Переписка с М.А. Алдановым - один из самых крупных корпусов эпистолярия Г.В. Адамовича. И это при том, что сохранились лишь письма послевоенного периода.
Познакомились оба литератора, вероятно, еще в начале 1920-х гг. и впоследствии оба печатались по преимуществу в одних и тех же изданиях: "Последних новостях", "Современных записках", после войны - в "Новом журнале".
Оба симпатизировали друг другу, заведомо числя по аристократическому разряду эмигрантской литературы - небольшому кружку, границы которого определялись исключительно переменчивыми мнениями людей, со свойственной им борьбой амбиций, репутаций и влияний.
Публикация данного корпуса писем проливает свет на еще одну страницу истории русской эмиграции, литературных коллизий и крайне непростых личных взаимоотношений ее наиболее значимых фигур
Предисловие, подготовка текста и комментарии О.А. Коростелева.
Из книги "Ежегодник Дома русского зарубежья имени Александра Солженицына, 2011". С. 290–478.
"…НЕ СКРЫВАЙТЕ ОТ МЕНЯ ВАШЕГО НАСТОЯЩЕГО МНЕНИЯ": ПЕРЕПИСКА Г.В. АДАМОВИЧА С М.А. АЛДАНОВЫМ (1944–1957)
Предисловие, подготовка текста и комментарии О.А. Коростелева
Олег Коростелев. Предисловие
Переписка с М.А. Алдановым - один из самых крупных корпусов эпистолярия Г.В. Адамовича. И это при том, что сохранились лишь письма послевоенного периода.
Познакомились оба литератора, вероятно, еще в начале 1920-х гг., но об этом в переписке ничего нет, ранние письма утрачены вместе со всем довоенным архивом М.А. Алданова.
Об их возможных взаимоотношениях в самые первые годы эмиграции говорить трудно за неимением свидетельств, однако к 1927 г. они наверняка были не только знакомы шапочно, но и вступали в контакты по литературным делам. Не могли они не встречаться, к примеру, в редакции "Дней", где Алданов руководил литературным отделом. Адамович сотрудничал в "Днях" с октября 1927 по июнь 1928 г., печатая одну-две статьи в месяц.
И впоследствии оба печатались по преимуществу в одних и тех же изданиях: "Последних новостях", "Современных записках", после войны - в "Новом журнале".
В последние годы их встречи были уже постоянными. В воспоминаниях "Мои встречи с Алдановым" Адамович писал, что во время приездов в Ниццу они "встречались раза два или три в неделю в маленьком кафе на площади Моцарта. <…> Литературные наши разговоры почти всегда кончались Толстым и Достоевским" .
Оба симпатизировали друг другу, заведомо числя по аристократическому разряду эмигрантской литературы - небольшому кружку, границы которого определялись исключительно переменчивыми мнениями людей, со свойственной им борьбой амбиций, репутаций и влияний.
Впрочем, безоговорочным профессионалом и почти классиком Алданов слыл больше среди эмигрантов старшего поколения, преимущественно из окружения "Современных записок", где он был одним из главных авторов, на которых журнал строил свою литературную политику . Парижские прозаики из младшего поколения склонны были считать Алданова скорее эпигоном (впрочем, некоторые из них охотно записывали в эпигоны и Бунина ).
К Адамовичу, которого они наряду с поэтами признавали своим духовным лидером, не раз приставали с недоуменными вопросами: действительно ли он считает Алданова большим писателем или одобрительно отзывается о нем исключительно из вежливости и политкорректности. Адамович отшучивался как мог и как мог защищал Алданова от нападок молодежи.
Сомнения были небеспочвенны, Адамовичу за долгую карьеру критика нередко приходилось соблюдать политес и писать не совсем то, что он думал. Его ближайшее окружение прекрасно это понимало и стремилось читать его статьи между строк .
Но об Алданове Адамович отзывался высоко вполне искренне и долго не мог убедить своих младших коллег, что в данном случае не кривит душой. В.С. Яновского он шутливо учил правилам литературного этикета в письме от 7 июля 1946 г.: "Алданова тоже не обижайте, и будет у Вас жизнь легкая, а через двадцать лет prix Nobel" . И позже поддразнивал его в ответ на негативные отзывы: "Алданов - очень хороший писатель, лучший, какой в России был после Толстого или даже до него" .
В том же духе Адамович писал и Варшавскому 9 мая 1953 г.: "Вы меня возмутили и разозлили дерзкими нападками на моего любимого автора во всей русской литературе - М.А. Алданова. Конечно, "сами все знаем, молчи!" Но если бы Вы помнили, какой это грустный, умный, милый и вежливый человек, то разделили бы мое к нему пристрастие" .
В письмах к людям старшего поколения отзывы оставались неизменно высокими. Так, 1 ноября 1952 г. Адамович писал А.А. Полякову: "У меня к Алданову слабость - и как к человеку, и как к писателю. Первое - всем понятно, второе - многих удивляет. Но, по-моему, он очень хороший писатель, пока не пускается в поэзию (любовь или природу). Полная противоположность Бунину" .
Моральный авторитет Алданова был для Адамовича непререкаемым. Весьма щепетильный во всем, от политики и общественных дел до бытовых мелочей, Алданов был известен в эмиграции тем, что ни разу ни с кем не поссорился и не сделал ни одного необдуманного поступка. Адамович этим похвастаться никак не мог, но искренне завидовал. 21 сентября 1945 г. Адамович писал Алданову: "Без капли лести, Вы для меня единственный человек - плюс М.Л. Кантор, - у которого я не могу даже в воображении заподозрить греха".
С Алдановым Адамович не раскрывался настолько, как, например, в переписке с Бахрахом, с которым охотно обсуждал сплетни, зубоскалил и вполне мог рассказать не слишком приличный анекдот. Джентльмен до мозга костей, Алданов попросту не понял бы такого панибратства. Поэтому тон Адамовича в письмах к нему все же во многом светский, как оставался он светским почти во всей его переписке, за редкими исключениями совсем уж близких друзей. Однако отношения Адамовича с Алдановым при всей их внешней светскости можно назвать дружескими.
Сам Алданов, вероятно, вообще никогда не раскрывался, т. е. был именно таким, каким и выглядел в письмах - застегнутым на все пуговицы. Его политес был врожденным, а не напускным, он так думал и только потом уже так говорил. Адамович часто говорил не то, что думает, и в письмах (по требованиям этикета и из светских манер), и особенно в статьях (подчиняясь литературной политике, из боязни задеть, обидеть, необходимости поддержать и т. д.). Понимая это, Алданов просит Адамовича писать ему более искренно, но Адамовича особо просить не приходится, он и впрямь в переписке с Алдановым пишет то, что думает, высказывает по преимуществу свое настоящее мнение, пусть и смягчая его постоянными оговорками, нередко спорит, вежливо, но твердо (по поводу Блока, в частности, полемика тянулась годами, но Адамович упорно не желал уступать Алданову кумира своей юности).
Одна из постоянных тем переписки - состояние стареющего Бунина, которого оба нежно любили со всеми его причудами (отчасти даже именно за эти причуды). А после смерти Бунина оба особенно остро ощущали, как стремительно сужается их круг, который еще совсем недавно, до войны, казался таким основательным и постоянным.