодоженами, съездили в канадские леса и мать, нечаянно наткнулась на сучок.
– Так уж и нечаянно? – усомнился, сам не зная почему, Джек.
Родители переглянулись.
– Вообще-то, – осторожно начал отец, – мы ездили к моей тетке. Она была доброй женщиной, но отчего-то возненавидела твою мать.
– Ведьмой она была! – горячо подхватила мать. – А ее добродушный вид служил лишь прикрытием коварной, корыстолюбивой и эгоистичной сущности!
Отец в ответ беспомощно развел руками.
И тут, вмешалась соседка, вернее ее дочь. Джек открыл двери и замер. Лет шестнадцати, но строгая, с чарующей неземной красотой и грацией балерины.
– Кэтрин! – протянула она ему длинные пальцы для рукопожатия.
Они познакомились и моментально подружились. Джек не ведал, что влюбился, он раньше никогда не влюблялся, пустышки, что учились с ним в школе, его не вдохновляли на любовные подвиги, да и сам он был чрезвычайно далек от развратных действий присущих нынешним подросткам.
Кэтрин была младше него на целых два года, но высока ростом, с бледной кожей и особой манерой поведения. Взрослой и аристократичной. Даже заказав пиццу в пиццерии, она непременно требовала вилку и нож, чтобы резать пиццу по кусочкам, тогда как Джек брал пиццу руками и ел, запихивая в рот, едва не целиком.
У нее, несмотря на молодость, были свои принципы, так она не доверяла вежливым людям и считала, что за вежливостью, особенно подчеркнутой вежливостью, скрывается злобное человеконенавистничество.
Держалась она всегда холодно и пренебрежительно. И входила в общественный транспорт с достоинством высокопоставленной особы, поднимающейся в королевскую карету.
Джек восхищался ею, но не мог понять, как у простой, даже глуповатой крестьянки, ее матери, могла родиться такая дочь?
Вскоре, мать Кэтрин рассеяла его сомнения:
– А она не родная мне, я из детского дома ее взяла.
И подложила ему в тарелку жареной картошки. Кэтрин отказалась, сморщив носик:
– Фи, мама, какая грубая пища!
– Хорошо, доченька, – залебезила мать, – я тебе отдельно куриные отбивные пожарила!
Кэтрин взяла в руки нож и вилку, изготовившись вкушать, подходящее для своей королевской персоны, блюдо.
Джек и сам не знал, что ему нравилось в Кэтрин. При других обстоятельствах он непременно обошел бы ее стороной, с удивлением глядя на безупречную осанку и гордо вскинутую голову девушки, но тут, не удержался…
Кэтрин же не скрывала, что ей нравилось в Джеке:
– Твоя бескорыстная душа! – заявила она, как-то. – Некоторые люди умеют прикинуться чрезвычайно порядочными и используют это, чтобы манипулировать окружающими.
Училась Кэтрин в художественном училище. Рисовала пейзажи и часто уходила по пыльной дороге в глубины чащобы, а Джек нес ее этюдник с громыхающими внутри тюбиками с красками. Они уединялись на полянке или перед величавой сосной, одиноко раскинувшей ветви посреди недоразвитых карликов-деревьев. Кэтрин принималась рисовать, а Джек, усевшись неподалеку, на пеньке, молчал, наблюдая за быстрыми и точными движениями девушки.
Ему было хорошо молчать в обществе Кэтрин. Ей было хорошо молчать в обществе Джека. Они проводили много времени вместе, но не выясняли тайных закоулков своих душ, не требовали ответа о былых привязанностях, не обнимались и не целовались вовсе.
Родители уже вовсю обсуждали предстоящую свадьбу своих детей, мечтая о подвенечных нарядах, а дети и не собирались переступить порог, ведущий от обыкновенной дружбы к откровенной любви, страсти и ревности. Взрослые проблемы абсолютно не трогали сердца двух молодых людей. И это было удивительно.
На работе, наблюдая редкие посещения Кэтрин, молодые коллеги подшучивали над Джеком, втайне завидуя, но получив порцию презрительного взгляда от девушки, смолкали. Тоже происходило и в училище, когда Джек заходил за девушкой, чтобы вместе ехать домой. Одноклассницы Кэтрин краснели и стеснялись под его удивленными взглядами и терялись от мысли, что не так все просто, настоящие отношения не могут вести к сексу, потому как секс должен быть неразделим с любовью.
Любила ли Кэтрин Джека? Да, спокойной, непоколебимой любовью, такой, как ежедневный рассвет за окном, как волны реки из года в год плещущиеся о берега.