– Ни в каких хрониках, ни в каких историях нет известий, что кто-либо сидящий в осаде терпел такой голод. История осады Сагунта и бедствия при осаде Иерусалима не могут сравниться со страданиями нашими. Их запишет бог. Вчера судное дело было во взводе пана Леницкого. У него гайдуки съели умершего гайдука их взвода, и родственник покойного, гайдук из другого десятка, жаловался на это мне и доказывал, что он, как родственник, имел право на тело. Я поручил разбор дела ротмистру, и он, не зная, что делать, колебался, какой вынести приговор, и, опасаясь, как бы недовольная сторона не съела самого судью, бежал с судейского места. То, господа бояре, непереносно. Нам, господа бояре, вас кормить нечем. Вы нам говорили, что Русская земля бояр слушает, – и то обман. Вы даром у нас сидите, на своих запасах. Коли вы Русской земли хозяева, идите за стены править своими подданными. А мы здесь свое горе и стыд одни избудем.
Стольник Григорий Орлов был других крепче и начал с паном Будилой спорить.
– Заруцкого не купили ли? Купили. Надо еще кого купить. Нижегородцы-то казаков боятся? Боятся. Что князя Дмитрия Михайловича убить не сумели, то стыд. Я холопа своего Мишку Обрезка на то дело пожертвовал, а денег дали мало. Так вы, ясновельможные паны, нас не гоните. Лучше корзины спустим со стен с жемчугом али золотом, ночью. Я людей знаю. Не устоят, хоть хлеба туда да положат.
Орлова послушали, корзины опустили.
Подняли пустые.
Ждали еще день.
Потом собрали всех бояр, велели идти: хочешь – на Красную площадь, к казакам, хочешь – через Троицкие ворота, к Пожарскому.
Обернули бояре ноги, распухшие от цинги, парчой, надели богатые шубы, взяли иконы, вышли, рыдая, на мост, к широкой, бескрышей Кутафьей башне. Плакал Михаил Федорович Романов. Скрипели два подъемных моста, опускаясь по бокам башни. Набежали казаки. Нижегородцы бояр не отдали, позволили только раздеть. Романова встретить пришли люди от Трубецкого и от Лыкова.
С боярами вместе вышел Конрад Буссов в священническом облачении. Его не убили, только начали попрекать ересью. Гришка Орлов побоялся Пожарского, пошел на сторону Яузы, и его казаки разнесли на саблях. Двадцать седьмого октября открылись ворота Кремля. Струсь вышел со своим войском к Трубецкому, Будила – к Пожарскому, которого недавно позорил в письме. Казаки хотели ворваться в Кремль, чтобы посмотреть, что там осталось. Миныч не позволил. Вошли в Кремль немногие люди.
Везде грязь, обрывки дорогих материй, каменья, книги.
В палатах стоят серебряные бочки с золотыми обручами. В них насолена человечина.
Разобрали вещи. Те вещи, что не из государственного хранилища, отложили особо. Сосчитали казаков. Было их одиннадцать тысяч. Между ними разделили доспехи, ружья, сабли, а также найденные в Кремле деньги. Каждый казак получил деньгами и ценными вещами по восемь рублей.
Кремль вымыли.
Люди в ополчении жалованье получили, а крестьянским отрядам денег не дали, но позволили строиться в Москве, не платя два года налогов. И начали строить в Белом городе новые дома.
На краю чужой земли
Счастлив, кого ваш взор вниманья
удостоит.
Кто сердца вашего любовь себе
присвоит…
Пушкин, "Борис Годунов"
Не дойдя еще до Астрахани, Волга распадается на протоки. Однако около города река еще широка.
Проходит Волга мимо Астрахани, и чем ближе к морю, тем мельче она и тем больше в ней камыша.
Лежит Астрахань на луговой стороне Волги, Астраханский кремль стоит на Заячьем бугре.
Стоит на том бугре еще Безродная слобода, или Сиротское местечко. Живут в ней беглые люди из России, никакого родства не помнящие.
Астраханский кремль построен при Борисе Годунове. В то время было постройке двадцать пять лет.
Кремль не мал, в нем есть каменные палаты и подземные погреба с кирпичными сводами.
Сама Астрахань город богатый, торгует шелком, на рынках здесь много пряностей, тканей, дорогих камней. Идут отсюда икра и рыба.
Сверху приходят по Волге большие баржи с лесом и хлебом и разными товарами.
По Хвалынскому морю приходят персидские корабли.
Путь на Россию охраняется крепостями, поставленными по берегам Волги.
Живут здесь между Волгой и Доном казаки, и на другой реке – Яике, что впал в Каспийское море, тоже живут казаки.
Есть еще русские люди и на Тереке.
За морем живут персияне, у них крашеные бороды, царство их великое.
Через Хвалынское море путь на Памир, за Памиром богатая Индия.
В Астраханском кремле сидят Иван Мартынович Заруцкий с Мариной.
Прибежали они сюда через степь, удалось Ивану Мартыновичу убить воеводу и склонить на свою сторону ногайских татар.
