Совместная работа сплачивает. Раскрываются характеры, проявляются привычки. Саше всегда остро необходимо поделиться радостью покупки. Разделённое чувство приятно вдвойне. Я подхожу для этого, так как лишена зависти. Я умею слиться в ощущениях и ликовать как за себя. Мы уже года три работаем в разных фирмах, но с возрастом всё труднее менять привычки и привязанности. Изредка заезжая ко мне, он придумывает повод для встречи. Я подыгрываю ему, делаю вид, что верю в надуманную причину. Мне нравится эта невинная игра.
– Ну, ты оделась, девушка! – бросает мне Саша, когда я появляюсь на крыльце. – Давай, садись! Поехали! Дверью не хлопай! Не грузовик!
Саша щеголяет лёгкой грубостью речи, нарочитым небрежением правилами этикета. Я не нахожу в этом никакого мужского шарма, я вижу чуть глубже защитного панциря, я знаю Сашу со всеми внутренними комплексами и противоречиями. Но он надёжный товарищ, а это важнее.
На заднем сиденье лежат три юные гвоздики и связка жёлтых бананов.
– Это мне? – спрашиваю я.
– А то кому? – отвечает он резким вопросом на вопрос.
– Как трогательно и приятно! – восклицаю я, располагаясь в мягком, уютном кресле.
Красивая, почти бесшумная и послушная, как японская женщина, машина поплыла по проездам и улочкам в объезд заторов. Мне тепло. Я избавлена от колкого снега, скользкой дороги и недоумённых взглядов на моё пальто. Я чувствую себя королевой. Саша доволен: он сумел подарить мне ощущение защищённости и значимости. Мы очень мало говорим, больше молчим. Я вижу его профиль, лёгкую улыбку на губах и замечаю его гордость. Тихая, маленькая, хрупкая тайна рождается из множества флюидов. Тонкая меланжевая нить наших необычных отношений вьется и сворачивается клубочком где-то рядом, на заднем сиденье, среди бананов и гвоздик.
На улице я бы выглядела студенткой-неудачницей. Повсюду надменно дефилируют дамы в мехах и замше. Когда мы останавливаемся на сигнал светофора, перед самым капотом машины переходит дорогу дерзко дорогая шуба. Голубая норка струится, ниспадает, что называется, "об пол", а сверху всё великолепие венчается песцовой шапкой. Я невольно слежу за дамой глазами.
– Жена, – спокойно замечает Саша.
– Чья жена? – успеваю спросить я.
– Моя, – так же обыденно отвечает он.
Шуба тоже приостанавливается, из-под роскошного песца выглядывают два округлых серых глаза и остренький носик.
"Миленькая" – отмечаю я про себя, а вслух говорю:
– Надо её пригласить в машину.
– Сейчас посадим, – невозмутимо соглашается Саша.
Он направляет машину в разворот и, ловко съезжая с дороги, оказывается прямо перед женой.
– Ира, садись, – приглашает Саша, не выходя из машины и не подавая ей руки. Это его коронный стиль – небрежность.
Ира долго устраивается на заднем сиденье, рядом с натюрмортом из цветов и фруктов. Наш трогательный клубочек отношений выкатывается на улицу, падает прямо в снег. В салоне возникает холодная напряжённость.
– Я вам помешала? Могли бы не останавливаться! – нервно говорит Ирина, а я с удивлением замечаю, что её голос мне знаком.
– Ты домой? – спрашивает Саша ровным голосом.
– Я-то домой! А вот ты куда?! – Ирина говорит визгливо, и я отчётливо припоминаю, что слышала этот голос сегодня по телефону! Мне становится смешно от двусмысленности ситуации. Я ничего не понимаю. Не могла же она знать заранее, что её муж заедет за мной. Я и сама не знала этого. Я едва сдерживаю смех, только улыбаюсь, как шаловливая школьница, и дружелюбнее говорю:
– Вас зовут Ирина? Очень приятно! Нам как-то не доводилось раньше встречаться. А я Зоя.
– А уж мне-то как приятно! – с едким подтекстом восклицает она, словно приглашая к скандалу.
Я замечаю, что у неё дрожат губы, и она вообще может расплакаться. Этого только не хватало!
– Ириш, ты бы успокоилась. Сейчас домой поедем, – мирно говорит Саша. – Мне только надо колесо посмотреть. Что-то показалось, будто прокол.
У мужчин своя логика и иная система ценностей. И полушария мозга у них работают по очереди, а это значит, что все мысли Саши сейчас только о колесе, и всё остальное померкло.
Мы остаёмся вдвоём с Ириной. Я продолжаю улыбаться, не совсем понимая, в какую пьесу влипла.
– Кому цветы? – с ехидством в голосе интересуется Ирина.
– Наверно вам! – беззастенчиво лгу я, и это святая ложь, так как у неё глаза на мокром месте.
– Мы поссорились утром! – доверительно сообщает она.
– Так, значит, он решил помириться! – уверенно заявляю я.
– А бананы кому? – спрашивает она.
– Тоже вам! – бодро лгу я.
– Я их терпеть не могу! – на высокой ноте заявляет она и выбрасывает банановую связку прямо на снег. Теплолюбивые плоды обречённо шлёпаются. У них незавидная судьба: на таком морозце они вскоре затвердеют и почернеют.
