- Как ни странно, не все. Многие осторожничают, не хотят показать, на чьей они стороне. Многие из новых поддерживают Суллу. Среди моих друзей есть и люди благородного рождения, и новые волки в стае. А есть еще народные трибуны, которые кричат, что политика их не интересует, и голосуют от себя, хотя и так всем ясно, что они отдадут голоса за удешевление зерна или новые права для рабов. Но поскольку у них есть право вето, их нельзя игнорировать.
- Значит, они могут возразить против моей кандидатуры?
Марий хмыкнул:
- Перестань так нервничать! Трибуны не голосуют по внутренним вопросам вроде принятия новых членов. Только по городской политике. А если и так, покажите мне того, кто отважился бы голосовать против, когда мои тысячи стоят прямо на Форуме. Сулла и я - консулы, верховные главнокомандующие всей военной мощью Рима. Мы управляем сенатом, а не наоборот.
Марий улыбнулся, довольный собой, и приказал принести вина. Ему налили полный кубок.
- А что будет, если ты в чем-то не согласишься с сенатом или с Суллой? - спросил Гай.
Марий фыркнул в кубок.
- Не так уж редко это бывает! Люди выбирают сенаторов, чтобы те создавали законы и следили за их выполнением - и строили империю. Кроме того, из сенаторов назначают важные посты - эдилов, преторов и консулов. Мы с Суллой стали консулами, потому что люди отдали за нас голоса, а сенат этого не забывает. Консул может запретить любой закон, и его немедленно снимают с обсуждения. Сулле или мне достаточно просто сказать: "Вето", и дебаты откладывают на весь год. Точно так же мы можем ставить палки в колеса и друг другу, хотя так бывает нечасто.
- А как сенат ограничивает власть консулов? - заинтересовался Гай.
Марий сделал большой глоток вина и с усмешкой похлопал себя по животу.
- Они могут проголосовать против меня и в принципе даже снять с поста. Однако на практике мои союзники и клиенты не допустят этого, так что власть консула практически неприкосновенна.
- Ты говорил, консула выбирают только на год, а потом он должен уйти с поста, - сказал Гай.
- Для сильных людей законом можно частично пренебречь. Каждый год сенат требует, чтобы сделали исключение и переизбрали меня. Я полезен Риму, видишь ли, - и все об этом знают.
Марий говорил очень тихо, и Гай был рад такой доверительной беседе. Теперь ему было ясно, почему отец с опаской относился к этому человеку. Марий как молния в летнюю грозу - невозможно угадать, куда ударит в следующий раз. А сейчас Марий держал на ладони весь город, и Гаю хотелось быть там же, в центре событий.
Еще задолго до городских ворот до них стал доноситься рев толпы. Когда они встали у сторожевой башни, звуки затопили их бесформенной мощной волной. Городская стража приблизилась к золотой повозке, и Марий поднялся навстречу. Стражники в начищенных доспехах и нарядной одежде держались торжественно.
- Ваше имя и цель посещения, - вопросил один.
- Марий, командир Перворожденного легиона. Я пришел провести триумф на улицах Рима.
Стражник чуть-чуть покраснел, и Марий ухмыльнулся.
- Можете войти в город, - произнес стражник, отходя назад и делая жест, чтобы открыли ворота.
Марий сел и наклонился к Гаю.
- По обычаю я должен был попросить разрешения, но сегодня слишком замечательный день, чтобы кланяться городской страже, не способной прославиться в легионах… Впускайте!
Он подал сигнал, и снова по всему войску разнеслось пение рогов. Ворота открылись, и из-за них показалась взволнованно кричащая толпа. Шум молотом ударил по легиону, и вознице Мария пришлось крепко дернуть за поводья, чтобы кони двинулись дальше.
Перворожденный вошел в Рим.
- Сейчас же вылезай из постели, если хочешь посмотреть на триумф! Все говорят, как будет красиво, твои родители уже оделись, а ты все валяешься!
Корнелия открыла глаза и потянулась, не обращая внимания на покрывало, упавшее с ее золотистого тела. Ее няня, Клодия, отдернула оконные занавеси, чтобы проветрить комнату и впустить солнечный свет.
- Смотри, солнце уже высоко, а ты даже не оделась. Бесстыдница! А если бы вошел мужчина, твой отец, например?
- Отец не вошел бы. Он знает: когда жарко, я не терплю ночной одежды.
Все еще зевая, обнаженная Корнелия поднялась с постели и потянулась как кошка, выгибая спину и упираясь сжатыми кулачками в воздух. Клодия подошла к двери спальни и опустила засов на случай, если кто-то вздумает войти.
- Может, сначала искупаешься? - проворчала Клодия.
В ее голосе слышалась любовь, которую не могла скрыть никакая напускная строгость.