Татары стояли в копченых юртах у самого города.
В Астрахани беглецы задержались и передохнули.
Встретили они здесь католического монаха, отца Ивана, которому римский папа дал имя Фаддей, послав его к персидскому шаху Аббасу для проповеди христианства.
Фаддей в Астрахани задержался.
Прибежал в Астрахань и португальский монах Николай де Мело. Ушел он из пустыни. Ушел целым, только поседел сильно.
Еще был с Мариной бернардинец – отец Антоний, немецкой земли человек.
Открыли монахи в Астраханском кремле домовую церковь и начали вершить дела.
Для благочиния тайно повенчали они Марину с Заруцким.
Был Иван Мартынович Заруцкий человеком неграмотным, не сильно храбрым, но предприимчивым.
С Кремля видна широкая, блистающая зимним льдом Волга.
Волга в тот год замерзла на два месяца, а соленое озеро около Кремля не замерзло, только соль осела в воде хрусталями, и казалось, что лежат на дне озера бесценные сокровища.
Маленького сына Марининого Ивана перемазали по католическому обычаю. Статс-дама Марины Мнишек, Варвара Казановская, приняла монашество.
В астраханских церквах запретили звонить в колокола. Напоминали те колокола Марине и монахам московские набаты.
Астрахань – богатый город. Добывают здесь черную икру, которая славится по всей Европе. Ели ее монахи с лимонным соком, ели и хвалили.
Вина в Астрахани нет, хотя и посадили в том году под городом виноградные лозы.
Приходили в кремль ногайцы; те ногайцы – царицы Марины союзники. Давали им жалованье порохом, холстом и сукнами.
Антоний-бернардинец был немец, отец Николай – португалец, Фаддей – итальянец.
Ссорились друг с другом монахи, спорили на плохой латыни, прибавляя русские и польские слова.
Иван-Фаддей вспоминал генуэзского капитана Павла. Генуэзец говорил, что лежит через Астрахань великий путь на Восток.
Был тот капитан человеком с безумной и ненасытной душой. Занимаясь торговыми делами в Сирии, Египте и Понте, он узнал по слухам, что благовония можно подвозить вверх по реке Инду из отдаленной Восточной Индии, откуда по непродолжительному сухому пути, перевалив через горный хребет, их можно перевезти в реку Окс; эта последняя берет начало почти из тех же гор, как и Инд, и в противоположном с ним направлении изливается в Хвалынское море. Далее безопасное и легкое плавание вплоть до устья реки Волги.
Николай де Мело сердился, потому что путь на Индию принадлежал великой его Лузитанской державе, но был захвачен испанцами.
Совещались монахи у карт географических, расспрашивали армян, и выходило, что путь не так труден. И мирились между собой монахи, запивая ссору водкой и заедая икрой. Слушал споры на незнаемых языках Заруцкий.
С Волги дула метель, снег был желт от песка, и желтыми стояли на дворе тяжелые, холодные сугробы.
Заносило желтый снег через щели в комнаты.
Заруцкий совещался с казаками, приходил к нему атаман Треня Ус, пил водку с Мариной, на сына ее смотрел ласково, но говорил, что Безродная слобода царевичу служить не хочет.
– Говорят безродные, что рода у них нет, а есть родина, и панам служить они не хотят.
Писали монахи письма, рассылал Заруцкий те письма во все стороны.
Выходил Николай де Мело на базары, заходил в лавки. В лавках свет только сверху, в лавках сидят и торгуют неведомые люди, ничего не говорят.
Плохо, когда на войне нет слухов.
Собрались монахи на совещание, привел Мело краснобородого персидского купца Хаджи-мирзу.
Ехал он к шаху.
С ним пошло двадцать казаков, с есаулом Яковом Гладким, и монах Иван-Фаддей.
Решено было просить у шаха Аббаса денежной казны и хлебных запасов для войны с Москвой.
Уехало посольство.
В марте получил Заруцкий грамоты. Одна грамота была от царя Михаила, а другая – от земского собора.
Предлагалось Заруцкому сдаться, и вины, говорилось, его будут отпущены, а не то возьмут Ивана Мартыновича силой.
– Надо бежать, – сказал отец Антоний. – И в священном писании рассказывается, как бежал от Ирода Иосиф с пречистой девой Марией и божественным ребенком в Египет. Так и мы увезем царевича Ивана Дмитриевича к иранским египтянам.
На страстной неделе 1614 года восстали астраханцы, начали биться безродные люди с Маринкиным войском.
Заруцкий с восемью стами людей заперся в кремле.
Из Ирана на Астрахань пришли торговые караваны. Получил Заруцкий письмо.
Писал Иван-Фаддей, что он за всех молится, и посылал шахское письмо со своим переводом.
Спрашивал шах про Марину, хороша ли она лицом и сколь хороша, молода ли она и сколь молода и горячие ли у нее руки. Прислал подарок – не то скипетр, не то погремушку из слоновой кости с зеркальцами.
– Надо ехать, – сказал Иван Мартынович Заруцкий.