Наваждение
– Почему дьяволы нападают во сне? – спросил Сашок у отца Павла.
– Человек расслаблен, когда спит, он не защищен, – пояснил отец Павел.
– Что же делать? – заныл Сашок. – Мы теперь будем бояться уснуть!
– Вот и хорошо! – обрадовался отец Павел. – Поможете иеромонахам по ночам монастырь сторожить!
– Но мы долго не протянем!
– Вы ничего серьезного не видели! – возразил отец Павел.
– Но можем увидеть, да? – истерил Сашок.
– Не знаю, – развел руками, отец Павел.
– Драпать надо! – мрачно высказался Тарасыч. – Но аванс взяли!
– Быстренько отстроим и делу конец! – решил Ленчик.
– Точно. День и ночь будем ремонтировать бараки! – решил Шабашкин.
– С нами крестная сила! – перекрестился Николай Угодников.
Отец Павел промолчал, наблюдая невиданный подъем духа у обыкновенных строителей.
Они разделились. В двухэтажных домах имелось двадцать комнат. Десять, на первом этаже, десять на втором. И еще, строителям предстояло отремонтировать второй, точно такой же барак.
– Куда вам столько? – негодовал Сашок.
– Монастырю предстоит расширяться, – произнес отец Павел.
– Еще монашек наберете? – полюбопытствовал Сашок.
– У нас откроют сиротский приют, мы возьмем на воспитание девочек.
– Так эти комнаты для детей? – удивленно вымолвил Тарасыч.
– Именно, – подтвердил отец Павел, разворачивая один рулон обоев и демонстрируя строителям детский рисунок с беззаботно порхающими в синих небесах, разноцветными бабочками.
– Бедные детки, – убивался Тарасыч, – от недосыпа будут болеть и умирать!
– Ну, что вы! – удивился отец Павел. – Они почувствуют заботу и тепло! Мать-настоятельница станет опекать каждую девочку, как свою собственную дочь!
– Да откуда ей знать, каково это, иметь дочерей! – вскрикнул возмущенный Тарасыч.
– Она схоронила трех дочерей, погибших в автомобильной катастрофе! – сказал тут отец Павел и глаза его наполнились слезами.
Мужики, в ответ, потрясенно молчали, первым пришел в себя Сашок:
– У нее была семья, а муж?
– Он погиб вместе с дочерьми!
– Что же это? – воскликнул Шабашкин, чувствуя в груди нарастающее волнение, схватился за сердце. – Как же так?
По щекам Ленчика заструились слезы. Тарасыч удивленно глядел на друга. Угодников мелко крестился. Шабашкин зашатался от горя и, чтобы не грохнуться в обморок, вынужден был опуститься на пол.
– Что с нами твориться? – сумел промямлить он.
– Наваждение! – подскочил отец Павел. – Срочно читайте девяностый псалом!
Сквозь звон в ушах и окутывающую темноту Шабашкин слышал нестройный гул голосов товарищей, повторяющих за монашком слова псалма, но ему было уже все равно, умирая, он равнодушно глядел сверху на свое неподвижное тело и бегущих со стороны монастырских построек монахинь.
Очнулся в теле, весь сырой.
– Что? – пролепетал, едва шевеля губами.
– Святая вода! – пояснил отец Петр. – Первое дело от нападения дневных дьяволов!
– Боже мой, – прошептал Шабашкин, с ужасом наблюдая за склонившейся над ним матерью Леонидой.
– Оцепенение еще не прошло? – деловито осведомилась монахиня.
Шабашкин едва пошевелил головой, отрицая.
– Сестры! – позвала монахиня.
Шабашкина оттащили от стены, взяли в окружение, и принялись читать монашескую молитву, призванную защищать от происков демонических сил. Стоя на коленях, отец Петр произносил слова молитвы прямо в ухо Шабашкину.
Постепенно, сознание его очистилось, а тело стало подчиняться. Шабашкин поглядел в суровое, решительное лицо матери Леониды, перевел взгляд на сгрудившихся в углу, испуганных товарищей.
– Зачем все это? – произнес он, подразумевая и нападение дьяволов, и молитвенные усилия монахов.
– Привет, у нас тут вообще-то война! – усмехнулась мать Леонида.
Шабашкин оперся о плечо отца Петра, от слабости кружилась голова, но все же, вымолвил?
– С кем?
– Пока лишь с малыми силами Сатаны! – торжественным тоном, произнесла мать Леонида.
– Но вы хотите пригласить сюда детей?
– Надо молиться и никто не тронет! Читайте иисусову и богородичну молитвы! Отец Петр вас научит!
Отец Петр склонил голову в знак согласия.
Любовь
– Скучно тут, – согласилась с мнением Сашка, Екатерина и непроизвольно подняв руку, проверила в порядке ли платок, быстро пробежалась пальцами, поправляя воротничок платья.
Как всегда, облаченная в темную одежду, тем не менее, красивую, синим горохом с фиолетовым оттенком. Сашок засмотрелся, потрогал пальцем одну горошину на рукаве.
– А я когда строительное училище закончил, так подался в бригаду Тарасыча, десять лет уже подвизаюсь. Всю область объездил, много чего повидал!
