Школьные истории – это рассказы о том, что составляет содержание жизни частных мужских школ, и сами школы (в "Магните" – это "Школа Серых братьев", в "Самоцвете" – "Школа Святого Джима") представлены как старинные престижные учебные заведения вроде Итона или Уинчестера. Мальчики постарше или помладше задействованы лишь на второстепенных ролях, главные же персонажи – ученики четвертого класса в возрасте четырнадцати-пятнадцати лет. Такие как Секстон Блейк и Нельсон Ли, которые из года в год, неделя за неделей продолжают фигурировать в этих историях, никогда не взрослея. Изредка в школе появляется новый ученик или возникает какой-нибудь другой малозначительный персонаж, но в целом на протяжении последних двадцати пяти лет состав действующих лиц почти не изменился. Все главные герои – Боб Черри, Том Мерри, Гарри Уортон, Джонни Булл, Билли Бантер и остальная компания – уже учились в "Серых братьях" или "Святом Джиме" задолго до Первой мировой войны и пребывали точно в том же возрасте, что и теперь, с ними происходили в принципе такие же приключения, и разговаривали они почти точно на том же жаргоне. И не только герои, но и вся атмосфера обоих учебных заведений остается неизменной отчасти благодаря очень искусной стилизации. Истории из "Магнита" подписаны неким Фрэнком Ричардсом, в "Самоцвете" – Мартином Клиффордом, однако сага, разворачивающаяся на протяжении тридцати лет, едва ли может быть еженедельным плодом творчества одного и того же автора. А следовательно, писать их требовалось в стиле, который легко поддается подражанию, – чрезвычайно искусственном, многословном, совершенно отличном от всего того, что существует в сегодняшней английской литературе. Вот два отрывка для примера. Первый – из "Магнита":
Ругается!
– Заткнись, Бантер!
Ругается!
Затыкаться было не в привычках Билли Бантера. Он редко затыкался, хотя его частенько просили это сделать. А в данном ужасном случае толстяк Филин из "Серых братьев" совершенно не был настроен заткнуться. Он и не заткнулся! Он ругался, и ругался, и ругался не переставая.
Но даже эти ругательства не могли в полной мере передать чувства Бантера. Его чувства, в сущности, были непередаваемы.
Их было шестеро, попавших в передрягу! Ругался и сыпал проклятиями только один из шестерых. Но уж этот один, Уильям Джордж Бантер, ругался за всю компанию и даже чуть больше, чем хватило бы на шестерых.
Гарри Уортон и К° сидели на земле группой, они пребывали в недоумении и бесились. Их намылили, скрючили, обобрали, одурачили, надули!
И т. д., и т. д., и т. д.
А вот кусочек из "Самоцвета":
– Вот черт!
– А-а-й-й-й-й!!
– У-у-у-й-й-й!
– Бррррррр!
Артур Огастус сел, у него кружилась голова. Выхватив из кармана носовой платок, он прижал его к своему разбитому носу. Том Мерри тоже сел, хватая ртом воздух. Они посмотрели друг на друга.
– Чтоб я сдох! Вот так передряга, черт возьми! – пробурчал Артур Огастус. – Меня прям колбасит! Уууххх! Вот гады! Вот уроды! Трусы несчастные! Жлобы!
И т. д., и т. д., и т. д.