Я пожимаю плечами. Мою жизнерадостную улыбку можно бы уже и свернуть, но она прочно приклеилась и тянет все лицевые мышцы в стороны. В голове верится мотивчик песни "Яблоки на снегу".
– Он, наверно, просто запамятовал, что вы любите, – плету я. – Мужчины бывают такие несуразные!
– Настолько запамятовал, что он ёще и вас привёз с бананами вместе! – выпаливает она. По телефону она мне грубо тыкала, а тут снизошла до местоимения "вы". Уже прогресс в наших непростых отношениях.
– А я случайно попалась ему на пути, – беспечно сообщаю я.
– И часто вы ему подворачиваетесь?! – грозно вопрошает Ирина.
Страсти накаляются. Похоже, близится финал и апофеоз.
– Крайне редко! – спешу я заверить. – Мы ведь давно не работаем вместе, так что всё происходит по воле случая.
Не смотря на агрессивность Сашиной жены, я не держу на неё зла. Мне очень хочется утешить Ирину, убедить, что я не посягаю на чужой семейный очаг. Мысли вертятся в голове, но подходящая фраза не образуется. Остаётся улыбаться.
– Чего бананы выбросили? – спрашивает вернувшийся Саша. Он будто бы не замечает раздражения жены.
– Захотела и выбросила! – с вызовом заявляет Ирина. – Если они не мне, а твоей подруге, то можешь подобрать!
Я замечаю, что она чуть сощурила глаза и разглядывает меня с превосходством шикарно одетой женщины. Ощущение такое, будто по мне шарят лучом фонарика, но я не в претензии. Я без труда считываю её скачущие мысли и радуюсь, что мой нелепый вид позволяет Ирине торжествовать. Моя проблема с одеждой оборачивается удачей.
– А вы, похоже, высокая! – говорит она. Изучает меня в подробностях.
– Мой рост – метр семьдесят два, – сообщаю я.
– Высокая! – подтверждает она. – А я всегда маленькая была!
Я не понимаю, какое это имеет значение, но Ирина немного утешается.
– Успокоилась? – спрашивает Саша. – Я тебя первую домой заброшу, а потом Зою отвезу.
– Капусту купи для борща на обратном пути, – по-хозяйски распоряжается Ирина. Она садится удобнее, расстегивает шубу и подносит к лицу мои гвоздики. А я не возражаю, мне не жалко.
Когда мы остаемся с Сашей вдвоём, я вопросительно смотрю на него. Он всё понимает.
– Мы ругались с утра. Я сказал ей, что уйду, – нехотя поясняет он.
– И что? – подстёгиваю я.
– Она спросила, к кому. Я сказал, что к тебе. Вот и всё.
Ничего не изменилось. Только зимние сумерки за окном стали гуще и повсюду замельтешили огни вывесок и фонарей. По всем правилам житейской драматургии я должна сказать ему что-нибудь вроде: "Ты с ума сошёл!".
Но я спрашиваю:
– И как, помогло?
– Как видишь! – с усмешкой говорит Саша. – Ты не обижайся, ладно? Втянул тебя зачем-то. Она достала меня ревностью и бесконечными допросами. У меня уже такое ощущение, что моя Ирка за каждым кустом сидит.
– Это же любовь наверно, – предполагаю я.
– Такая что ли любовь должна быть?! – восклицает он в сердцах.
– Она у всех разная. Ты уже большой мальчик, Сашенька, должен бы понимать. Женат тоже уже давненько.
– Вот когда ты мне что-то говоришь, я как-то сразу всё понимаю. А с ней мы вечно спорим, выясняем, и выяснить не можем!
Я не отвечаю. Иногда полезно помолчать и подумать. У каждого из нас есть свой маленький мирок, заселенный близкими людьми, пронизанный коммуникациями долга, привязанностей, привычек, памяти. Когда судьба свела нас в общем деле, быстро сделалось очевидным, что нам не требуется многословие. Какая-то едва различимая мелодия начинает звучать сама собой в тишине, и вьётся, вьётся прозрачная нить тайного волшебства. Всё невнятно, воздушно, едва уловимо, что едва ли возможно сохранить надолго…
Как-то одна сотрудница сказала мне: "Слушай, я стояла между вами и ощущала себя в слабом магнитном поле! Что бы это значило?" Я, конечно, тогда отшутилась, но вскоре решительно уволилась из брокерской конторы. Я испугалась самой возможности служебного романа.
– Слушай, ты меня простишь? – Саша выдёргивает меня из раздумий своим вопросом. – Ну, такой я дурак, стыдно даже! Подставил тебя. Соскочило с языка.
– Сашка! Друзья для того и существуют, чтобы выручать во всяких житейских ситуациях, – говорю я ему. – Выброси из головы. Ирина отыгралась на мне, сбросила боезаряд, и всё у вас уладится.
– Нет, она ещё нервы мне помотает! – предвкушает он. – Но уже не так остервенело, ты права. Да, надо как-то регулировать отношения с женой. Дети видят, особенно младший.
– Ты ей больше внимания уделяй, слов ласковых не жалей, – наспех советую я.
– Я на слова не мастер, ты знаешь.
– Да знаю…
– А как тебе машина моя новая? Я же заезжал тебе её показать! – спохватывается Саша у моего подъезда.
– Машина – класс! – весомо заявляю я. – В жизни на такой тачке не каталась!