– Если она действительно хочет ее послать, что ей мешает? – спросил Джесси. – Почему я так никакой телеграммы и не получил? А?
– Как я могла это придумать, если я и про первую телеграмму не знала, а, Джесси? Я процитировала ее дословно, в кои-то веки я могу точно передать тебе ее слова. Я запомнила их, потому что они содержат ненамеренную рифму. Ты же знаешь, иногда слова рифмуются сами собой. Тут присутствует ирония, потому что, если тебе не хочется, чтобы они рифмовались, ты несколько дней роешься у себя в мозгу, копаешься в словарях…
Мэгги плела что в голову взбредет, лишь бы дать Джесси время обдумать ответ. Ну есть ли на свете другой человек, который так боится ударить лицом в грязь? Не считая Фионы, естественно.
Тут ей показалось, что она услышала какие-то изменения в тональности его молчания – переход от недоверчивости к чему-то менее определенному. И потому примолкла. И стала ждать.
– Если я смогу прийти, – наконец сказал он, – на какое время ты назначила ужин?
– Так ты придешь? Придешь? Ах, Джесси, до чего же я рада! Ну, скажем, половина седьмого. Пока! – И Мэгги положила трубку, прежде чем он успел снова впасть в несговорчивость.
Краткий миг она простояла у кровати. Во дворе Айра воскликнул: "Вот так!"
Она взяла сумочку и покинула комнату.
В коридоре стояла на коленях и рылась на нижней полке стенного шкафа Фиона. Она вытянула оттуда пару галош, отбросила их в сторону. Порылась еще и вытащила большую брезентовую сумку.
– Ну вот, я поговорила с Джесси, – сообщила ей Мэгги.
Фиона застыла. Сумка повисла в воздухе.
– Он очень обрадовался твоему приезду, – сказала Мэгги.
– Он так и сказал? – спросила Фиона.
– Конечно.
– Вот прямо такими словами?
Мэгги сглотнула.
– Нет, – ответила она, потому что если существовал цикл, который следовало разрушить, то и сама она была его частью и сознавала это. – Он просто сказал, что придет к ужину. Но любой понял бы по его голосу, как он обрадовался.
Фиона с сомнением вглядывалась в нее.
– Он сказал: я приду! – добавила Мэгги.
Молчание.
– "Я приду прямо с работы, ма! Можешь на меня рассчитывать! Черт побери! Я не пропустил бы этого ни за что на свете!"
– Ну ладно, – наконец сдалась Фиона. И расстегнула молнию на сумке. – Если едешь куда-то одна, хватает и зубной щетки, – сказал она. – А с ребенком – сами знаете. Пижама, комиксы, сборники сказок, книжки-раскраски для машины… А Лерой еще бейсбольная перчатка требуется, ее вечная бейсбольная перчатка. Говорит, никогда не знаешь, где может игра подвернуться.
– Это верно, никогда не знаешь, – согласилась Мэгги и засмеялась – от чистого счастья.
Глава 2
Была у Айры такая особенность: если он слышал что-то по-настоящему поразительное, лицо его застывало. Мэгги боялась, что, выслушав ее, он рассердится, но нет, Айра лишь отступил на шаг и уперся в нее взглядом, оставив лицо пустым и гладким, словно вырезанным из жесткого дерева.
И спросил:
– Фиона – что?
– Едет к нам в гости, – сказала Мэгги. – Разве это не здорово?
Никакой реакции.
– Фиона и Лерой, обе, – добавила она.
По-прежнему никакой.
Может быть, лучше бы он рассердился.
Мэгги, продолжая улыбаться, обогнула его.
– Лерой, лапушка, тебя мама ждет, – сказала она. – Ты должна помочь ей собрать вещи.
По-видимому, удивить Лерой было не так легко, как Айру. Она сказала:
– А. Ладно. – И, умело метнув фрисби в Айру, вприпрыжку побежала к дому. Фрисби отскочил от левого колена Айры и упал на землю. Теперь Айра отсутствующе смотрел на него.
– Надо прибраться в машине, – сказала Мэгги. – Знала бы я, что у нас сегодня будет столько пассажиров…
Она подошла к "доджу", которому преградил выезд красный "мэверик", принадлежащий, надо полагать, миссис Стакки. Сразу было видно, что "додж" совсем недавно преодолел немалое расстояние. Он выглядел уставшим, запыленным. Она открыла заднюю дверцу и поцокала языком. По сиденью рассыпалась стопка библиотечных книг, там же лежал вязанный крючком свитер, который Мэгги искала вот уж несколько дней, – смятый, весь в морщинах, из-за того, конечно, что на нем сидел мистер Отис. Пол был словно вымощен матовыми крышечками от пластмассовых чашек с безалкогольными напитками. Она потянулась к книгам, серьезным романам Достоевского и Томаса Манна. В начале лета Мэгги, у которой случился приступ благих намерений, набрала эти книги в библиотеке, но так и не прочитала, а срок их возврата давно истек.
– Открой багажник, ладно? – попросила она Айру.
Он медленно направился к багажнику, открыл, лицо Айры оставалось прежним. Мэгги свалила туда книги и вернулась за свитером.
– Как это могло случиться? – спросил он.
