Увидала второго подростка, не успевшего спрятаться, и сузила глаза:
– А это ты, друг закадычный, Александр? А ну, пошли оба прочь со двора!
Замахнулась она на них полотенцем.
Оба подростка поспешно ретировались. На пустынной улице с квохчущими курицами, исследующими заросшие травой придорожные канавки, огляделись.
Сашка подтянул штаны, нехотя предложил:
– Пойдем, что ли к церкви?
– И чего будем делать, богу молиться? – съехидничал Глеб.
Сашка пожал плечами. Вскоре, загребая босыми ногами придорожную пыль, дошли до поселкового храма.
Сашка задрал голову на колокольню, где возился, начищая колокола старый священник.
– Батюшка, – приставив ладони ко рту заместо рупора, окликнул священника, Сашка.
Священник перевесился через перила колокольни:
– А, молодежь, – поприветствовал он ребят и махнул. – Лезьте сюда!
Подростков не надо было уговаривать, в один миг, поднырнув в небольшой узенький проходик со старинной дверью, на четвереньках вскарабкались они по крутым ступенькам каменной белой лестницы.
– Ух, ты! – заплясал Сашка, оказавшись высоко, над крышами домов поселка. – Мать честна, красотища-то какая!
– А вон и лес! – указал Глеб и добавил, поеживаясь. – Угрожает!
Священник перекрестился:
– Лес не лес, а потушил его сегодня, невесть кто!
– Это когда горел? – всполошился Сашка. – Почему я не знаю?
– Спать надо меньше! – укорил его батюшка и уселся поудобнее на деревянную скамью, стоявшую тут же, на площадке колокольни.
Ребята сели возле, приготовившись слушать.
Священник, оглядев колокольню и задержавшись взглядом на сияющих колоколах, вздохнул:
– Полез я звонить к заутрене, вижу, черный дым валит.
– Где? – привстал Сашка, вглядываясь в сторону леса.
Отец Алексий махнул рукой, ребята проследили направление.
– Гляжу, лесничий наш, дед Паша бежит с дубинкой лес тушить.
– С дубинкой? – переспросил Глеб, удивляясь.
– А он завсегда с дубинкой, – кивнул батюшка и продолжил, – но не успел добежать, как лес сам собой потух.
– То есть? – изумился Сашка.
– Вместо черного, белый дым повалил, а после и вовсе исчез, – подтвердил священник, – лесничий сюда взобрался, смотрел.
– Ну, да? – не поверили мальчишки. – Страхолюдина залезал на нашу колокольню?
– И не страхолюдина он вовсе, – рассердился батюшка, – а лесничий!
– Будто все лесничие могут так выглядеть! – фыркнул Сашка.
– Витенька не выглядит страхолюдиной, – вспомнил про второго лесничего, Глеб.
– Дед Паша дело делает, а ваш Витенька ворует, – рассердился, вконец, священник и вскочил, забегал по колокольне.
– Чего он ворует? – не понял Сашка.
– Вино для причастия! – недовольно сказал батюшка. – Напросился в церковь псаломщиком, обманул отца Николая.
– Отец Николай уже старенький, – поддакнул Сашка.
– И доверчивый, – вклинился в разговор, Глеб.
– Вот Витенька и пользуется его доверием и плевать ему, что он почетный настоятель церкви, каждый божий день из бутыли лакает, но ведь запасы вина у нас не бесконечны!
Развел руками священник, нахмурился и покачал головой.
– А, давайте Витеньку в лес сведем, – беспокойно заерзал на скамейке, Сашка.
Глеб непроизвольно дернулся:
– Как в прошлом году? Толика родители свели, к дереву привязали, а наутро нашли обезумевшим и искусанным комарами?
Сашка нервно посмотрел на друга:
– Согласись, тебя мать тоже пугала в лесу оставить?
– До сих пор пугает! – вздохнул Глеб.
Священник присел рядом с мальчиками.
– Твоя мама, – положил он руку на плечо Сашки, – озлобленная, усталая женщина, брошенка!
– А твоя, – повернулся он к Глебу, – старается воплотить в детях свои нереализованные мечты!
– Нинку, мою сестру, в музыкальную школу таскает, – подтвердил Глеб, – а у Нинки пальцы коротенькие, ручки толстенькие, куда ей на пианино играть!
– Она стремится прогнуть своих детей под себя, улавливаешь мысль? – поинтересовался батюшка.
И тут, над открытым люком показалась нечесаная голова Витеньки.
Витенька поднял флягу:
– Отец Алексий, давай выпьем, за врагов наших, пробуждающих нас своей ненавистью к жизни!
– Опять ты! – с досадой, произнес отец Алексий.
Витенька вылез из люка, встал, покачиваясь, на губах его блуждала беспокойная улыбка:
– Лесничий пропал. Дед Паша!
Любовь и кровь
– Чего болтаешь? – недоверчиво рассмеялся отец Алексий. – Я его утром видел.
