- А как же Митрий Флегонтыч? За пожилое я ему задолжал. Господин наш лютый. Сыщет у твоего князя ‑ в усмерть забьет. Я ведь ему один рубль да два алтына возвернуть должен.
- Не сыщет, сердешный. Ступай смело в княжью вотчину.
- Так ведь заповедные лета государь наш установил. Покуда нет выходу мужику, ‑ засомневался крестьянин, скребя бороденку.
- А ты не робей, сердешный. Князь наш родом высок, будешь за ним, как за каменной стеной. А коли чего и пронюхает твой худородный государь, так наш Андрей Андреевич ему твои деньги за пожилое возвернет, ‑ заверил мужика приказчик.
- Коли так ‑ можно и сойти от Митрия Флегонтыча, ‑ заявил старожилец.
- Приходи, голуба. Избенку те новую срубим, животину выделим. Справным крестьянином станешь, ‑ услащал мужика Калистрат.
- Спаси тя Христос, батюшка. Этой ночкой и тронемся. Да и другим мужичкам намекну, ‑ перекрестившись тихонько проговорил страдник.
- Вот и добро, голуба. Айда со двора, ребятушки.
Один из челядинцев бухнулся перед приказчиковым жеребцом на четвереньки. Низкорослый Калистрат ступил ему на спину и взобрался на коня.
Выехали на улицу. Пустынно в деревеньке, мужики словно вымерли. И только возле самой крайней ветхой избы повстречали худого мужика в заплатанном армяке.
Мужичонка налаживал телегу возле двора. Завидев всадников с самопалами, страдник поспешно юркнул за двор. То был Карпушка.
- "Уж не за мешком ли моим приехали. Мельник, поди, князю донес. Пропадай моя головушка", ‑ в страхе закрестился селянин и бухнулся лицом в лопухи.
- Шальной, что ли? В бега ударился. Ну и деревенька, ‑ буркнул Мокей, слезая с лошади.
Челядинец зашел за конюшню и вытянул мужичонку из лопухов. Карпушка съежился, втянул голову в плечи, бороденка задергалась. Мокей ухватил крестьянина за ворот армяка и вытащил к телеге.
- Чегой‑то ты, сердешный, от нас за избу подался? ‑ ласково спросил Калистрат.
- Телегу вот чиню, батюшка. Колеса рассохлись, ну, я и того, залепетал, низко кланяясь, Карпушка, с опаской поглядывая на вершников и могутного Мокея.
Заслышав разговор, из избенки выскочили с десяток чумазых, полуголых, худеньких ребятишек и баба лет под сорок в посконном сарафане.
- Твои чада, голуба? Экие они у тебя замореные. Невесело, знать, тебе живется?
- Помаленьку, батюшка. Видать, так богом указано.
- Ты домочадцев‑то спровадь. Путай побегают. А мы с тобой потолкуем малость.
Карпушка прикрикнул на ребятишек и те, сверкая пятками, побежали со двора на улицу. Баба, поклонившись всадникам, удалилась снова в избу.
Приказчик присел на завалинку и повел с Карпушкой неторопливый разговор…
Когда выехали из деревеньки, довольный Калистрат сказал Мокею:
- Дело сделано, Мокеюшка. Мужичкам деваться некуда ‑ сойдут в вотчину. А те, что не придут, ‑ силой возьмем. Нонче Митьке Капусте в господах не ходить, хе‑хе. Пущай в дьячки подается.
Глава 29
ФЕДОР КОНЬ
Держа перед собой саблю, Кирьяк двинулся на Болотникова. Иванка зажал в руке топор, участливо поданный ему одним из посадских. Работные люди расступились, замкнув в кольце супротивников.
Завидев в руке у парня топор, Кирьяк прикрикнул на земских ярыжек:
- Вяжите вора!
Служивые затоптались на месте: уж больно страшен чернокудрый детина с топором. Тогда Кирьяк выхватил из‑за кушака пистоль.
- А ну, погодь, черти! ‑ вдруг зычно пронеслось над толпой.
Мужики обернулись и тотчас скинули шапки. На светлогнедом коне сидел русобородый богатырь в суконном кафтане. Ездок сошел на землю широкоплечий, ростом в добрую сажень. Растолкав мужиков, шагнул к объезжему голове.
- Отчего брань?
Кирьяк указал пальцем на Болотникова, оказал зло:
- Парень этот гиль завел. Руку на меня поднял. Дозволь, Федор Савельич, наказать лиходея. Прикажи батогами пороть.
К Болотникову наклонился перепуганный Герасим, тихо пояснил:
- Это набольший городовой мастер ‑ Федор Конь. Сам строг, но человек праведный. Падай в носи, Иванка, проси милости.
