Кассир скрючился, невидящими глазами глядя на облако пыли на липовой аллее, поднятое последней подводой, уже сворачивающей к парому.
Глава XI
Еще не успели в деревне толком обсудить ярмарку во Влуках, после нее прошло всего два дня, как произошло новое событие. С утра грянула весть, что приезжает комиссар. Крестьяне толпились перед избами и оживленно судачили.
- Что это опять затевается?
- Наверняка ничего хорошего.
- Говорят, что новые налоги установят.
- Э?
- Уж не знаю, а только так говорят.
- Вроде и правильно говорят, а то зачем бы комиссару приезжать?
- Так разве комиссар налогами занимается?
- А чем ему заниматься?
- Что же, еще налогами обложат?
- Кто их знает?
- Вечно только плати и плати, а какая польза?
- Ведь только что платили.
- Да и не один раз!
- Этот самый, знаете, маленький такой, опять заходил, говорил, что, мол, не уплачено. Уплачено, говорю. А где квитанции? - спрашивает. А разве я знаю, где квитанции? Ребятишки куда-то затащили, что ли… На что прятать квитанции? Раз правильно заплачено, значит, точка.
- И я на этой неделе заплатил.
- За что?
- Да разве я знаю, за что? Он мне показывает бумажку, там, мол, все написано. А я неграмотный, откуда мне знать? Да и по-польски же написано, и не разберешь…
- Все плати, плати, плати, будто есть из чего…
- Да хоть бы у тебя фабрика денег была, и то не хватило бы.
- Ох, нет, не хватило бы.
- А теперь опять приезжает какой-то!
- Новая беда народу…
Мультынючиха, подав знак мужу, выскользнула из толпы. Он неохотно пошел с ней за угол избы.
- Ну, что?
- Слушай, раз так, может, лучше мне вывести поросенка из хлева?
- Куда ж ты его денешь?
- Да хоть бы в яму за конюшней… Не пойдет же он туда искать!
- Ну что ж… может, так и лучше.
Мультынюк вернулся к толпе разговаривающих, но она уже быстро таяла. То и дело кто-нибудь отделялся и исчезал в своих хозяйственных постройках. Зато усиливалось движение на задах изб и конюшен. Прятали поросят, выводили мелких, тощих овец. Паручиха вынесла в ветлы обвязанную лозой охапку нечесаного льна. Павел с тревогой думал о коровах.
- Ольга, может, послать кого сказать, чтобы не гнали коров в деревню?
- Я сбегаю, - с охотой предложил Владек.
- Что ж, сбегай. Скажи там Семке и остальным, пусть сидят на выгоне, пока мы не дадим знать.
- А лошадей?
- И лошади пусть остаются на выгоне. Только ты не успеешь и туда и сюда слетать.
- Васылько пойдет.
- Вот и ладно. Пусть сидят хоть всю ночь. Теперь еще тепло, не замерзнут.
Около полудня на дороге появилась бричка и остановилась перед домом старосты. Там уже ожидали, как было велено, деревенские власти и делегаты.
Комиссар, светлый блондин, высокий и представительный, быстро вошел в избу, едва не стукнувшись головой о притолоку. За ним семенил еще какой-то чиновник, видимо его помощник.
Староста вежливо кланялся, но глаза у него тревожно бегали, особенно когда на столе очутился коричневый туго набитый бумагами портфель. Мужики озабоченно переглянулись. Комиссар вытащил бумаги, разложил их на столе. Помощник вынул из кармана самопишущую ручку.
- Гляди, гляди, - зашептали в толпе, - без чернил пишет!
- Э, без чернил! Чернила, видать, в середке…
- Как это может быть, в середке? Пустяки говорите!
- И вправду пишет!
- Во, господские штучки!
Они умолкли, так как комиссар поднял голову.
- Деревня пользуется сервитутами, да?
Мужики тревожно переглянулись.
Староста искоса заглянул в бумаги, но ничего не понял.
- Ишь, с сервитутов начинает, - шепнул кто-то у дверей.
- Хитрая бестия!
Комиссар выждал с минуту.
- Так как же с этими сервитутами?
Староста открыл было рот, но Пильнюк предупредил его:
- Сервитуты, конечно, есть, как же без сервитутов? Есть…
- Есть, есть, как же, - подтвердили остальные.
- Сколько земли у вас по сервитутам?
В избе воцарилось гробовое молчание.
- Это земли-то? - удивился Семенюк.
- Земли-то нисколько нет, - разъяснил староста.
Комиссар нетерпеливо пожал плечами.
- Как же так, вы же сами говорите, что сервитуты есть?
- Да сервитуты-то есть, как же без них?
- Ну так, значит, как же?
- Ну, на землю, на нее сервитутов нет. А только на выгон.
- И на луга.
- Ну вот, именно! Так сколько же у вас всего по сервитутам?
Мужики снова переглянулись. Вот где зарыта собака. Налоги за сервитуты, наверно, будут насчитывать с гектара.
- Говори, Павел!
- Говори ты, Кузьма!
- Староста пусть говорит…
- Э, что староста знает! Говори, Саша!
Подталкиваемый несколькими руками, Пильнюк выступил вперед.