– Так-то утром, а теперь уже день, – возразил Витенька, – в лес надобно идти, на поиски!
– Вот ты и иди! – отрезал отец Алексий, неприязненно оглядывая тощую фигуру пьяницы. – Ты же второй лесничий!
– Что ты, что ты! – с ужасом в глазах, отступил Витенька. – Я в лес ни ногой!
– Так ведь ты зарплату получаешь! – напирал отец Алексий.
– Какая там зарплата, копейки! – отмахнулся Витенька.
Отец Алексий прищурясь, смотрел на него.
– А, Палыч в курсе? – имея в виду не зарплату, но исчезновение деда Паши, спросил батюшка.
– Он надеется, что я вру! – сообщил Витенька, отхлебывая из фляги.
– А ты врешь? – отец Алексий понизил голос и мальчишки с удивлением взглянули на него.
– Возможно, он еще жив, – неуверенно предположил Витенька и посмотрел в сторону леса.
Внезапно, священник перешел в наступление.
– Ты покажешь нам, где он находится?
– Я не пойду! – слабо запротестовал Витенька.
Но отец Алексий крепко вцепился в ворот рубашки пьяницы.
– Да, что с тобой? – вскрикнул он. – Если ты поисковик, если можешь помочь, так помогай, во имя Бога!
– Я боюсь чертей! – заплакал Витенька, но вниз, с колокольни полез.
Лесничего они нашли на окраине леса, под знаками. Он выполз самостоятельно, едва дыша, весь в крови и болотной грязи, болота в лесу имелись, но очень далеко, до них было три дня пути да и то, если бежать со всех ног, перепрыгивая через буреломы и продираясь сквозь колючие кустарники.
Одним словом, нереально.
– Кто тебя так? – наклонился к лесничему, священник.
Витенька, икая с испугу, прятался за спины мальчиков.
– Кикимора! – сообщил дед Паша и потерял сознание.
На руках они понесли его в поселковую больницу. По дороге, обрастая людьми, набегающими со всех сторон. Мальчиков давно оттеснили, громадного и очень тяжелого лесничего несли уже человек десять, поселковых мужиков и больше ста человек суетились рядом, готовые сменить товарищей.
– Теперь-то он расскажет! – кивали старухи, торопливо пробираясь следом за процессией.
– Глеб!
– Мама?
Она удержала сына, пытливо заглядывая ему в лицо.
– Надеюсь, это не ты его нашел?
– Отец Алексий! – показал на торопливую фигуру священника, Глеб.
– Глеб ни в чем не виноват! – попытался заступиться за друга, Сашка.
– Отшлепать бы вас, негодники! – ее лицо сморщилось, под глазами четче, чем обычно, выступили морщинки.
– С нами ничего не случилось, – возразил Глеб, с тоской наблюдая за переменами во внешнем облике матери.
– Ты знаешь, что все дома стоящие близко к лесу продаются? Знаешь, сколько грибников пропало, а детей? И все эти люди не углублялись в лес, а ходили по краю!
– Мы просто помогли священнику! – вмешался Сашка, стараясь сбить с толку мать Глеба и таким образом, погасить ее панику.
– Мы бы уехали, – обратилась к нему мать, по-прежнему следуя за толпой, – но мы вложили все деньги в обустройство дома и теперь у нас двойная кирпичная кладка, теплая пристройка с верандой и черепичная крыша!
– Да, – согласился Сашка, – моя мама тоже тратит заработанные деньги на удобрения для земли и в этом году пришлось раскошелиться на утепление дома.
– Вот видишь, – проникновенно говорила мать Глеба, – "Начало" – наш дом, куда мы поедем из поселка, когда столько сил вложили в созидание домашнего тепла и уюта?
Процессию догнала Нинка, младшая сестра Глеба. И Сашка, покосившись на нее отметил, что несмотря на малый рост и отнюдь не хрупкое телосложение, она предпочитала тщательно подобранную и поглаженную одежду.
К тому же Сашка рассчитывал в будущем увидеть Нину великолепной хозяйкой. Она уже сейчас, в свои неполные девять лет спокойно поддерживала в доме чистоту, тогда как сашкина мать беспрестанно орала и делала много шума из простой приборки.
Нина никогда не хвасталась вкусно приготовленным обедом, но сашкина мать требовала благодарности и начинала свирепеть, если Сашка, съедая еду, забывал произнести заветное слово.
Мать у Сашки теряла волосы и ресницы. Но у Нины были самые длинные ресницы на свете и самые густые, блестящие волосы. Сашка наглядеться не мог в яркие зеленые глаза своей подруги, в то время, как у его матери глаза от злости давно поблекли.
Комната Нины была светлой, проветренной и ослепительно чистой, с фиалковыми обоями и пушистым синим покрывалом на мягком диване.
Не то, что у сашкиной матери, где неделями, на полу валялись пакетики от чипсов, и под слоем пыли не было видно цвета ковра на полу.