Умерли эти две враждующие женщины почти в один день. Бог наказал их обеих за вражду. Лида и Сергей получили двухкомнатную квартиру, вместо однокомнатной, которая у них была. Я же, как было уже сказано, не получила за свой труд ничего…
Хочется мне рассказать еще об одном случае, который произошел в то время, как я прислуживала Клавдии Спиридоновне.
Велела она мне однажды отнести ее туфли в починку. Я отнесла, а когда через указанное время пришла в мастерскую, их никак не могли найти. Приемщица полчаса, наверное, шарила по полкам, перебирая модельные туфли на высоких каблуках, с красивыми застежками. Сбегала в комнату, где трудились сапожники, просмотрела и ту обувь, которую они в данный момент чинили. Наконец ей эти поиски надоели, она вернула мне квитанцию и сказала:
- Заходите за барьер, ройтесь в обувке сами. Понятия не имею, куда ваши туфли запропастились.
- Не мои это туфли, а мамы одного писателя, - возразила я.
- Какая разница? Посмотрите вон туда.
Я заглянула под стол, за который уселась приемщица: там валялось то, чему не нашлось места на стеллажах. И сразу же нашла, что искала:
- Да вот же они! - Я предъявила работнице мастерской когда-то бывшие красивыми лакированные лодочки. Приемщица так и ахнула:
- И это туфли матери писателя?! Их осталось только на помойку выбросить. И вместе с ними того писателя - в контейнер с головой!
Вот такая история, как любила говорить, рассказывая мне о себе, Клавдия Спиридоновна.
Конечно, Лида и одна могла бы справиться с порученным ей делом, но для этого ей надо было уйти с работы. Денис Антонович именно на этом варианте и настаивал. Но она, Лидия, его предложение не приняла. Достанется или нет им с Сережей квартира его двоюродной бабушки - это пока вилами на воде писано. А с работы уволиться нужно было немедленно. Согласившись "взять на себя маму" Чижовкина, я помогала не только ему, но и Лиде. Ей удалось завладеть жилплощадью своих родственников, ничем не пожертвовав, за что была она мне очень признательна. И, как могла, отблагодарила меня. Не деньгами, разумеется. Зная мои запросы, она сделала для меня то, что мне дороже всяких денег. Она рассказала о Чижовкине то, чего не узнала бы я ни от кого другого, что утаил Клавдия Спиридоновна, повествуя о своих родичах. Как выяснилось, этот человек, старавшийся внушить всем, что он чист, как стеклышко, и всегда таким был, в подростковом возрасте состоял в воровской банде, организованной его дядей, бывшим мужем Лиды. В это время отец Дениса, один из двадцатипятитысячников, как уже было сказано, уже не жил с матерью Дениса. В одном деле племянничек пахана, как поется в блатной песне, "завалился". Его ждала скамья подсудимых. Но подельники сжалились над "безотцовщиной". Кто-то из них взял его вину на себя. Парнишку отпустили. И не только милиция. Но и жулики из той шайки. Мало того, что перестали привлекать пацана к своим делам. Узнав, что он талантлив, стали проявлять о нем заботу, надеясь, должно быть, что он за это когда-нибудь их отблагодарит. Когда он поступил в литинститут, стали содержать его. В течение пяти лет ежемесячно высылали из добытых грабежом денег определенную сумму, называя ее "стипендией". Так что жил он в Москве, не бедствуя - в то время как некоторые студенты того же учебного заведения, кому приходилось довольствоваться институтской стипендией, голодая, сходили с ума от истощения. Пережив в молодости стресс, Денис стал сочувствовать ребятам, которые попадали в такие же, как он когда-то, переделки. И вечно обивал пороги отделений милиции и других организаций по делам несовершеннолетних, заступаясь за сбившихся с пути подростков. Вполне возможно, думаю я теперь, подростки эти имели какое-то отношение к тем его "благодетелям" и не по своей воле и не из сочувствия к ним он над ними "брал шефство". Не верится что-то, что грабители могут опекать кого-то, не надеясь, что это выгодно им самим. Но это, скажу честно, лишь мои догадки и предположения. Сережка и Лида не снабжали свой рассказ о прошлом Дениса Антоновича такими деталями, не копались в мыслях крестных отцов ставшего писателем родственника своего. Они сообщили мне только факты, которые доказывают, что Чижовкин умел устроиться за счет других, был не очень разборчивым, когда ему предлагали деньги, не думал о том, что их ведь можно самому заработать. Что можно делать, чего нельзя, красиво это или некрасиво? - такие вопросы он себе в молодые годы, как видно, не задавал. И преспокойно учился "на писателя", мечтая о мировой известности. Вот такие люди, как он, легко пробиваются, куда им надо. И всеми средствами и способами не пускают туда же таких, как я, опасаясь, как видно, как бы их не разоблачили. Не понимаю, не могу понять таких людей. Как это можно - материальное предпочитать духовному? Ущемлять интересы честных людей и не мучиться раскаяньем и угрызениями совести…
Быть таким ничтожеством и мечтать о мировой славе - разве не смешно это? Не понимала я раньше, почему он все время носится с какими-то оступившимися пацанами. Верилось, что из благородства. Какое там благородство! Помогла мне Лида (Царствие ей Небесное, ее уже нет в живых), разобраться в этом лживом приспособленце. И он еще надеялся, опутав меня лестью, сломить мое сопротивление. Размечтался! Романтик из блатных… И все же от этой паршивой овцы удалось мне урвать клочок шерсти. Опять-таки с помощью Лиды, с которой он меня познакомил. Свой роман "Изъято при обыске" написала я, как уже было сказано, в 1995 году. Приехав летом в Магнитку, дала почитать Лиде. А она - сыну. Ему, как и ей, вещь эта очень понравилась. Сергей посоветовал мне показать рукопись редактору газеты, в которой он в то время работал, в отделе рекламы. Я так и сделал, без промедления. Раскачали они меня, эти мать и сын. Редактор Фатыхов Салим Галимович одобрил мой труд, наговорил мне много приятных слов, которые просто окрылили меня, и опубликовал (хватило у него на это мужества) самую серьезную главу из романа ("Обыск") в своей газете.