Корнелия кивнула и босиком прошла в комнату для купания. От воды шел пар: весь дом с самого рассвета трудится. Корнелия даже почувствовала себя немного виноватой, однако чувство вины быстро растворилось, когда она перекинула ногу через край, забралась в ванну и вздохнула. Она любила себя побаловать утром, не дожидаясь обычного дневного купания.
Клодия ворвалась в комнату с охапкой теплого белья. Эта невероятно энергичная женщина, казалось, пребывала в вечном движении. Незнакомый человек по ее одежде и манерам не догадался бы, что она рабыня. Даже ее драгоценности были настоящими, а одежда - богатой.
- Быстро! Вытирайся вот этим и надевай мамилларе.
Корнелия застонала.
- Эта повязка слишком тесная для такой жары!
- Зато через несколько лет твои груди не обвиснут как пустые мешочки! - фыркнула Клодия. - Тогда порадуешься, что ее носила. Вставай! Вылезай из воды, ленивица! Сбоку стоит вода, прополощи рот.
Пока Корнелия промокала кожу полотенцем, Клодия разложила ее одежду и открыла множество маленьких серебряных коробочек с красками и маслами.
- Одеваемся, - сказала она, опуская длинную белую тунику на вытянутые руки Корнелии.
Девушка потрясла руками, чтобы туника упала, и села за стол, поставив перед собой овальное бронзовое зеркало.
- Хорошо бы завить волосы, - задумчиво сказала она, зажав прядь пальцами - густую, цвета темного золота, но прямую.
- Тебе не пойдет, Лия. И сегодня некогда! Твоя мать и ее орнатрикс уже наверняка все закончили! Мать будет тебя ждать! Сегодня ты будешь простой скромной красавицей.
- Тогда положи немного охры на губы и щеки, если, конечно, ты не хочешь намазать меня этими мерзкими свинцовыми белилами.
Клодия раздраженно фыркнула:
- Скрывать цвет лица тебе придется через пару лет, не раньше. Сколько тебе уже, семнадцать?
- Ты сама знаешь. Помнишь, как ты напилась на празднике? - улыбнулась Корнелия, стараясь не двигаться, пока ее красили.
- Я повеселилась, милочка, как все остальные. В умеренной выпивке нет вреда, я всегда так говорила. - Клодия кивнула сама себе, растирая краски. - Теперь немного порошка сурьмы вокруг глаз, чтобы мужчины думали, что они темные и загадочные, и займемся прической. Куда руки! Запомни: руками не трогать, а то размажешь.
Быстро и умело Клодия разделила на части темно-золотые волосы и собрала их сзади, открывая длинную стройную шею Корнелии. Няня посмотрела на лицо воспитанницы в зеркале и улыбнулась увиденному.
- Не пойму, почему твой отец еще не нашел тебе мужа! Чего-чего, а привлекательности тебе не занимать.
- Он сказал, что я могу выбрать сама, а мне еще никто не понравился, - ответила Корнелия, касаясь шпилек в волосах.
Клодия поцокала языком.
- Твой отец - хороший человек, но надо жить, как принято. Пусть найдет тебе молодого человека с будущностью. У тебя будет свой дом, чтобы управлять им. Думаю, тебе это понравится.
- Тогда я возьму тебя с собой. А то мне будет тебя не хватать, как… как наряда, который немного износился и вышел из моды, но все равно удобный, понимаешь?
- Как изящно ты выражаешь свои теплые чувства ко мне, милочка, - ответила Клодия, шлепнув Корнелию по затылку, и отвернулась за плащом.
Плащ представлял собой квадратный отрез золотой ткани, который доходил до колен. Чтобы ткань хорошо смотрелась, его нужно было правильно задрапировать. К счастью, Клодия занималась этим уже много лет и вдобавок к этому прекрасно знала, какие Корнелия любит стили и фасоны.
- Он красивый - но тяжелый, - пробормотала Корнелия.
- Как и мужчины, милочка, в чем ты скоро сама убедишься, - лукаво ответила Клодия. - А теперь беги к родителям! Мы должны выйти пораньше, чтобы выбрать хорошее место. Мы пойдем в дом друзей твоего отца.
- Отец, как жаль, что ты не дожил до этого! - прошептал Гай, когда они проходили по улицам.
Под ногами лежал темно-зеленый тростник, прикрывая все камни. Горожане нарядились в самое лучшее и яркое, отчаянно шумели, протягивали к ним руки и смотрели горящими, полными зависти глазами. Как и сказал Марий, все лавки были забиты досками. Казалось, весь город вышел на праздник, чтобы увидеть великого полководца. Гай поражался, сколько вокруг людей и как они рады. Разве они не помнят, как те же самые солдаты всего месяц назад освобождали путь мечами? Марий говорил, что они уважают только силу, и его слова подтверждали приветственные крики, звеневшие эхом по узким улочкам. Гай посмотрел направо и увидел довольно красивую женщину в окне, которая бросала ему цветы. Он поймал цветок, и толпа одобрительно взревела.