Трудно установить какую-либо связь между ценой на книги и ценностью, которую человек из них извлекает. Понятие "книги" включает в себя романы, поэзию, учебники, справочные издания, социологические исследования и многое другое, и объем книги не соразмеряется с ее ценой, особенно если человек привык покупать подержанные книги. Можно потратить десять шиллингов на книгу стихов объемом в пятьсот строк, а можно заплатить шесть пенсов за словарь, к которому вы обратитесь лишь несколько раз за двадцать лет. Есть книги, которые человек перечитывает снова и снова, есть книги, которые становятся постоянной частью его знания и изменяют отношение к жизни, есть такие, заглянув в которые, он так никогда и не прочтет их до конца, и такие, которые он прочитывает за один присест и через неделю напрочь забывает о них, при этом их ценность в денежном выражении может быть одинаковой. Но если человек рассматривает чтение просто в качестве способа провести досуг, как поход в кино, тогда возможно прикинуть в общих чертах, сколько оно стоит. Допустим, вы не читаете ничего, кроме романов и "легкой" литературы, и прочитываете каждую купленную книгу, тогда вы будете тратить – при цене восемь шиллингов за книгу и четырех часах, которые уйдут на ее чтение, – два шиллинга в час. Это приблизительно равно стоимости одного из самых дорогих мест в кинотеатре. Если вы сосредоточены на более серьезных книгах и все, что вы читаете, вами куплено, то ваши расходы будут примерно такими же. Можно тратить на книги больше, но тогда и времени на их чтение потребуется больше. В любом случае после прочтения книги будут по-прежнему вам принадлежать, и продать их можно будет за треть заплаченной вами суммы. Если вы покупаете только подержанные книги, ваши расходы, разумеется, намного меньше: вероятно, реально оценить их в шесть пенсов в час. С другой стороны, если вы не покупаете книг, а только берете их в платной библиотеке, чтение обойдется вам около полупенни в час; а если вы берете их в публичной библиотеке, оно вообще почти ничего не будет вам стоить.
Я сообщил достаточно, чтобы показать, что чтение – одно из самых дешевых развлечений, разве что второе после слушания радио – то самое дешевое. Между тем сколько денег на самом деле британская публика тратит на книги? Мне не удалось обнаружить никаких цифр, хотя не сомневаюсь, что они существуют. Но я знаю, что до войны у нас издавали около пятнадцати тысяч книг в год, включая переиздания и школьные учебники. Если продавалось, скажем, десять тысяч экземпляров каждой книги – даже если учитывать школьные учебники, это скорее всего несколько завышенная цифра, – то средний человек, напрямую или косвенно, покупал примерно три книги в год. Общая стоимость этих трех книг могла составить один фунт, а то и меньше.
Все приведенные мною цифры приблизительны, и я был бы благодарен, если бы кто-то смог их для меня скорректировать. Но если мои оценки хоть как-то приближаются к реальным, едва ли они могут служить предметом гордости для страны, в которой грамотность составляет почти сто процентов, но в которой средний гражданин тратит на сигареты больше, чем индийский крестьянин вообще зарабатывает на жизнь. И если потребление книг остается у нас на таком же низком уровне, как и прежде, давайте по крайней мере признаем, что происходит это потому, что чтение – менее увлекательное времяпрепровождение, чем посещение собачьих бегов, кино и пабов, а не потому, что книги – купленные ли, взятые ли взаймы – слишком дороги.
"Трибюн", 8 февраля 1946 г.
У вас перед носом
Согласно многим недавним заявлениям в прессе, у нас почти, если не полностью, невозможно добывать столько угля, сколько требуется для внутренних нужд и экспорта, потому что мы не можем привлечь достаточное количество рабочих в шахты. На прошлой неделе я видел статистику, согласно которой ежегодный "отток" рабочей силы из шахт составляет шестьдесят тысяч человек, а ежегодный приток новых рабочих – десять тысяч. Одновременно с этим – и порой на той же полосе той же газеты – утверждается, что использовать в этих целях поляков или немцев нежелательно, поскольку это может привести к безработице в угольной промышленности. Такие заявления не всегда исходят из одного и того же источника, но очевидно, что у многих людей столь противоречивые идеи в определенный момент могут сосуществовать в голове.