- Как сказать? За рекой вроде пастбище… Ну, там немного… Опять же конского выгона клочок…
- Ну ладно, у меня здесь есть карты, только неразмеченные. Сколько всего?
Пильнюк лихорадочно производил про себя деление. Подсчитывал и делил. Мгновение колебался.
- А всего… Всего по сервитуту будет… двести гектаров.
Застывшая в напряжении толпа облегченно вздохнула.
- Двести, двести, - торопливо подтвердил староста, а за ним и остальные.
- Пишите, пожалуйста, - обратился комиссар к помощнику.
И все глаза снова обратились на странный предмет, на самопишущую ручку, которая быстро забегала по бумаге, оставляя на ней ровные ряды букв.
- Так, стало быть, двести гектаров…
Помощник торопливо писал, покусывая нижнюю губу.
- Ну, так я вам теперь прочту, а потом вы подпишете.
Он читал медленно, ясно, но мужики и не думали слушать. Вот хитрец этот Пильнюк! Ишь ведь что вывез - двести!
- Я полагаю, вы довольны, что этот вопрос, наконец, будет разрешен, - благожелательно сказал комиссар.
Мужики опустили глаза, чтобы скрыть хитрый блеск радости. Еще бы недовольны! Ох, и хитрый же этот Пильнюк! Умен, ничего не скажешь, умен! А комиссар-то! Вроде и ученый, а сразу поверил!
Первым подписался староста, вслед за ним и остальные. Как кто умел. Были такие, что могли подписаться даже и польскими буквами, другие по-украински, а некоторые и крестиками. Как кто умел.
Комиссар складывал бумаги и спрашивал, как проехать в усадьбу.
- Я всегда предпочитаю сперва договориться с крестьянами, - говорил он старосте. - А в усадьбу потом. Тогда уж знаешь, чего держаться.
Староста внимательно поглядел на него.
- Да, да… Я ведь сам родом из деревни, - сказал комиссар и погладил всклокоченную головку Старостиной внучки, вертевшейся около брички.
- Из деревни, - насмешливо пробормотал Семенюк, когда лошади тронулись по направлению к усадьбе.
- Смотри-ка, вроде и ученый, а сразу поверил…
- Хо-хо! Пильнюк - он всякого проведет!
- Мужики! А ведь о налогах-то он ничего не говорил?
- Не такой он дурак, чтобы сразу говорить. А вот поедет в город, запишут в книжки, да и пришлют бумажку - плати!
- Ну и Пильнюк, вот голова-то!
- У меня аж дух захватило, как услышал!
- Я сразу сказал: пусть, мол, Пильнюк говорит!
- Ловко придумал! А вылез бы какой дурак, и что бы было?
- Ну ладно, удалось…
Они расходились, довольные. Женщины тащили обратно в избы поросят и овец. Владек вторично понесся на выгон, предупредить, что можно возвращаться в обычное время. А солнце уже клонилось к закату, и пастухи стали загонять коров к реке. Голодный скот, который едва мог ущипнуть что-нибудь на вытоптанном, тощем лугу, пестрым стадом теснился у брода. С плеском и хлюпаньем входил в реку. Пастухи подгоняли его резкими окриками, тогда он вдруг бросался бегом, из-под копыт разбрызгивая фонтаны. Вся скотина не помещалась на узкой песчаной отмели, выступавшей почти на поверхность воды; коровы, теряя почву под ногами, пускались вплавь, погружаясь по шеи в воду. С шумом и плеском они выбирались на берег, шли всем стадом вверх, к деревне, и там уже разъединялись, сворачивая поодиночке на свои дворы.
- Ольга! Скотина идет! - заорал маленький Петрик, и девушка кинулась открывать ворота. Вбежали четыре худые коровы и сразу стали оглядываться в поисках еды. Одна схватила вязанку соломы, брошенную возле хлева.
Ольга вынесла из избы оцинкованное ведро и подошла к коровам.
- Ну, Пеструшка, Пеструшка, стой, стой…
Она присела, поставила между коленями ведро и потянула за соски. Тоненькая струйка молока зазвенела по жести. Но Пеструшке надоела солома, и она двинулась дальше. Ольга, едва успев схватить ведро, побежала за ней. Корова остановилась у забора.
- Пеструшка, да стой же…
Кустики сорной травы, торчащие по ту сторону забора, задержали корову на несколько минут. Но закончить доение все же не удалось - она опять отправилась на поиски.
- Вот упрямая! Хоть бы минуту постояла! Сколько набегаешься, пока ее выдоишь!
Ольга ходила с ведром за коровами, а они бродили по всему двору в поисках чего-нибудь съедобного. Наконец, ей удалось выдоить последнюю. На дне ведра белело кварты полторы молока.
"Могла бы и мать подоить хоть одну. И спина и ноги заболят, пока их всех выдоишь", - сердито подумала девушка, внося ведро в сени.
В сенях возился Петрик. Он связывал лыком деревянные крылья маленькой ветряной мельницы.
- А где же отец?
- Опять пошел к старосте.
- К старосте? А зачем?
- Не знаю…
С улицы прибежал Семка.