Последние слова относились к младшему брату Сухана Скупого, помогавшему баю в торговле. Тот кивнул: понятно, мол. Тогда Сухан Скупой поднялся и пошёл к выходу. Проходя мимо Мурада-ага, поманил его за собой.
Там, где кончились лавки, между торговым рядом и сараем стояла камышовая мазанка - чайхана. К ней и направился Сухан Скупой. "Неужто в чайхане будем разговаривать? - несказанно удивился Мурад-ага. - Ведь такого ещё в жизни не было, чтобы бай угостил бедняка чашкой чая за свой счёт!". Но удивление Мурад-ага было преждевременным. Сухан обогнул чайхану, подошёл к глухой стене мазанки, сел на корточки, откашлявшись, сказал:
- Ну-ка, садись.
Мурад-ага опустился рядом.
Расчёсывая пятернёй бороду, бай спросил:
- Когда приехал?
- В село или на базар? - не понял Мурад-ага.
- В село.
- Вечером приехал. А сюда - недавно.
- Значит, ты был в селе?
- Да. С пастбища - прямо в село. Так мне передали.
- А тебе не передавали, зачем я тебя вызвал?
Мураду-ага не хотелось первому затрагивать щекотливую тему, и он покривил душой.
- Ничего ясного я там не слышал. Передали мне, что вы на базаре и велели за вами ехать. Вот я и приехал, не задерживаясь.
- Хм… Значит, так ничего и не слышал? Ну, не беда… Дело в том, что один человек… Словом, сваты к тебе приезжали, дочку сватать. Потому и пришлось тебя вызвать. Дочь - твоя, ты - отец… Что ты ответишь?
Мурад-ага помолчал, собираясь с духом, и спросил:
- А что за люди сватают? Вы их знаете?
- Очень хорошо знаю! Большая семья и богатая. Пятеро братьев, у всех достаток хороший, и родом они не кулы.
- Который же из братьев хочет жениться? Младший?
Сухан Скупой несколько замялся.
- Видишь, какое дело… Будь он холост, сам понимаешь, к вам бы не обратились. Но - человек хороший… Как я понял, сватают не для старшего, а который за ним - для пего. Второй по старшинству. Он так же богат, как и старший.
Сухан-бай мог бы сказать своему чабану, что Узук сватают для человека, которому уже за сорок, он не очень хорош внешностью и крут нравом, у него было две жены, младшая умерла в прошлом году… Это и ещё кое-что мог рассказать Сухан Скупой. но он предпочитал говорить другое.
- Я тебя очень ценю, Мурад. Не говорил тебе об этом, но в душе уважал тебя. С тех пор, как ты стал у меня пастухом, овцы, чтоб не сглазить, приумножились. Ты не думай, что я этого не вижу и не ценю твои труды. Люди говорят, что я… э-э-э… бережливый. Конечно, я не люблю пускать добро по ветру. Но всё время я думал сделать что-нибудь хорошее для тебя, такое, чтоб тебе на всю жизнь память была. И так я прикидывал, и этак и вот - случай подвернулся: Бекмурад-бай попросил посоветовать, где найти хорошую девушку на выданье. Я сразу же подумал о вашей семье и сказал Бекмурад-баю, что найду невесту для его брата. Ты думаешь, Мурад, это малая ответственность - породнить бая с бедняком? Большая ответственность. Но я решился взять её на себя. Я сказал себе: "Вот случай, чтобы сделать Мураду незабываемое добро, посадить ему на голову птицу счастья - хумай. Когда он породнится с Бекмурад-баем, о чём ещё мечтать останется? Небесное желание человека на земле исполнилось! В шелка одеваться будет, в масле купаться…
Мурад-ага слушал вкрадчивую речь Сухана Скупого, прерываемую кашлем и утробными вздохами, и думал, как бы это ему набраться решимости для ответа. За двадцать лет чабан хорошо изучил алчную натуру бая, про которого говорили, что он "до ветру пойдёт - и то под себя смотрит: нельзя ли употребить вдело". Ни о каком добре для ближнего Сухан Скупой даже во сне не помышлял. Но сейчас Мураду-ага казалось, что бай не такой уж плохой человек, может, он и вправду заботится о семье Мурада, хочет сделать, как лучше.
- Когда я сказал Бекмурад-баю о девушке, - продолжал между тем Сухан Скупой, - тот заколебался: семья, мол, нищая. Но я уверил его, что Мурад, то есть ты, человек честный и работящий, а девушка на наших глазах выросла. Он и согласился. А теперь ты решай. На твою голову птица хумай села. Она один раз в жизни прилетает к человеку. Не сумеешь поймать - больше случая не представится. Но ты человек благоразумный, я тебя знаю. Говорят богатому - благо, бедному - не счастье. Ты можешь стать богатым. В семье Бекмурад-бая любой сундук открои - неё доверху полны золотом и серебром. И среди такого богатства суждено жить вашей дочери. Вах! Кто возится с мёдом, тот облизывает пальцы. Ваша дочь будет облизывать, а вы - тоже. Приедет она к вам в гости - шесть золотых привезёт. Ещё раз приедет - ещё четыре. На третий раз - пять желтячков. Вот вам и обеспечено пропитание на целый год, а то, что ты как пастух зарабатываешь, целеньким останется. Через полгода я дам тебе несколько овец. Они станут основой твоего благосостояния. Будут они умножаться из года в год, а там, глядишь, целое стадо получилось. Хочешь - возле аула паси, хочешь - в пески гони, а то найми себе чабана, а сам дома сиди, чай пей или торговлей заняться можно… Ты слушай мои слова - понял, откуда приходит богатство, как оно открывает твою дверь?