Это лишь один пример образа мышления, чрезвычайно распространенного сегодня, а может быть, и всегда бывшего распространенным. Бернард Шоу в предисловии к пьесе "Андрокл и лев" цитирует первую главу Евангелия от Матфея, которая начинается с утверждения, что Иосиф, отец Иисуса, ведет происхождение от Авраама. В первом стихе Иисус описывается как "Сын Давидов, Сын Авраамов", и на протяжении последующих пятнадцати стихов разворачивается генеалогия рода, а потом, через один стих, объясняется, что на самом деле Иисус не происходит от Авраама, поскольку не является сыном Иосифа. В этом нет никакой трудности для человека верующего, говорит Шоу и приводит в качестве аналогии беспорядки, устроенные в лондонском Ист-Энде приверженцами претендента Тичборна, возмущавшимися тем, что британского рабочего лишают его прав.
В медицине такой способ мышления, кажется, называется шизофренией; в любом случае это способность одновременно придерживаться двух взаимоисключающих убеждений. Близко примыкает к этому способность игнорировать факты очевидные и непреложные, которым рано или поздно придется посмотреть в лицо. Этот порок особенно пышно процветает в нашем политическом мышлении. Позвольте мне достать из шляпы несколько образцов. По сути своей, они никак между собой не связаны: это примеры, выбранные почти наугад и демонстрирующие простые безошибочные факты, от которых пытаются откреститься люди, другой частью мозга отлично отдающие себе отчет в их существовании.
Гонконг. За много лет до начала войны все, кто знал положение дел на Дальнем Востоке, понимали: наши позиции в Гонконге шатки, и, как только начнется большая война, мы их утратим вовсе. Это знание, однако, было настолько невыносимым, что одно правительство за другим продолжало цепляться за Гонконг вместо того, чтобы отдать его китайцам. За несколько недель до нападения Японии туда были даже переброшены свежие войска, которые были неминуемо и бессмысленно обречены попасть в плен. Потом разразилась война, и Гонконг сразу же пал – как и должно было произойти, о чем знали все.
Воинская повинность. В течение нескольких довоенных лет почти все осведомленные люди выступали за противостояние Германии; при этом большинство из них одновременно было против роста вооружений, которое позволило бы сделать это противостояние эффективным. Мне хорошо известны аргументы, которые выдвигаются в защиту этого парадокса; некоторые из них небезосновательны, но главным образом это просто юридические отговорки. Даже когда шел уже 1939 год, Лейбористская партия голосовала против обязательной воинской повинности; вероятно, это сыграло свою роль в заключении русско-германского пакта и, безусловно, оказало катастрофическое воздействие на моральное состояние общества во Франции. Потом настал 1940 год, и мы чуть не погибли из-за отсутствия большой эффективно действующей армии, которая могла бы у нас быть, только если бы мы ввели воинскую повинность по меньшей мере тремя годами раньше.
Уровень рождаемости. Лет двадцать – двадцать пять назад понятия использование противозачаточных средств и просвещенность считались почти синонимами. До сего дня большинство людей стараются доказать – доказательства бывают по-разному выражены, но всегда горячо сводятся к более-менее одному и тому же тезису, – что большие семьи невозможно содержать по экономическим причинам. В то же время широко известно, что уровень рождаемости в слаборазвитых странах самый высокий, а среди нашего населения он выше всего в самых низкооплачиваемых слоях. Утверждается также, что менее многочисленное население означает меньшую безработицу и большее благополучие для каждого, между тем как с другой стороны хорошо известно: сокращающееся и стареющее население оказывается перед лицом бедственных и, вероятно, неразрешимых экономических проблем. Разумеется, цифры приблизительны, но вполне правдоподобны: всего через семьдесят лет численность населения в нашей стране достигнет около одиннадцати миллионов, и более половины его составят престарелые пенсионеры. Поскольку – по разным причинам – большинство людей не хотят иметь большие семьи, эти грозные факты существуют где-то на периферии их сознания, известные и как бы не известные им одновременно.