Людзик затрясся от негодования.
- Прибавить несколько злотых, потом весной опять несколько злотых, до чего же это дойдет? Я сам отсоветовал Вольскому, сказал ему, что уступать нельзя! Стоит только раз уступить, потом уж с ними никто не справится. К тому же одно дело, если бы пришел один или другой, попросил бы… Но ведь это организованная кампания, ор-га-ни-зо-ванная! Все деревни! Начнется с прибавки за плоты, а чем кончится?
Сикора тихонько зевнул и налил себе новую рюмку.
- Тоже ваша забота…
- А разумеется, моя! Что вы думаете, я собираюсь вековать в этой дыре? Я и в другом месте сумею что-нибудь сделать! А если окажусь никуда не годным, меня так и сгноят здесь! Да и, кроме всего, это же серьезное дело, мы скомпрометируем себя, и что тогда будет?
- Вековать… Если вы будете так горячиться, то от избытка усердия не то что вековать, а и совсем здесь останетесь. Впрочем, не были б вы таким усердным, так и вовсе сюда не попали бы. Усердие не всегда полезно, вы это хорошо знаете.
Людзик мрачно взглянул на начальника.
- Вы тоже сюда не по своей охоте приехали…
- Разумеется, не по своей охоте… Но я-то по крайней мере знаю, за что. Пил, ничего не поделаешь. В городе пить неловко, а в деревне можно. А водка всюду одинаковая. А вы что? Усердствовали, на нашивки рассчитывали, а получили Полесье. Да, да. Можно и в усердии пересолить.
Он снова налил рюмку. Его глаза покраснели. Он оживился.
- Если купцов маленько прижмут, ничего страшного не будет. Что мне купцов жалеть?
- Вы прекрасно понимаете, что тут дело не в купцах. Только не хотите понять. Потому что…
Людзик вовремя проглотил просящееся на язык оскорбительное замечание. Однако Сикора понял, но и не подумал обижаться.
- Потому что боюсь? А конечно, боюсь. В городе не боялся, а здесь боюсь. Могут вилами заколоть или еще что, вот я и боюсь. Да и к чему все это? Разве что вы их всех здесь искорените, а иначе все равно порядка не будет. Но они, как пырей: выпололи его, сожгли, а он опять растет. Крепкий народ, дорогой мой, крепкий народ. Зубами за эти свои болота держится.
Он опрокинул еще рюмку и грустно поглядел на пустую бутылку.
- Все… у тебя там нет еще, Зося?
- Нет. Хватит с тебя.
- А откуда ты знаешь, что хватит? Откуда ты можешь знать, что аккурат - хватит? А может, как раз мало?
Комендантша пожала плечами и стала убирать со стола. Он следил за ее движениями и пытался поймать взгляд Людзика. Но тому и в голову не приходило глядеть на Софью.
- Так что же вы собственно собираетесь делать?
- А что мне делать? Подождем, посмотрим… А сейчас я собираюсь лечь спать. Устал я сегодня, а собственно отчего? - вдруг задумался он, уже совершенно пьяный.
- Ложись, ложись, тебе самое лучшее выспаться.
Сикора подозрительно взглянул на жену.
- А ты что будешь делать?
- Вымою посуду и тоже лягу.
- Ну, разве что так… А вам я тоже советую поспать, дорогой мой… Целыми днями гоняете бог весть где, а поспать очень полезно. Отоспится человек, и сразу в голове яснее становится.
- Мне еще надо сходить в деревню.
- Ну, раз вам охота, почему не сходить, - зевнул комендант и, потягиваясь, встал.
Полицейский вышел. Он чувствовал, что все окрестные деревни охвачены заговором, что заговор притаился у плетней, что мужики обмениваются условными знаками, что впервые с тех пор, как он здесь, происходит нечто, охватившее не одну деревню, а все деревни вверх и вниз по реке, все болотные поселки, захлестнутые петлей вод. Его бесил Сикора. Что тут поделаешь, какой здесь может быть порядок, если этаких Сикор много?
Он ничего не узнал и вечером. Никто ни о чем не знал, не было и следов сговора, никто никого не уговаривал, никакие слова сказаны не были. Людзик, как перед глухой стеной, стоял перед этой твердой мужицкой волей, будто стихийно возникшей во всех деревнях сразу. И ему пришлось признать, что лучше уж идти по старому следу - гнаться за Иваном, чем ловить за хвост несколько сорок сразу.
А между тем Игнатий Вольский в Синицах, Абрам Розен во Влуках и Моисей Окренцик в Руде придумали новый способ. Не хотите - не надо. Обойдемся. Раньше они вечно ссорились и грызлись как конкуренты, вдобавок Вольский был поляк и католик, а остальные евреи, но сейчас они легко нашли общий язык.
Ранним утром из Синиц выехала подвода и вернулась поздно вечером, набитая людьми.
- Раньше-то им ходить с плотами не приходилось, вот в чем трудность. Но ведь и не бог весть какое умение требуется.
