Устроившись в приемной на диване с продавленными пружинами, я стал ждать.
У дивана стоял столик. На нем - пепельница и испанский иллюстрированный журнал. Закурив, я положил журнал на колени. Не зная испанского, я рассматривал иллюстрации и с пятого на десятое разбирал подписи к ним. В журнале была фотография демонстрантов, окруженных отрядом полиции. Фотография женщины, плакавшей над убитым мужчиной. Потом - репродукция скелета Сальвадора Дали и рядом - фотография очаровательной балерины, танцующей умирающего лебедя. На другой странице - фотография боя быков и, опять-таки рядом с ней, - реклама коньяка. Рядом с рекламой корсета - скульптура Реймона Лагейге. Страницы, где шел сплошной текст, я пролистывал. И так дошел до двадцать третьей.
Мои глаза, точно увиденное притянуло их к себе, замерли в неподвижности. Всю страницу целиком занимал пейзаж безжизненной пустынной равнины, тянущейся до горизонта между песчаными холмами. Холмы поросли редким кустарником, в небе - тяжелые многослойные тучи. Ни живой души. Ни зверей, ни птиц, даже вороны ни одной не видно. Сухая, похожая на тонкие металлические спицы трава, покрывающая равнину, такая короткая и редкая, что сквозь нее просвечивает земля. И там, откуда растет трава, песок, нанесенный ветром, образует мелкие складки.
Очарованный пейзажем, я непроизвольно вздохнул, глубоко и облегченно. По моей спине пробежала жалкая дрожь - странно, я ведь никогда в жизни не был в Испании и видеть этот пейзаж не мог, но, тем не менее, меня не оставляла мысль, что мне он почему-то очень знаком. Казалось, будто в самых дальних уголках памяти приоткрылось окошечко, через которое я и увидел эту картину.
В какой-то момент я и в самом деле оказался посреди этой дикой пустыни. На меня бешено мчались грозно клубящиеся тучи. Струящийся песок прямо на глазах засыпал ботинки. Слева от меня высился песчаный холм, у его подножия вился песчаный вихрь. Началось переселение изголодавшихся полевых мышей. Присев на корточки, я обследовал песок. Он сыпался у меня между пальцами, не оставляя никаких ощущений. На обращенную к небу ладонь упала капля. Это была моя слеза.
Поспешно вытерев глаза, я обнаружил себя на диване в приемной. Вздохнул и снова посмотрел на картину. Что произошло? Пейзаж исчез бесследно. Сверкала лишь белая блестящая бумага. Неужели я видел сон?
Нет, не может быть. На странице была напечатана только цифра двадцать три, а вся она осталась пустой - такой верстки журнала невозможно себе представить.
Это со мной, несомненно, что-то случилось. Напрягшись, я неотрывно смотрел на чистую страницу, пытаясь понять, что же все-таки со мной случилось.
В эту минуту дверь прямо передо мной бесшумно отворилась, и в ярком свете возникла крупная фигура доктора. Он был освещен сзади и поэтому выглядел черным силуэтом. Я поспешно отложил журнал, боясь, как бы он чего-нибудь не заметил. Во рту черного силуэта сверкнул золотой зуб.
- Уважаемый номер пятнадцатый, прошу вас.
Услыхав это, я непроизвольно усмехнулся. Впервые за весь сегодняшний день, с утра, когда я проснулся, и до настоящего момента, я испытал счастье. Номер пятнадцатый - действительно, можно ли вообразить менее нейтральное обращение, когда окликают человека. Как хорошо, если бы все люди повыбрасывали свои визитные карточки и называли друг друга по номерам.
Меня обеспокоило лишь то, что и в чистом, светлом кабинете фигура доктора выглядела темной тенью, но мне он все равно нравился, и это обстоятельство потому не казалось таким уж устрашающим.
- На что жалуетесь?
- В груди что-то странное...
- О-о. - Доктор глубокомысленно взялся рукой за подбородок и посмотрел в сторону. - В грудной клетке что-то странное. Так и запишите.
За одностворчатой ширмой угадывался человек с рыбьими глазами. Наверное, он заполняет карточку.
- И в связи с этим?
- И в связи с этим... - Я начал подробно рассказывать обо всем, что случилось со мной сегодня, но доктор недовольным тоном перебил меня:
- Вы так непоследовательно излагаете, что я ничего понять не могу. Лучше я буду задавать вопросы, а вы - по порядку отвечать на них. Итак. Жар?
- Нету.
- Хм. Жара как будто нет. Так и запишите. Кашель?
- Нету.
- Нету. Так и запишите. Головная боль?
- Нету.
- Нету. Так и запишите. Живот болит?
- Нет, не болит.
- Хм. Не болит. Не забудьте и это записать. Ну а как аппетит?
- Не особенно хороший.
- Не особенно хороший! Это очень важно. Записали? И это всё?
- Нет, честно говоря...
- Короче.
- Так вот, одним словом, в груди что-то странное.
- Удивительно. - Доктор склонил набок голову и глубоко задумался.