– Медведей видал? – сощурилась она, насмешничая.
– Медведей не видал, – простодушно ответил Сашок, – зато в одном совхозе, где мы жилой дом у председателя отстраивали, видал ручного лосенка!
Екатерина тихонько рассмеялась, на лице у нее отразилась гамма испытываемых ею чувств, так что он поспешил дополнить:
– Из соски его кормили телятницы!
– Коровьим молоком?
– Не знаю, – честно ответил Сашок, – наверное, коровьим, раз телятницы кормили.
Екатерина выставила руку, ловя пальцами капли дождя. Они оба устроились под навесом, взобравшись высоко на сеновал. Сидели, удобно расположившись на матрацах оставленных монашками для настоятельницы.
– Любит она тут, спать? – потыкал пальцами полосатый матрац, Сашок.
– Нежиться любит! – уточнила Екатерина.
– Пахнет скошенной травой, – глубоко вдохнул Сашок.
На лице его отразилось волнение. Он протянул руку и погладил тонкое запястье девушки.
Екатерина взглянула без улыбки.
– Поехали со мной, – промямлил он, глядя на нее с обожанием влюбленного человека.
– А по дороге бросишь? – показала крепкие зубы, Екатерина.
– Женюсь! – с жаром воскликнул он, придвигаясь.
– Вот вначале женись! – отпихнула она его обеими руками.
Он просиял, поглядев на нее с надеждой.
– Хоть завтра, пойдем и подадим заявление в загс!
Она пожала плечами и отвернулась к дождю.
– Ну, Катенька, правда же, возьми паспорт и пойдем завтра, с утра!
– Облака уже посветлели, скоро и дождю конец! – сказала она будничным голосом.
– Ты не ответила на мой вопрос? – настаивал Сашок, делая попытку схватить ее за руку.
Она расхохоталась, и сильно оттолкнув его, скатилась с сеновала. Сашок бросился следом, но девушка оказалась проворнее, пока он выбирался, она уже преодолела расстояние до жилых келий и скрылась там, напоследок станцевав под дождем нечто вроде русской плясовой.
Сашок смотрел потерянно.
– У меня мама будет счастлива, если я невесту привезу! – настаивал Сашок в тот же день, рассказывая мужикам о Кате.
– Сомнительно, – покачал головой Тарасыч.
– В конце концов, у меня отдельная комната в квартире и зарабатываю я неплохо! – взвился Сашок. – Свадьбу сыграем, будьте нате!
– А я на баяне могу! – поддержал его Ленчик.
– Только без пения, – напомнил Тарасыч.
Ленчик застенчиво улыбнулся.
– Пожалуй, тебе ее выкрадывать придется! – сомневался Шабашкин.
– И выкраду, было бы ее желание! – с энтузиазмом произнес, Сашок.
– Любишь ее? – заглядывал в глаза товарищу, Угодников.
– Люблю, спасу нет, – прижал руку к сердцу, Сашок.
– А она тебя? – допытывался Николай.
– Не знаю, – понурил голову, Сашок.
В стекло щелкнуло, строители разом бросились к окну. Во дворе стояла Катя и подбоченившись, задорно смотрела на Сашка.
– Катенька! – высунулся в форточку, счастливый влюбленный.
– Выходи, погуляем! – позвала его Екатерина.
– Где же тут гулять, засекут! – засомневался Сашок, в смятении оглядывая монастырские постройки.
– А мы через стену перемахнем и айда по городу! Ты мне фруктов купишь, ведь купишь, да?
– Да, я тебе всю Вселенную к ногам сложу, не то, что фрукты! – засмеялся Сашок и ринулся к своей любимой.
Богиня
Подметая рясой узорчатый пол храма, отец Петр живо зажигал ладанки. Шабашкин во всем ему сопутствовал.
– Скоро рассветет, – глядя в окно, заметил отец Петр.
– До начала службы еще полчаса, – взглянул на наручные часы, Шабашкин.
– Успеем, – обрадовался отец Петр, направляясь в темный алтарь.
Шабашкин поспешил следом.
Ростислав совсем перестал спать. Днем робил на стройке, по ночам помогал сторожить монастырь.
Роль ночных сторожей добровольно взяли на себя три монаха. Монахини были отстранены от ночных бдений, им хватало дневных занятий. В монастыре процветало сразу несколько направлений трудовых послушаний: иконопись, золотошвейство и пекарня. В пекарне увлекательно, засучив рукава и переодевшись в поварское белое одеяние, очень любил пропадать отец Афанасий. При монастыре был открыт хлебный магазинчик, где молоденькие послушницы, сменяя друг друга, продавали городским лакомкам вкусные постные пироги. Сам отец Афанасий, кстати, в прошлом, действительно окончивший кулинарное училище, каждый день выпекал шикарный ягодный пирог для матери Леониды. Настоятельницу он обожал, боготворил и по всему видать, любил безответной, платонической любовью.
Отец Павел тоже не сводил влюбленных глаз с матери Леониды, частенько в разговоре сравнивал мать-настоятельницу с самой Богородицей и томился возле ворот, переминаясь в ожидании возвращения, когда на единственном автомобиле, принадлежавшем монастырю, она уезжала куда-нибудь, по делам.