– Понимаешь, мы разговаривали о ее мыльнице и…
– О чем? Я хотел сказать, уж больно быстро все произошло. Внезапно. Я оставляю вас наедине, чтобы немного поиграть с фрисби, и даже глазом моргнуть не успеваю, как появляешься ты, и дышишь пивом, и сообщаешь, что у нас будет полон дом нежданных гостей.
– Знаешь, Айра, я думала, ты обрадуешься, – сказала она. И, сложив свитер, отправила в багажник и его.
– Похоже, как только я закрыл за собой дверь, вы обе принялись за дело, – ответил он. – Как тебе это удается?
Она начала собирать с пола крышечки.
– Багажник можешь закрыть, – сказала Мэгги.
Она отнесла полную пригоршню крышечек за дом и свалила их в помятый мусорный бак. Крышка у бака была чисто символическая, ободранный металлический берет, Мэгги криво нахлобучила его сверху. Боковую стену дома покрывала плесень, от другого бака, топливного, закрепленного под окном, тянулись вниз ржавые потеки.
– Надолго они к нам? – спросил, когда она вернулась, Айра.
– Только до завтра.
– Нам завтра Дэйзи в колледж везти, ты не забыла?
– Нет, не забыла.
– Ага, – сказал он. – Твой дьявольский замысел: оставить Джесси и Фиону наедине. Я тебя знаю, Мэгги Моран.
– А может, и не знаешь. Совершенно, – ответила она.
Если ее надежды на сегодняшний вечер оправдаются, завтра и замыслов никаких не понадобится.
Она открыла переднюю дверцу с пассажирской стороны, опустилась на сиденье. В машине дохнуть было нечем. Мэгги промокнула верхнюю губу подолом юбки.
– И как же мы это изобразим? – спросил Айра. – "Сюрприз, сюрприз, Джесси, мой мальчик! Неважно, что вы годы назад расстались самым законным образом, мы решили, что вам пора воссоединиться".
– Ну, к твоему сведению, – ответила она, – я уже сказала ему, что они приезжают, и он придет к нам на ужин.
Айра наклонился к окну, чтобы посмотреть на нее.
– Сказала ему?
– Именно.
– Как? – спросил он.
– По телефону, конечно.
– Ты ему звонила? То есть вот сейчас?
– Именно.
– И он придет на ужин?
– Именно.
Айра выпрямился, прислонился к машине.
– Не понимаю, – помолчав, сказал он.
– Чего?
– Уж больно все просто.
Сейчас она видела только его живот – словно бы пустую внутри белую рубашку, вяло обвисшую над ремнем. Не обожжется ли он? Металл наверняка раскалился, как утюг. Хотя воздух уже не так горяч, и солнце начало соскальзывать к далекой заковыристой линии деревьев.
– Меня этот "мэверик" беспокоит, – сказала она пряжке Айриного ремня.
– Ммм?
– "Мэверик" миссис Стакки. Очень не хочется просить, чтобы она его переставила, а хватит ли нам места, чтобы объехать его, я не уверена.
Это его зацепило, как и надеялась Мэгги, – все-таки вопрос логистики. Он резко отступил от машины, Мэгги даже почувствовала, как та качнулась. Отошел, чтобы изучить расположение "мэверика", а она откинула голову и закрыла глаза.
Почему Айра так не расположен к Джесси? Почему, когда он говорит о сыне, его голос непременно становится скептическим? О, Джесси не совершенство – боже мой, нет, – но у него столько привлекательных качеств. Он такой щедрый, любящий. Конечно, он легко теряет терпение, но так же легко и обретает его, а злость никогда не затаивает, чего об Айре никак уж не скажешь.
Может быть, тут просто зависть – обремененный обязанностями, скованный ими человек завидует тому, кто по природе своей беззаботен?
Когда Джесси был совсем малыш, Айра то и дело повторял: "Не бери его на руки каждый раз, как он заплачет. Не корми каждый раз, как проголодается. Ты его избалуешь". "Избалую? – спрашивала Мэгги. – Тем, что кормлю, когда он голоден?"
Впрочем, спрашивала с уверенностью, какой на самом деле не чувствовала. Может, она и правда баловала его? До той поры ей иметь дело с младенцами не приходилось. В своей семье она была младшенькой, с малышами из семей некоторых ее подруг даже мимолетно не сталкивалась. А Джесси был таким непонятным ребенком – взять те же его колики – и нисколько не походил на веселого мальчика, каким стал впоследствии. Он мог ни с того ни с сего попунцоветь посреди ночи, забиться в крошечном припадке гнева. Мэгги приходилось бесконечно вышагивать с ним на руках, она даже дорожку на ковре столовой протоптала. Возможно ли, гадала она, чтобы малыш просто невзлюбил ее? Где написано, что ребенок обязательно должен уживаться со своими родителями? Ведь если вдуматься, просто поразительно, как много на свете семей, члены которых не ладят друг с другом. Остается надеяться лишь на везение – на то, что правильные личные гены лягут удачно, наподобие игральных костей. А в случае Джесси везение могло подкачать. Она просто чувствовала, как он злится на своих родителей. Таких узколобых, таких спокойных, таких консервативных.