Федор Конь молча повернулся к Болотникову, положил тяжелую руку на плечо. Был он на целую голову выше рослого крестьянского сына. Глаза смотрели из‑под широких кустистых бровей добродушно.
- Пошто Дорофея в реку кинул? Видел я с башни.
- Человек он недобрый. Старика хворь одолела, а он плетью дерется.
- Посадский, али из мужиков будешь?
- Страдник я. В Москву из вотчинного села наехал.
- Отчего ниву бросил, молодец?
- Нужда сюда привела, господин. Весна уходит, а засевать поле нечем. Послали мужики к князю за житом.
- Не господин я, а сын плотницкий. А теперь вот города на Руси возвожу. Люб ты мне, молодец. Зело силен и отважен. Пойдем ко мне в подмастерье. Обучу тебя каменному делу, добрым градостроителем сделаю. Будем вместе крепости на Руси ставить на диво иноземцу.
- Прости меня, Федор Савельич. Спасибо тебе за слова добрые. Одначе пахарь я. Отпусти с миром. Дело у меня спешное.
Федор Конь сердито хмыкнул в темно‑русую с густой проседью бороду, постоял в недолгом раздумье, затем порешил:
- Будь по‑твоему, ступай с богом.
- Да как же так, Федор Савельич? Дозволь хоть смутьяна кнутом поучить, ‑ недовольно молвил объезжий голова.
- Помолчи, Дорофей. Больно солощ до кнута.
Когда отъезжали от крепости, Афоня Шмоток возбужденно охая и крутя головой, пространно ворчал:
- Не мыслил тебя, Иванка, и в живых видеть. Гляжу ‑ народ к реке кинулся, ну и я туда. Как возвидел объезжего с саблей да пистолем, так и обомлел. Пропадет, думаю, нонче Иванка, не носить ему больше буйной головушки. Ох и нрав же у тебя, парень. Больно крутенек. Пошто драку затеял с государевым человеком? Тебя зачем в Москву мир послал? Спасибо мастеру Федору ‑ отвел беду. Однако, ну и огромадный мастер.
- Видимо, не зря его в народе Конем прозвали. Он и делом своим велик, и душой праведник, ‑ отозвался Болотников.
Миновав Васильевский луг, гонцы вскоре подъехали к новой крепостной стене ‑ Китай‑городу, вдоль которого тянулся ров с водой, выпущенной из реки Неглинной. Ров глубок ‑ в пять сажен да шириной в добрых пятнадцать. К воротам перекинут деревянный мост.
В крепостной стене, в башне Варварских ворот, каменных дел мастера выстроили малую часовню Боголюбской божьей матери.
Возле башни остановился обоз из пяти подвод. Тут же суетился дородный торговый человек в суконной поддевке и сапогах из юфти. Торговец громко стучал кулачищем по спущенной железной решетке, бранился:
- Пропущайте, служивые! Куда подевалнсь!
Наконец показались двое воротных сторожей и стрелец в лазоревом кафтане с бердышом.
- Чего громыхаешь, борода? Пошто в город ломишься? ‑ строго вопросил стрелец. На нем шапка с малиновым верхом. Через плечо перекинута берендейка с огненным зельем, к широкому поясу сабля пристегнута.
- Из Ярославля соль везу, служивый. Подымай решетку, не мешкай.
- Уж больно скор, борода. Кажи грамоту подорожную. Много вас тут воровских людей шатается, ‑ проронил стрелец.
- Да есть и грамотка, ‑ купчина вытянул из‑за пазухи бумажный столбец, подал служивому.
Стрелец не спеша развернул грамотку, повертел в руках, а затем повернулся к часовне и окликнул церковного служку в подряснике, с медным крестом на груди.
- Ведене‑е‑ей! Подь сюда, божий человек. В глазах у меня седни все прыгает. Чти грамотку.
Служка засучил рукава, перекрестился, заводил тонким пальцем по столбцу и шустро принялся читать:
"Выдан сей подорожный лист седельцу торгового гостя Федотке Сажииу на провоз сорока четей соли из Ярослава города в государеву Москву…".
- Будя, Веденей, ‑ отобрал грамотку у служки стрелец и смилостивился. ‑ Плати, Федотка, три полушки въездных и проезжай на торг с богом.
- Здесь въездных не положено, стрельче. Не было указу царева.
- На нет и суда нет. Сиди теперь до утра возле ворот, ‑ лениво вымолвил стрелец и повернулся к воротным сторожам. ‑ Айда, ребятушки, в сторожку.
Увидев, что служивый и воротные люди побрели от башни, Федотка еще пуще загрохотал в решетку обоими кулачищами.
- Средь бела дня грабеж! Получай свои полушки, лиходей. Стрелецкому голове пожалуюсь.