Вернувшись и Магнитки в тот город, где живу постоянно, я дала почитать одной из своих бывших учениц напечатанный в газете отрывок, а она - своей матери, Галине Константиновне Денисовой, которой посвящена эта повесть. Я тогда не знала, что моя бывшая родительница - директор типографии. Галина Константиновна, прочитав, одобрила и главу "Обыск", и весь мой роман. И за символическую плату напечатала его. Потом сказала мне, что всем работницам, кто набирал текст, книга очень понравилась…
Тридцать экземпляров этой книги я подарила своим бывшим ученикам последнего выпуска, одноклассникам дочери Галины Константиновны Светланы, которые учились у меня с девятого по десятый класс.
Ребята устроили презентацию моего произведения, преподнесли мне корзину белых лилий и спросили:
- Почему вы, столько лет работая в школе, никому не говорили, что пишете?
Я ответила:
- Да я уже чуть не бросила это дело.
Да, я чуть не бросила писать, и бросила бы, если бы не поддержали меня хорошие люди. Они как будто специально сгрудились вокруг меня и общими усилиями вытащили из болота, в которое я стараниями Чижовкина и Ненашева начала было уже погружаться. Я так стала рассуждать: зачем все эти хлопоты? Зачем мне нужен союз писателей. Неужели мне надо состоять в одной организации с такими нечистоплотными, лживыми, корыстными людьми, как Чижовкин? Если мне суждено пробиться, я пробьюсь. Если не суждено не пробьюсь, хоть расшибусь.
Моему роману-исповеди "Изъято при обыске" местные писатели в Магнитке устроили презентацию. Принявшие участие в ней похвалили мою книгу. Прочитала ее и похвалила заведующая кафедрой русской литературы XX века профессор Заманская В.В.
Она пригласила меня принять участие в межвузовских научных чтениях, которые состоялись в 2001 году. Я уже писала об этих чтениях, когда речь шла о Ненашеве. Теперь надо сказать несколько слов о Чижовкине.
Он тоже присутствовал в 2001 году на этой конференции. Вначале опасался, как бы я, выступив, не опозорила его. Он догадывался, что Лида очень злилась на него за то, что он не приехал на похороны своей матери, прислал вместо себя сына, и, вполне возможно, что рассказала мне о нем всю подноготную. Чувствовал, что и я злюсь на него, что он никак не отблагодарил меня за то, что я целое лето посвятила его маме. И, чтобы не допустить конфуза, узнав, что местные поэты написали мне рекомендации для вступления в союз, тоже пообещал (при многочисленных свидетелях) дать рекомендацию. Более того, сразу же уселся за стол и начал что-то строчить на листке бумаги, с вдохновенным выражением не лице, закатив к потолку глаза, как бы вспоминая прошлое, все хорошее, что знал обо мне… И я, как это ни странно, вновь угодила на его крючок, поверила, что он наконец решил исполнить свое обещание. Но он, как видно, просто разыгрывал меня. Он не только не дал мне никакого документа. Он забрал у меня написанные на мое имя рекомендации местных, магнитогорских поэтов, сказав, что отнесет их вместе со своей прямо в союз писателей в Москве. Увез все эти листочки и с концом. А мне передал с парнями, которые побывали у него в гостях в Москве: поступай в союз в том городе, где постоянно живешь.
Но я не стала следовать его совету. Если он помешал мне в Магнитке, помешает и в областном центре. Зачем я буду биться головой о стену? Тратить время и силы. Да и не верилось.
Я не бывала в союзе писателей в областном центре с тех пор, как имела встречу с Ласточкиным, нахамившим мне. И не желала еще раз нарваться на кого-либо, на него похожего.