- Придёт к нам богатство или нет, я не знаю, но ваши слова я понял, - хмуро ответил Мурад-ага, не поднимая головы.
- Да ты что! - изумился Сухан Скупой. - Богатство через твой порог перешагнуть хочет, а ты не видишь, дверь держишь?
- Что такое богатство? - вздохнул Мурад-ага. - Большая часть нашей жизни уже прошла, осталась меньшая часть. Зачем нам богатство? Не оно нас волнует, а то - доведётся ли увидеть счастливой нашу дочь.
Сухан-бай доверительно наклонился к чабану.
- Все желают этого, дорогой, разве ты один. Хорошо будет твоей дочери в семье Бекмурад-бая. О вашей дочери я забочусь, как о своей собственной, никакой разницы между ними не делаю. Если обижать её начнут, я первый на защиту встану. - Сухан-бай, кряхтя, почесал спину о стенку чайханы и закончил: - Ну, что скажешь? Думай быстрее, а то меня ещё в лавке дела ждут.
- Кто же думает жениться? - спросил Мурад-ага, так и не решившийся на окончательный ответ.
- Сказал тебе: второй по старшинству брат.
- Он, наверно, не очень молод?
- Наверно, не очень, молодой к тебе не обратился бы. - раздражённо сказал Сухан-бай и сунул в рот кончик бороды.
- А своя семья у этого брата есть?
- Детей нету у него… А жена… кажется, есть одна. Да тебе-то что от этого?… Ну, отвечай!
- Что я могу ответить? Дочь у нас ещё молодая, замуж ей рано… Зачем говорить о сватах? Да и… вы сами знаете…
- Брось. Мурад, хитрить. Кто станет ждать совершеннолетня дочери, когда богатый жених пришёл! Чем скорее ты её пристроишь, тем спокойнее для тебя, хлопот меньше. Девушка, что бабочка, раскрыл ладони, отпустил её на волю - и лети себе на здоровье.
- Насчёт беспокойства вы верно сказали, да ведь родная дочь-то… Как её выбросишь? Сердце не позволяет.
Сухан-бай рассердился, но сдерживая раздражение, снова заговорил о тех благах, что ожидают семью Мурада-ага, если он согласится на замужество дочери. Говорил он долго и красноречиво, а убедившись, что слова не производят на пастуха никакого впечатления, дал волю гневу. Вырвав из рук Мурзда-ага палочку с гвоздём на конце, которой погоняют осла, он зло воткнул её в твёрдую землю.
- Подумай, Мурад! Вспомни, с кем ты разговариваешь! Я с ним советуюсь, как с человеком, а он… Место своё знай, вот что! Ты взгляни на себя, взгляни на людей, которые с уважением пришли к тебе. Они - кто?… А ты - кто?… Не ради тебя, ради меня пришли почтенные люди в твой дом. Они меня уважают, потому и пришли, а так они даже не посмотрели бы в твою сторону. Понять это надо, надо шевелить мозгами, а не ушами…
- Правду вы говорите, - покорно согласился Мурад-ага. - Мы знаем, что только из уважения к нам пришли сваты в наш дом. Но дочь паша молода, годик-другой может подождать. Да и мать её одна останется, помочь ей будет некому. Я вот поеду сейчас, с матерью посоветуемся, что она скажет, а тогда…
- Настоящий мужчина в таких делах с женщиной не советуется. Где советчица женщина - там толку не жди. Отцы наши и деды мудрые были, говорили: "Где волосы длинные растут, там ума совсем мало". Они знали, что говорили.
- Верно вы сказали. Только, что ни говори, а мать есть мать: она родила дочь, кормила, вырастила её… Я ведь всё время в песках с отарой. Пусть и мать скажет своё мнение. Я так думаю, Сухан-бай.
- Выкормила?! - вскипел Сухан Скупой. - Кто её кормил? Чей хлеб едят отец и мать? Чей ты хлеб ешь, не мой ли, уже двадцать с лишним лет? На моём хлебе дети твои выросли, а ты, как свинья: "Обед твой съем, а в миску нагажу". Так, что ли? Ты меня лягаешь в лоб, как зажиревший осёл своего хозяина. Но мы ещё посмотрим, кто кого больнее лягнёт? Ты ещё взвоешь, когда твою дочь на крупе копя увезут!
Привлечённые криком, появились любопытные: что такое случилось? Кричать в деловом разговоре на базаре вообще не солидно, позорно для уважающего себя человека, и Мураду-ага было очень неловко. Правда, люди близко не подходили, но они всё равно слышат вопли расходившегося торговца халатами. А Сухану Скупому было наплевать на всё. Он не знал, что такое стыд. Но тем не менее, бросив сердитый взгляд на любопытных, он понизил голос.
- Что же ты молчишь? Позор! В таких делах отец с матерью на яшули полагаются, а вы, значит, не уважаете меня. Столько времени ел мой хлеб, а доводишь меня до такого позора. Ай-я-яй, Мурад… Не знал я, что нет в тебе благодарности, не держал бы у себя такого чабана… Люди мне доверяют, едут свататься, а теперь я должен сказать, что родители невесты не согласны? Это у змеи два языка, а у меня один. Если я сказал "да", как завтра скажу "нет"? Стыд и срам на мою седую бороду! Что люди скажут? Ай-я-яй!..