Эти отрывки очень типичны; почти в каждом выпуске можно найти нечто подобное, что теперь – что двадцать пять лет назад. Первое, что бросается в глаза, – невероятное многословие и тавтология (в первом из приведенных отрывков сто с лишним слов, которые с легкостью можно было бы свести к трем десяткам), явно имеющие целью растянуть историю, но в то же время способствующие созданию атмосферы. По той же причине некоторые жаргонные словечки и выражения повторяются снова и снова; например одно из самых любимых – "колбасить", часто повторяются также "гады", "намылить", "бузить". Восклицания "А-а-й-й-й!", "У-у-у-й-й-й!", "Б-р-р-р!" (когда кому-то больно) повторяются бесконечно, так же как "Ха-ха-ха!", которое порой занимает целую строчку, а то и составляет не менее четверти столбца. Жаргонные выражения вроде "Катись ты!", "Ну и колотун!", "Шевели задницей, придурок!" никогда не меняются, поэтому выходит, что сегодняшние школьники говорят на жаргоне, который устарел уже лет тридцать назад. Плюс ко всему при каждом удобном случае, к месту и не к месту, повторяются прозвища и клички. Через каждые несколько строк нам напоминают, что Гарри Уортон и К° – это Знаменитая пятерка, Бантер всегда – Толстый Филин или Филин-из-переходного, Вернон-Смит из "Серых братьев" – Прохвост, Гасси (достопочтенный Артур Огастус д’Арси) – Франт и т. д., и т. д. Заметны неустанные усилия автора непрерывно поддерживать атмосферу и делать так, чтобы каждый новый читатель сразу же понял, кто есть кто. В результате "Серые братья" и "Святой Джим" превратились в очень маленький самодостаточный мирок, мирок в себе, который никто, кому больше пятнадцати лет, не может воспринимать всерьез, но который, следует признать, врезается в память. Используя на примитивном уровне технику Диккенса, автор создает серию шаблонных "характеров", причем в ряде случаев весьма успешно. Билли Бантер, к примеру, – вероятно, один из самых известных персонажей английской литературы; по количеству читателей, знающих его, он стоит в одном ряду с Секстоном Блейком, Тарзаном, Шерлоком Холмсом и несколькими героями Диккенса.
Излишне говорить, что эти истории бесконечно далеки от реальной жизни частной школы. В них описываются события самого разного рода, но в целом эти рассказы представляют собой невинную шутку, площадной фарс, где все вертится вокруг примитивных развлечений, розыгрышей, издевательств над учителями, драк, битья розгами, футбола, крикета и еды. История, которая повторяется постоянно, – это история о мальчике, обвиняемом в проступке, совершенном другим мальчиком, но гордость не позволяет ему открыть правду. "Хорошие" мальчики здесь всегда "хорошие" в традиционном понимании английского джентльмена: они усердно занимаются спортом, моют за ушами, никогда не бьют ниже пояса и т. д., и т. д. Контрастом им выступают "плохие" мальчики – Рэки, Круки, Лоудер и другие, – которые спорят на деньги, курят и не вылезают из пабов. Все они постоянно находятся на грани исключения из школы, но, поскольку их исключение означало бы изменение в составе действующих лиц, никого из них никогда не уличают в действительно серьезных проступках. Например, сюжеты почти никогда не касаются воровства. Секс – абсолютное табу, особенно в том аспекте, в каком он действительно существует в частных мужских школах. Девочки иногда появляются в рассказах, но в сюжете очень редко возникает что-нибудь даже отдаленно похожее на флирт – все происходит исключительно в духе невинных шуток. Мальчик и девочка могут вместе совершить прогулку на велосипедах – ничего более. Поцелуи, к примеру, рассматривались бы как нечто "глупо-сентиментальное". Можно подумать, что даже плохие мальчики совершенно бесполы. У основателей "Самоцвета" и "Магнита", вероятно, было осознанное намерение отойти от темы сексуальных пороков, до того пронизывавшей литературу для мальчиков. Например, в девяностые годы в "Собственной газете для мальчиков" имелась рубрика читательских писем, изобиловавшая предупреждениями о вреде мастурбации, а такие книги, как "Школьные годы Тома Брауна", были исполнены атмосферы гомосексуальности, хотя нет сомнений, что их авторы не отдавали себе в этом отчета. В "Самоцвете" и "Магните" проблем секса просто не существует. Тема религии тоже под запретом. Если не считать выражения "Боже, храни короля!", за всю тридцатилетнюю историю этих двух газет слово "Бог", вполне возможно, не встретилось в них ни разу. С другой стороны, линия "трезвенности" всегда была очень сильна. Выпивка и по ассоциации курение считаются неприличными даже для взрослого; эти привычки обычно называются "скверными", но в то же время признается, что они соблазнительны, – своего рода суррогат секса. Если говорить о нравственной атмосфере, у "Самоцвета" и "Магнита" много общего с бойскаутским движением, зародившимся почти одновременно с ними.