Купец всматривался в сухие, изможденные лица. Это были мужики из Зеленок. Одежда висела на них, словно на скелетах, несло прелыми онучами.
- Слабы…
- Что ж с того? Поедет их больше, справятся, - успокаивал чернявый подросток, племянник Розена.
- Сколько ж их?
- Я привез этих восемь человек, а к утру придут остальные. Я велел оповестить по всем избам, к утру здесь будет толпа.
Купец отозвал паренька в сторону.
- Почем договорился?
- По двадцать.
- И согласились?
- Конечно, согласились. Наверно, и по десять бы согласились, да я не догадался…
- Надо, чтобы они двинулись все вместе. И ша! Тихо! Чтобы никто не узнал раньше времени.
Но кому надо было, - узнали. Около полуночи в сарае Вольского, где спали на сене пришельцы, тихо скрипнули ворота.
- Эй, спите?
От слабого света фонарика по стенам сарая заплясали три тени. Мужики из Зеленок, протирая глаза, приподнялись.
- Вставайте. Уходите.
- Это куда же?
- По домам! Вон!
Худой, длинный, как жердь, парень, встал, отряхивая с лохмотьев клочки сена.
- Это почему так?
- Вы договорились идти с плотами?
- Договорились.
- Так вот: вы не поплывете.
- Почему же?
- Потому что не поплывете. Вы откуда?
- Из Зеленок.
- Из Зе-ле-нок… - протянул мужик. - Так это вас в прошлом году градом побило?
- Нас.
Трое пришедших переглянулись.
- Да-а… Ну, ничего не поделаешь. Тут, видите, дело такое…
Восемь исхудалых лиц склонились к говорившему в напряженном внимании.
- Давали тридцать злотых. Тридцать злотых на двоих. Сколько ж это выходит? Две недели надо сплавлять плоты, да потом еще домой ворочаться. Это и по злотому в день не выйдет.
- Деньги большие… - вздохнул кто-то из зеленковцев.
- А сколько он за лес получит? Видели, какой дом себе построил, видели, как у него там все в доме? Теперь мы требуем по сорок злотых. Сорок - не то никто не пойдет. Вот он и привез вас. Еще и другие должны подойти?
- Должны. Они там уже с полдня идут. К утру здесь будут.
- Никто не поплывет.
- Как же это так?
- Или добровольно по домам, или…
- Сорок злотых… Боже милостивый!..
- Вы ведь раньше никогда с плотами не ходили?
- He ходили. Мы от реки далеко, кто же нас возьмет? Были, которые поближе. Ну, что делать, раз уж так выходит…
- Все градом побило. Правду сказать, так нечего было и побивать. Деревня-то у нас на песке, а вокруг опять же болото. Так оно мало что и растет. А что было - все пропало. И не сеяли этой весной, ни один.
- Так как же?
- Люди по миру пошли, только бы пробиться как-нибудь. Вон как на нас рубахи висят. А дома еще хуже. Ребятишки на печках лежат, с голоду пухнут. Старики, какие были, все перемерли…
На мгновение в сарае стало тихо.
- Да, что ж поделаешь… Приехал он, говорит - по двадцать злотых на двоих. А кто у нас когда двадцать злотых видел? Мы и думали…
- Ничего не поделаешь. Иначе быть не может.
Худой парень кивнул головой.
- Что ж, раз не может, значит, не может. Так мы, значит, брат, сейчас и соберемся, пока купец спит. Ладно и то, что вечером поесть дали.
Они возились в сене, покряхтывая, вставали.
- Только потише, а то как бы кто не услышал.
- Кому услышать, все спят. Мы вас ближней дорогой выведем, тропинками, зачем вам городом идти?
- Конечно.
- А наши, наверно, уже лесами идут.
- И им окажите, чтобы заворачивали. Чтоб ноги ничьей тут не было! Мы тут еще с дедов-прадедов плоты сплавляем.
- Это верно, верно.
- А если все хорошо кончится, мы уж кого-нибудь к вам спосылаем, когда купец задаток даст. Чтобы и вам не так уж обидно было.
Они осторожно выходили при слабом свете закопченного фонаря и растворялись во тьме звездной осенней ночи, тихой, безмолвной, стелющейся по земле запахом вянущих листьев.
Утром, едва начало светать, купец разбудил паренька.
- Остальных что-то еще не видно.
- Придут, придут. Медленно идут, а идти далеко. Но придут обязательно.
Купец вышел во двор. Открытые ворота сарая слегка покачивались, обнаруживая перед его изумленными глазами пустоту.
- Убежали? Как это могло случиться?
- Видно, ночью ушли.
- Надо было запереть сарай, стеречь.
- Устережешь, как раз! Их уже кто-то взбунтовал, теперь из этих твоих Зеленок ничего не выйдет!
Чернявый паренек удивленно качал головой.
- Так обрадовались! Сейчас же согласились и не спрашивали, что и как.
- Зато тут им, видно, кто-то растолковал, что и как! Добрым словом, а то и кулаком по башке! Остальные тоже не придут!