- Я бы хотел, чтобы вы меня осмотрели...
- Да, разумеется, так и сделаем. Другого способа нет.
Доктор, сидя на стуле, суетливо перебирая ногами и производя массу лишних телодвижений, вынул из кармана стетоскоп и, упершись указательным пальцем правой руки мне в грудь, стал водить им из стороны в сторону. Я поспешно стянул рубашку. Большим пальцем левой руки он прижал стетоскоп к моей груди. Между бровями доктора, сердито уставившегося на стетоскоп, пролегли резкие морщины. Они все больше углублялись. Глаза превратились в узкие щелочки, и он, поспешно отдернув руку со стетоскопом, откашлялся и заявил с раздражением:
- Никаких отклонений не обнаружено.
Рыбий Глаз спросил:
- Отклонений нет?
- Нет, никаких отклонений не обнаружено. Запишите именно так, как я сказал.
После этого доктор положил левую руку мне на грудь и стал выстукивать. Стукнув первый раз, он наклонил голову. Потом после каждого удара крутил головой из стороны в сторону. Кажется, он тоже удивлялся звуку, будто грудная клетка была пустой.
- Все же трудно утверждать, что никаких отклонений не обнаружено.
- Сэнсэй, может быть, измерим манометром давление в грудной клетке? - сказал Рыбий Глаз.
- Что такое? - вылупил глаза доктор, но тут же тихо ответил: - Вы правы, давайте попробуем.
Они вдвоем с трудом отыскали на полке запыленный манометр. Рыбий Глаз сдул с него пыль, отчего доктор закашлялся. На длинной резиновой трубке к манометру была присоединена чуть ли не десятисантиметровая игла для инъекций. Рыбий Глаз протер мне спиртом грудь. Колени у меня дрожали. Доктор с силой воткнул в грудь иглу.
Ртутный столбик резко пошел вниз.
- Сто тридцать, - объявил Рыбий Глаз, глядя на показания прибора.
- Ужасно, давление ниже атмосферного! - простонал доктор.
- Я с самого утра ощущаю, что в груди у меня пустота, - пояснил я.
- С самого утра, говорите? Почему же вы сразу не сказали об этом?
Доктор казался ужасно рассерженным. А я, также ужасно смущенный, не в силах был ничего ответить.
- Вы обязаны были с самого начала сказать мне об этом, - проворчал доктор и, надев на голову рефлектор, стал внимательно смотреть в мои глаза.
- О-о, - сказал он, продолжая осмотр теперь уже через увеличительное стекло. - В вашей грудной клетке действительно пустота. - И, не меняя позы, обратился к Рыбьему Глазу: - Образовалась пустота, огромная каверна... Нет, я ошибся. Виден какой-то пейзаж. Нечто, напоминающее обширную песчаную пустыню! Нет-нет, писать не нужно. Мы, врачи, не можем допустить существования фактов, противоречащих науке. Дурацкое положение. Пренебрегать духом реализма - значит нарушить общественный порядок. Это можете не записывать.
- Возможно, имеет смысл сделать рентгеноскопию?
- Блестящая идея. Пойдемте.
В рентгеновском кабинете горела красная лампа.
- Обнажите грудь, прижмитесь к стеклу и вдохните...
Щелкнул выключатель, лампа погасла, стало совершенно темно. Трансформатор застрекотал, как сверчок.
- Ой-ой... - раздался голос доктора.
- Ай-яй!.. - завопил Рыбий Глаз.
- Трудно утверждать, что никаких отклонений не обнаружено, - сказал доктор.
- Вы совершенно правы, - ответил Рыбий Глаз. - Этот пейзаж кажется мне знакомым...
- Мне тоже, - сказал доктор, понизив голос.
- О-о, вспомнил! - воскликнул Рыбий Глаз, ударив в ладоши. - Это пейзаж... да-да, я не ошибаюсь, из иллюстрированного журнала, который лежит в приемной.
- Это противоречит науке! Но каким же образом?..
- Я вот что думаю: поскольку из-за какой-то случайности давление в грудной клетке так резко упало, пейзаж оказался поглощенным - такого не могло произойти?
- Послушайте! - закричал доктор, хватая меня за руку. - У вас-то у самого есть по этому поводу какие-нибудь соображения?
Я понял, что попал в безвыходное положение, и, махнув на всё рукой, ответил:
- Очень виноват перед вами. Я как раз собирался просить у вас прощения. Все было именно так. Никакого злого умысла у меня не было, но пока я рассматривал пейзаж, он вдруг исчез. Значит, и в самом деле поглотил. Но непреднамеренно...
- Непреднамеренно... Хм, возможно. Хорошо еще, что дело ограничилось всего лишь фотографией, а вдруг таким же манером вы начнете поглощать все, что вам приглянется, - представляете, к каким это приведет серьезным неприятностям?
Доктор включил красную лампу, а Рыбий Глаз, кипя злобой, вплотную подступил ко мне. Но доктор, уже совсем другим тоном, стал нерешительно увещевать его: